Старый паук осторожно подошел к Верзуну, тронул за локоть, стараясь привлечь внимание. Его раскосые глаза были полны грусти.

— Господин! — слова лились рекой искренности -Мы хотим признаться в страшном поступке. Мы уничтожили племя Горных Тюльпанов. Плохой человек соблазнил нас обещаниями богатой пищи, и мы не устояли. Десять прекрасных Тюльпанов было съедено, племя было погублено нашей кровожадностью. Я не ищу оправданий нашему поступку. За годы жизни на реке Овечка, борьбы с прожорливыми пирановцами мы сами стали подобны им. Солнцеликие Боги завещали нам свой Свет, но мы выбрали Тьму. Горе нам, братья!

По синеватым щекам старика заструилась влага, он взвыл нечеловеческим голосом. Пауки дружно подвывали, правда без слез. Маленький сто двадцать пятый подбежал к старику, обнял его всеми восьмью лапками и закричал:

— А еще вы не хотели называть меня Морковкой!

— Да, мы не хотели.

Пауки все больше расстраивались, на глазах некоторых особей женского пола показались слезы. Оказывается, они были такими плохими! Сколько лет живут, и никто им об этом не сказал. Старик продолжил речь:

— Но мы можем вернуть Свет в наши сердца. Мы больше не будем убивать людей и нелюдей. Станем есть только рыбу.

— Да, только рыбу, — вяло поддержало его племя.

— И пирановец.

— И их тоже, — чуть взбодрились пауки. — Из них можно столько блюд приготовить. Пирановцы жареные, варенные, в сметанном соусе, с луком, в сухарях, запеченные с грибами…

— Достаточно, братья, — старик остановил их одним движением руки. — Ибо все наше будущее в руках бессмертного могучего непобедимого Верзуна. На колени, ничтожные братья мои!

Верзун задумчиво смотрел на падающих с дерева Пауков. Некоторые метко падали на колени и застывали в ожидании, другие, не такие везучие, падали на пятую точку. Точка издавала странно знакомый звук. На опушке неприятно запахло.

Селена почему то покосилась на Гее, молодой тролль обиделся. Как всякий цивилизованный тролль, он позволял себе пукать только за обеденным столом. Тлж покосился на Гее, хмыкнул, он-то не упустил возможности нарушить этикет троллей, под шумок добавил свой запах к паучьему.

Когда Пауки слегка утихомирились Верзун заговорил:

— Пауки, ваша вина безмерна.

Пауки задрожали, с ужасом представляя свою участь. Верзун продолжил свою речь.

— Думаю, в искупление вины мне придется отдать приказ отрубить вам по одной паре рук. Другую пару рук сожгут на медленном огне…

Пауки старались зарыться в землю. Некоторые были испуганы до такой степени, что клялись, если выживут, не будут, есть даже рыбу, только зеленую травку.

Тхаре тоже было не по себе, каждое слово Верзуна ложилось на ее плечи тяжким грузом. Произнося приговор, могучий нелюдь не сводил с полузверя тяжелого взгляда. Словно она, Тхара, будет исполнять приговор. Корделия ее подруга, только вот сможет ли она защитить бедняжечку Тхару от тирании Верзуна? Полузверь посмотрела в холодные глаза нелюдя. Бр-р-р. Не станет она оставлять свою драгоценную персону на волю случая. Тем более, сейчас, когда Верзун явно в гневе. Лучше потом в спокойной обстановке встретится, поговорить. А сейчас у нее неотложное дело. Тхара задумалась, срочно требовалось дело. Придумала, ей совершенно необходимо навестить тетю. А чтоб никто не смеялся, можно добавить тетю Медузию Горгонию. Которая живет за Рекой Которую Нельзя Перейти. Девушка потихоньку стала пятиться назад, стараясь уйти от холодных серых глаз. Тхаре было невдомек, что Верзун ее даже не видел. Когда жестокие слова слетали с его губ, глаза смотрели вглубь разума, его лучшего советчика, не замечая окружающего мира.

