Завидев меня, он сбавляет шаг и слегка меняет свое направление.

— Привет, — кивает, пристально посмотрев в мое лицо. — Хорошо выглядишь.

Это странно, учитывая то, как меня мутит от запаха расположенного рядом фаст-фуда.

— Привет, — чуть вскидываю подбородок. — Ты тоже хорошо выглядишь.

Неловкость между нами как мелкая рябь в воздухе. Раньше ее не было, но все меняется. В любом случае, я не собираюсь обсуждать с ним погоду.

— Как дела? — спрашивает со сдержанной, но искренней улыбкой.

На мне ботинки на плоской подошве, поэтому, чтобы смотреть в его глаза, приходится слегка задрать подбородок.

— Хорошо, — вру, сжимая пальцы в карманах пальто. — Слушай… я ищу твоего друга. Стрельцова. Не в курсе, где он сейчас работает? Кажется, у него какой-то бизнес… — растягиваю губы в ответной, абсолютно фальшивой улыбке.

Проще всего было спросить у его друга напрямую, но мне вдруг хочется узнать о нем что-нибудь исподволь.

Почесав пальцем кончик носа, Романов откашливается и раздражающе медлит.

— Кхм… почему ты не спросишь у него?

— Не твое дело, — отвечаю со сладостью в голосе.

Опустив глаза, издает тихий смешок. Снова посмотрев на меня, резюмирует:

— Исчерпывающе.

— Так что? — подталкиваю его.

— Насколько я знаю, сейчас он ищет новое помещение для своего бизнеса. Поэтому вряд ли ты застанешь его на конкретном месте, — дает раздражающе расплывчатый ответ.

— Что… мм… за бизнес?

Помедлив еще немного, говорит:

— Частное охранное предприятие.

— О… — перевариваю информацию. — Хм…

— Что-нибудь еще? — спрашивает любезно.

— У него есть родственники? — интересуюсь между делом.

— У него есть сестра, — поясняет все так же любезно.

— Надо же, — театрально закатываю глаза. — Может еще и брат?

— Нет, — смотрит на меня. — Только сестра. Родители погибли пятнадцать лет назад. Больше у них близких родственников нет.

Это откровение выбивает меня из колеи. Чтобы его переварить, беру пару секунд.

Все… все, что я о нем знаю, так укладывается в его образ. А это… боже… это тоже укладывается. Произведя в голове приблизительные подсчеты, я представляю Глеба подростком, лишившимся родителей, и вдруг чувствую предательское щипание в носу.

Да что же это за черт!

— И… где она. Его сестра? — спрашиваю дурацким тонким голосом.

Склонив набок голову, Романов объявляет:

— Я на ней женат.

Непроизвольно приоткрыв рот, лихорадочно вспоминаю образ рыжей беременной девчонки. Двадцатилетней студентки. Полгода назад вокруг них двоих разгорелся грандиозный скандал. Я даже не знала, существует ли она в реальности, потому что Романов прятал ее ото всех. Даже от своей семьи.

Боже…

Его сестра?!

— Как ее зовут? — спрашиваю тихо.

Дернув губы в лёгкой улыбке, отвечает:

— Люба.

— Ясно…

Кажется, я получила больше, чем хотела. Не желая вдаваться в объяснения, просто разворачиваюсь.

— Пока, — бросаю на ходу, направляясь к выходу из торгового центра.

Еще пара бессмысленных кругов по городу, и это выматывает окончательно. Когда возвращаюсь домой, на часах почти шесть вечера, у меня отличный повод сделать перед отцом вид, будто весь этот день я провела, работая.

Не найдя парковочного места во дворе, оставляю машину за воротами и выхожу из нее в не самый уютный осенний вечер.

Багажник моей машины припорошен мелкими и желтыми листьями стоящей во дворе березы. Когда достаю из него два огромных пакета с продуктами, они кажутся неподъемными. Опустив их на пол в лифте, прижимаюсь виском к зеркальной стене и прикрываю глаза.

Всего месяц назад моя жизнь была упорядоченной. У меня были планы. Все стояло на своих местах. В девятнадцать ничего подобного мне было не нужно, а в двадцать девять я свое же отражение, только теперь у меня пара морщин на лбу и очень большой шрам на сердце. Вся штука в том, что он больше не болит. Совсем. Не знаю, когда это произошло, но мне уже неделю ни до чего нет дела, кроме моего будущего.

