— Хорошо, — улыбаюсь. — А у тебя?

— По-разному, — отмахивается. — Ты замуж еще не вышла?

— Нет, — бормочу, поправляя волосы. — А ты?

— Нет, — понимающе улыбается она.

Замолкаем, и я допиваю свой кофе, снова глядя в окно.

Не думаю, что она меня понимает. Эта тема задевает одну из моих внутренних струн. Ту, которая звучит, как орущая в трубе кошка. Раньше эта струна была просто раздражающей, а теперь она натягивает мои нервы, и мне хочется ее перерезать.

Я уже три дня в городе, но единственный человек, которого я жажду увидеть больше всех других, продолжает упорно молчать. Это нагоняет на меня отвратительную хандру, потому что я знаю — мы не сможем балансировать в таком состоянии вечно.

Моя жизнь превратилась в какое-то поле чудес, на котором один день без Стрельцова идет за три. Будто от него у меня химическая зависимость!

Если я приду к нему сама, мне придется бросить к его ногам все свои знамена. Я уже не знаю, чего боюсь больше — впустить его в свою жизнь или когда-нибудь его потерять. Вокруг себя я видела крушение такого количества отношений, что вообще перестала в них верить.

Я не сомневаюсь — Глеба не волнуют чужие примеры. Этот человек не тратит свое время на то, чтобы оглядываться на других. На капризы тоже не тратит, поэтому, когда лежащий на столе телефон начинает звонить, я даже не удивлена, черт возьми!

Глядя на экран, я напрягаюсь с головы до пят.

Знаю — если господин Стрельцов звонит мне сам, это значит, что меня ожидает очередной раунд противостояния его железобетонным “яйцам”, по которым, кажется, больше никогда не позволю себе топтаться. Одного раза мне было достаточно, чтобы понять — сделать это еще раз он не позволит. В нем есть гордость, и это та часть его характера, которая влечет меня, как и все остальные

Схватив со стола телефон, быстро говорю:

— Извини.

Встаю из-за стола и выхожу из кафе, давая себе секунду на то, чтобы успокоить волнение.

— Да? — отвечаю на звонок.

— Нужно поговорить, — коротко говорит Стрельцов.

— Обожаю разговоры, — тяну сладким голосом.

— Где тебя забрать? — не реагирует.

Спокойствие в его голосе проецируется на меня в перевернутом виде. Когда он такой спокойный, это значит, что у него все под контролем. Когда у него все под контролем, это значит, что у меня самой ни черта не под контролем.

Сжав пальцами перила ограждения, бормочу тихо:

— Прямо сейчас?

— Было бы идеально, — отзывается Глеб.

Черт…

Обернувшись, бросаю взгляд на кафе, но мне не стоит искать поддержки у пространства. Я уже не сомневаюсь в том, что мой любимый мужчина собирается загнать меня в гребаный угол, потому что, в отличие от меня, разговоры о погоде не его конек.

— Я в ТЦ… — запрокинув голову, прикрываю глаза.

— Подъеду к первому выходу минут через двадцать.

Сказав это, он кладет трубку, оставляя меня один на один с моими терзаниями.

Черный джип “вольво” тормозит напротив первого входа за секунду до того, как автоматическая дверь выпускает меня на улицу и поток встречного ветра подхватывает лежащие на плече волосы.

К своему удивлению вижу за рулем внедорожника Стрельцова.

Это неожиданность, но не настолько сильная, чтобы отвлечь меня от разглядывания его немного заросшего лица с правильными, грубоватыми и такими притягательными чертами, когда, пробежав под дождем, я забираюсь в салон машины.

— Черт… — бормочу, стряхивая с пиджака и волос холодные капли.

Подняв глаза, смотрю на водителя.

В сером свете дождливого дня его глаза выглядят зелеными и яркими. Под расстегнутой короткой кожаной курткой на нем белая рубашка, заправленная в синие джинсы, на ногах у него обычные кроссовки. Ничего, черт возьми, особенного, но в моем чокнутом понимании он выглядит горячо и невозможно сексуально.

Положив на руль одну руку, он изучает меня в ответ.

Проходится глазами по моему телу, одетому в клетчатый брючный костюм, по моему лицу и волосам.

