Он усмехнулся.

— Какие у тебя планы на праздник? Может, приедешь на мою вечеринку? Ты же не дашь пройти карнавалу без танцев? Нужно веселиться, милый!

Иногда я думаю, что в Сладком сердечке слишком много местного колорита. Когда я сел на табурет рядом с Моникой, она приподняла голову. Чико, всегда старавшийся избегать чужих разговоров, отошел в сторонку, дав нам шанс на личную беседу.

— Привет, — сказала она. — Выглядишь круто. Лестница в Небо?[2] Туда и обратно?

— Не стихи делают эту песню хорошей, а гитарное соло. Но ты права. Я только что оттуда.

Мне было интересно, знала ли она что-то о новом стажере. Но я не хотел выдавать ей подробности своей беседы с Мулом.

— Где Сэм?

— И его верный спутник Мини-Сэм? Они не появлялись здесь. Сандерс и Элвис поспорили, как быстро может бегать броненосец. Полчаса назад они уехали в зоопарк. Кул получил клиента в Испанском квартале. С тех пор больше ничего не происходило. Я ненавижу спокойную жизнь.

Она посмотрела на меня с забавным прищуром, возможно, гадая, почему я сел рядом с ней и напросился на разговор. Не так давно мы с Моникой прошли через маленький разрыв отношений, и некоторые мои участки кожи остались содранными до крови, если вы понимаете, что я хочу сказать. Это долгая история. Теперь, естественно, она подозревала меня в дурных намерениях. Проклятье! Большую часть времени я сам относился к моим намерениям с огромным подозрением.

— Кстати, ты знаешь, что нового стажера направили к нам прямо из Залов записей? — поинтересовался я.

Она засмеялась.

— И ты решил выяснить, что я слышала о нем? Извини, Бобби, но почему тебя волнует новичок? Его приставили к Сэму, а не к тебе.

Моника поднялась на ноги.

— Хочешь какую-нибудь песню?

На миг я подумал, что Нэбер собиралась запеть, но она направилась к музыкальному аппарату.

— Только ничего такого, что вызывает головную боль.

Как она шла через зал! Великолепная фигура. Мы называли ее Моникой, потому что она была не только темноволосой красавицей, но и авторитарной «мамочкой» для всей нашей компании — точь-в-точь как ее тезка в сериале «Друзья». Ну а Нэбер… Некоторым трудно произносить имя Нэхебарот. Она была хорошей женщиной, не считая того, что постоянно выбирала плохих мужчин — я служил тому главным примером. Однажды другая женщина сказала мне, что, когда я становлюсь угрюмым, это «похоже на общение со сварливым котом, который позволяет кормить себя, но все остальное считает запрещенным Небесами». А ведь в то время, когда она говорила это, мы были довольно дружны.

Бар нежился в редком моменте безмолвия, когда античный музыкальный автомат вдруг щелкнул, зажужжал и засиял огнями. Одна из пластинок скользнула на диск проигрывателя, и игла опустилась. Я всегда считал музыкальный ящик «Циркуля» неким подобием метафоры о том, что каждая душа в Божьем царстве имеет значение. Но мне и в голову не приходило, что этот древний механизм тщеславия действительно работал.

Когда Моника пошла обратно мимо пустых столиков, зазвучал «Гаитянский развод» Стили Дэна. Нэбер призывно пританцовывала при ходьбе. Внезапно я подумал, что еще совсем недавно я видел ее не подозрительной, а флиртующей, хотя уже забыл, на что это было похоже. Помню, она сидела на том же табурете у стойки и пила «май тайс» или какой-то другой тропический яд. И она тогда была готова на любой опасный поступок. Она выглядела очень доступной.

— Ну, что же ты ждешь, бедняжка? — спросила она, присаживаясь рядом и все еще вращая плечами в такт музыки. — Если бы ты был чуть веселее, милый, этим вечером с тобой могло бы приключиться что-то нежное и прекрасное.

Игривый голос. Ностальгия. Ситуация все больше усложнялась. Некоторое время назад мы не могли насладиться друг другом. Потом все закончилось большим пожаром, с криками и руганью, с беготней по холмам. Я, нынешний, стал ее бывшим. Поэтому не было ни одной возможности, чтобы я снова погрузился в тот ад — разве что упившись до помутнения рассудка. Кстати, в этот день я не выпил ни одного спиртного напитка.