Нелегко пришлось и Члерке. Стоя чуть левее девушки-полузверя, она испытывала тоже не слишком приятные ощущения. Кто знает, возможно, следующий приговор Верзун вынесет ей. Она его слишком плохо знает, чтобы доверять. Кроме того, конечно совершенно случайно, после смерти Игана у нее в руках оказалась колдовская книга. Ну и что с того, что она ни одного заклятия прочесть теперь не сможет? Ведь доказательство коварных замыслов налицо, книга в руках, глаза бегают и их невозможно остановить. Мелкими шажками Члерка стала уходить с опушки, старательно делая вид, что хочет в туалет. Так как на нее никто не обращал внимания, то блеф удался. Тучная женщина отошла от опушки подальше и побежала. Как она бежала! Мимо проносились улитки, трава бросалась ей под ноги, камни изображали лавину, но ничто не могло остановить решительную женщину.

Почти параллельно Члерке, только с гораздо более высокой скоростью неслась Тхара. В душе девушка-полузверь презирала себя за трусость. Она, не дрогнувшая под плетьми оборотня, пережившая ритуал Волка, убегала, словно напуганный котенок. Ей казалось, что деревья смеются над трусишкой-полузверем. На ходу она сердито проговорила: «Вы не понимаете, деревянные чурбаны. Мне надо навестить тетю Медузию Горгонию. Срочно». Девушка не замедлила движение, только гордо приподняла подбородок. Она все дальше убегала от Верзуна.

Нелюдь меж тем продолжил свою речь, совершенно не заметив исчезновения полузверя и толстой женщины.

— …За третью пару рук вас подвесят на дыбу. Под ногами разожгут костер и распоров живот медленно вытащат ваши кишки из живота. Вы увидите, как их пожирают пирановцы. После, вам вырвут язык…нет, так я не услышу ваших криков.

Верзун задумался, глядя на потеющих от ужаса пауков. Его разум продолжал придумывать пытки:

— Можно насадить их на колья, облепить пиявками… — вещал разум.

— Как ты можешь говорить так спокойно, — ежились чувства. — Ведь это же ужасные пытки.

— Могу, — вздохнул разум. — Раньше хозяин также спокойно подкрепил бы мои слова действием. Только времена меняются. Вы вот выросли, сердце освободилось. Люди, да и нелюди уже не те.

Вроде нелюди не изменились, засомневались чувства.

— Оборотень, который убивает только ради пропитания. Тролль, готовый жизнь отдать ради дочери. Мне продолжить?

— Не надо. Поняли. Ты тоже меняешься, холодный разум. Мы поняли. Из тебя пропадает жестокость. Но тогда ради чего комедия? Можно просто надавать пинков этим несчастным восьмируким и отпустить на речку Овечку.

— Нельзя, — вздохнул разум. — Не запомнят урок. Могут попробовать опять обидеть Горных Тюльпанов. А мы вроде как опекуны у них.

— Племя уничтожено. У тебя старческий маразм, разум. Сказываются века.

— Ни к чему оскорбления. Подумайте сами, неразумные чувства, — по отечески ворковал разум. — Пауки убили десятерых. Вы помните нашу последнюю прогулку по тем местам?

— Помним. Мы еще гостили у Горных Тюльпанов, ели замечательный мед диких пчел. Народу-у-у было, не протолкнуться. Как все помещались, плато-то маленькое… Ой, разум ты наш разумненький, правда твоя. Многочисленно племя Горных Тюльпанов, не уничтожишь его, убив десятерых.

— То-то же. Но проучить пауков надо, не хочется вам, а надо.

— А мы причем? — стушевались чувства. — Ты старший, разумный. Тебе все карты в руки.

— Гнев хозяину проявить надо, страшный и яростный. Потом остыть и простить этих трясогузок. А без вас в этом деле мне не справится. Придется объединиться. Только вы не очень сильно расходитесь. Чай не маленькие, не утихомиришь вас потом.

— Да мы потихоньку, — чувства собрались с силами.