Не знаю, что у него на уме, ведь выглядит он непрошибаемым. Слишком решительным, чтобы я могла расслабиться и откопать в себе хотя бы горстку сил на сопротивление. Я знаю, что обидела его, и знаю, что должна извиниться. Об этом твердит здравый смысл, но по факту я трушу сделать это, потому что если сделаю, то признаю свое полное поражение. Все что я могу — пытливо смотреть в его лицо, наслаждаться тем, что мы внутри замкнутого пространства, и кроме нас здесь никого нет.

— Тебя можно поздравить? — имею в виду его новую машину.

Выбор настолько рациональный и в его стиле, что в очередной раз понимаю — если мужчины и женщины с разных планет, то мы с ним из разных галактик, потому что рациональные покупки я делаю только тогда, когда заказываю на дом продукты. Волшебство ситуации заключается в том, что мои колени слабеют каждый раз, когда удается вытряхнуть его из этой непрошибаемой шкуры. Каждый раз, когда он теряет над собой контроль я… теряю его вместе с ним.

— Да, — мотнув головой, смотрит вперед. — Пристегни ремень.

Пока выполняю эту “просьбу”, машина трогается и, обогнув парковку, выезжает на дорогу.

— Куда тебя отвезти? — интересуется, бросив на меня неторопливый взгляд.

Врезавшись в его глаза своими, чувствую, как поднимается по телу тепло.

Я безумно хочу его поцеловать. Он, кажется, читает мои мысли. Опускает глаза на мои губы, но быстро возвращает их на безопасный уровень, постукивая по рулю пальцами.

— Домой, — говорю еле слышно.

Кивнув, он делает погромче радио, ясно давая понять, что не намерен болтать. Откинувшись на сиденье, исподлобья наблюдаю за тем, как по лобовому стеклу катятся капли дождя.

У нас уходит пятнадцать минут на то, чтобы добраться до моего дома.

Порывшись в сумке, нахожу пульт от ворот, и Глеб въезжает во двор.

В разгар рабочего дня внутри полно свободных мест, но, вместо того, чтобы припарковать машину, он просто притормаживает у тротуара, явно не собираясь задерживаться надолго.

Кошусь на него, повернув голову.

— Как отдохнула? — спрашивает, задумчиво глядя перед собой.

Откуда он знает, я не спрашиваю. Меня уже не удивляет то, что в моей жизни он повсюду. Единственное, что мне осталось до него донести — возможно, это плохо для нас обоих.

— Хорошо, — отвечаю ему.

Отстегнув ремень и перегнувшись через коробку передач, открывает бардачок.

На мои колени опускается безликая картонная папка.

Хлопнув бардачком, Глеб возвращается в свое кресло и поясняет:

— Здесь материалы по порче твоей машины. Записи с камер, допрос подозреваемого. Кстати говоря, парень, племянник твоей знакомой Елены Миллер, она же конечный заказчик. Он сильно струхнул, так что готов пройти по делу свидетелем. Там есть контакты очень толкового адвоката. Это мой товарищ…

— Глеб… — выдыхаю, сжимая в руках эту проклятую папку.

— Это твое, — перебивает. — Можешь выбросить, можешь воспользоваться. Делай, что захочешь.

Его голос звучит резко, и это снова напоминает мне об обстоятельствах нашей последней встречи. О том, почему я не хотела, чтобы он влезал в это дело.

Посмотрев на него, чувствую, как подкатывает к горлу ком.

— У нас с ним ничего нет, — говорю хрипловато.

— Дым без огня? — переводит на меня непроницаемые глаза.

Но в их глубине я вижу затаенные эмоции, от которых внутри меня нарастает предательская паника.

Он зол.

Зол на меня.

Он считает, что я трахалась с Миллером за его спиной.

Дыхание сбивается, и на место панике приходит злость.

— Мы встречались еще студентами, — говорю ему. — Расстались, и он женился на моей подруге. Я не видела его почти семь лет. С тех пор как окончила институт. Полгода назад он вернулся в город и… возглавил “Медиахолдинг”...

— И чувства вспыхнули вновь? — усмехается Стрельцов.

Видеть его таким циничным — что-то новое для меня. И болезненное, потому что непробиваемый капитан вдруг решил, будто все время был вторым номером. Будто хотя бы на пять секунд он мог стать для меня вторым номером!