И тогда, в то самое мгновение, словно доказывая, что Всевышний по-прежнему любил маленького Бобби Доллара, в моем кармане зажужжал телефон. Моника сердито посмотрела на мои вибрирующие брюки.

— Я почему-то не верю, что ты рад меня видеть.

— Нужно принять звонок. Это работа, сама понимаешь.

— Езжай и насладись своим счастьем, сахарочек! — крикнул Сладкое сердечко.

Я не совсем понял, что он имел в виду.

— Проклятье, — проворчал я, глядя на экран. — Алиса написала, что вызов предназначался Сэму. Она не нашла его и поэтому перенаправила клиента мне. Похоже, меня ожидает свидание со «старым денежным мешком».

Моника старалась выглядеть веселой, хотя я мог бы поклясться, что она была разочарована. Это заставляло меня нервничать. А вдруг она подумает, что я снова испортил прекрасную возможность? Тогда она может простить и отпустить меня в свободное плаванье. И если Нэбер поступит так — пусть даже с некоторой выгодой, — «Циркуль» станет для меня горячим местом.

— Ты поедешь в Вудсайд? — спросила она.

Это был дальний пригород у холмов, где лошади имели больше прав, чем люди.

— Да, на равнину. Район Пало Альто.

Она вздохнула, выпрямила спину и подтянула к себе бокал с напитком.

— Тогда желаю тебе сломать ногу. Хотя нет, сегодня я щедрая. Желаю тебе сломать обе ноги.

Я печально кивнул и оставил Монику наедине с ее бокалом. Возможно, телефонное сообщение спасло нас обоих от большой беды. Или, по крайней мере, уберегло ее от очередного разочарования. А для меня, как вы уже поняли, это стало началом новой истории.

* * *

Я часто подшучивал над скучной машиной Сэма, но, честно говоря, имелось еще несколько блуждавших в неведении душ, которые не восторгались моим изготовленным на заказ «Матадором '71». Казалось, что они не замечали его прекрасную латунную отделку, необычную покраску и пестрый дизайн интерьера. Фактически кто-то из них (возможно, Моника Нэбер) однажды обозвал его «автомобилем для малообеспеченных подростков». Но каждый ценит что-то свое собственное. Я знал, что хотел от машин. На своем «Матадоре» я мог врезаться в танк на шестидесяти милях в час, и мотор продолжил бы работать. Я предпочитаю использовать прочную технику. Умирать никому не хочется — даже в третий или четвертый раз.

В дневное время в Сан-Джудас лучше ездить по кольцевым шоссе, чем по центральным магистралям. Через двадцать минут я уже двигался на восток по Университетскому проспекту, и мой путь проходил через элегантный район, где даже пальмы имели собственных врачей. (Я не обманываю вас. Ассоциация общины Пало Альто нанимала особых специалистов, которые раз в месяц карабкались на деревья и проверяли орехи на гниль и жучков.)

По обеим сторонам проспекта возвышались роскошные здания. За ними начиналось элитарное жилищное товарищество. Под словом «элитарное» я подразумеваю дома «по миллиону долларов минимум». Здесь, в тихом окружении, богатые люди радовались жизни и своим деньгам: владельцы стэнфордских квасцов и корпоративные «шишки» старой школы. (Новые миллионеры и так называемые «молодые деньги» Силиконовой долины селились в современных фешенебельных районах города — вокруг Атертон-парка или около «Берегов».)

Дом клиента располагался на одной из боковых улиц — особняк в стиле «Тюдор» и пол-акра лужаек и живых оград. На длинной подъездной дорожке стояли два фургона полицейского управления и машина «Скорой помощи». Дверь гаража была открыта. Пара парней в медицинских халатах, с кислородными масками на лицах, вытаскивали труп из дорогого автомобиля — новейшего образца заморской инженерии. Когда они уложили тело на носилки, я бегло осмотрел покойного. Седовласый мужчина кавказской наружности, аккуратно пострижен, одет в халат и пижамные брюки. Его кожа имела розовато-пурпурный оттенок — характерный симптом отравления угарным газом.