Бросив пакеты на пол в прихожей, снимаю сапоги.

Клацанье когтей о плитку извещает о появлении щенка. Его хозяина, очевидно, в доме нет, как и света в комнатах.

— Брысь… — пытаюсь отпихнуть его от пакетов. — Как тебя там…

Громко тявкая, крутится у моих ног.

Сняв пальто, откапываю в пакете стебли сельдерея и ухожу на кухню, где тщательно их промываю, а потом с хрустом кусаю. Я с утра хотела чего-то, сама не понимая чего. Кажется, я хотела сельдерея, потому что ем его с аппетитом.

Откусывая еще, неожиданно для себя замечаю, что “мастерская” моего отца свернулась. На балконе идеальный порядок. Клеенка, которой он был увешан, исчезла. Мольберт и другое оборудование тоже. Покрутившись вокруг своей оси, не нахожу и других признаков его присутствия.

Если это означает, что отец готов сняться с места, удержать его я не могу, но это навевает грусть. Так всегда бывает, когда ему пора. Но он всегда возвращается и никогда не исчезает, не попрощавшись.

Устало размешивая ложкой чай, сажусь за стол и тут же вздрагиваю, потому что квартиру сотрясает классическая мелодия дверного звонка.

Уронив ложку, встаю со стула.

У отца есть ключи, а мои соседи за солью никогда не придут, потому что живут за границей.

От радости меня буквально трясет. Кажется, я страдаю не одна. Мелочь, а приятно!

Выйдя в коридор, достаю из ящика расческу и распускаю волосы, которые успела собрать в пучок. Быстро прохожусь по ним мягким ворсом расчески и отправляю ее обратно, захлопнув ящик.

Разочарование накатывает в тот момент, когда заглядываю в глазок и вижу в нем Миллера. Злость вспыхивает адским пламенем, когда поворачиваю замок.

— Что тебе надо? — рычу, открыв дверь.

На нем серое пальто поверх делового костюма. Глаза пристально осматривают меня с головы до ног. Смотрит в мое лицо, когда сообщает:

— Поговорить. Впустишь?

Приложив к вискам пальцы, закрываю глаза. Сделав глубокий вдох, предупреждаю:

— Если она за тобой следит…

— Марго, — обрывает раздраженно. — Можно мне войти?

— Ты умный человек, — вскидываю подбородок, чтобы смотреть в его глаза. — Похоже, что я тебя ждала? Или что хотела тебя видеть?

В ярком освещении лестничной площадки вижу, что за всем его лоском и дорогой одеждой стоит усталость в виде щетины на подбородке и легких кругов под глазами. Но я не собираюсь его жалеть. Для этого у меня нет ресурсов. Никаких. У меня нет для него ресурсов, черт возьми. Они закончились давным-давно.

Я слишком долго не могла понять, что нельзя вернуть прошлое, а теперь… я не хочу его возвращать.

— Я ненадолго, — настаивает, давя на меня взглядом.

— У тебя пять минут, — предупреждаю, отходя в сторону.

Держа руки в карманах пальто, он проходит внутрь. Смотрит на сваленные у своих ног пакеты и на щенка, обнюхивающего его до блеска начищенные туфли.

Когда-то я хотела сказать ему очень много. Я миллион раз составляла в голове наш диалог, а сейчас ничего не могу вспомнить. Ни одного чертового слова.

— Я развожусь, — сообщает он вдруг.

— Сочувствую, — произношу хриплым голосом.

Боль пронзает сердце. Резкая, но короткая.

Я ждала этих слов так долго, что они уже давно перестали иметь для меня значение. Но та “я”, которой двадцать один и которая беременна, та “я”, кажется, все еще их ждет. Испуганная, но храбрящаяся. С положительным тестом на беременность в дрожащей руке и полным непониманием «что делать» в голове.

К тому моменту он был женат целых две недели.

Мои глаза топят слезы, но они как очищение.

Я хочу избавиться от этого раз и навсегда. Хочу избавиться от этого мужчины, потому что больше его не люблю, а он никогда не любил никого, кроме себя самого.

— Марго… — сделав шаг, протягивает ко мне руку, но я шарахаюсь от нее, как от чумы.