— Названия «альмега» мне не попадалось. Гостайна, да?

— Примерно, — весело хмыкнул Аспитис. — Ты и так слишком много знаешь для гражданского лица, вообще никак не связанного с ГШР или МД. Всего сказать не могу, но так, по мелочи… Спрашивай.

— У вас она, что ли, мутировала?

— Не совсем. Точнее, не у меня. Мне она такой досталась путём подсадки в предков. Конкретно, в отца. И передалась, к слову, Бельфегору. У моего брата Эдриана она тоже есть, но страховский блокиратор, который также пытались прописать в будущем наследнике президента ГШР, не работает. Поэтому у него регенерация выходит за рамки и он нуждается в поддерживающей терапии, чтобы не задохнуться под тяжестью собственных раздувшихся органов. А мы живём и здравствуем.

— То есть подсадка началась с вашего отца, а он уже вам передал? — рассеянно повторила Анжела, размышляя. — Какой простор для манипуляций… Вы по факту какой-то отдельный тип человека? Любые раны заживают на раз, а любые токсины немедленно уничтожаются?

Аспитис кивнул.

— Вроде того. Есть свои минусы, но плюсов, конечно, больше.

— Надеюсь, на вам и вашем сыне эти эксперименты завершились? Раз уж никогда точно не знаешь, будет ли всё работать так, как надо…

— Если бы. Некогда учёные из моих лабораторий, продавшиеся Азату, сумели собрать новый штамм альмеги. К регенерации и защите от токсинов он добавил очень высокий болевой порог, сверхбыструю реакцию и скорость движений, а также увеличенную мускульную силу. Этакий боевой коктейль для доверенных солдат, которых, к слову, сейчас осталось всего двое…

Анжела, побледневшая и в страхе до предела распахнувшая глаза, судорожно сглотнула.

— Тоже… под тяжестью органов погибли? — деревянно уточнила она, и Аспитис позволил себе зловещую ухмылку.

— Просто перебили друг друга. Мои учёные, которым достался один из двух солдат, как раз выясняют сейчас, влияет ли эта новая альмега на разум, вызывая безумие, или это всё-таки с характерами не повезло. Против неконтролируемого роста клеток лекарство им уже было вколото.

Он почти сразу понял, что сказал что-то лишнее. Анжела смотрела на него с таким ярким неверием, что глазам было больно.

— Зачем?.. — выдохнула она, пока Аспитис пытался определить, что такого страшного было в его словах. — Зачем вы это продолжаете? Тем более ставя эксперименты… на людях?

— Во-первых, не я это начал, — ещё просто удивлённо, не допуская ни в голос, ни в глаза раздражения, отозвался хорон. — Во-вторых, это же следующая эволюционная ступень. Симбиоз простого и сложного организмов. По мне ты можешь видеть, что вместе они функционируют отлично. Разве плохо, если защитой обычных людей будут заниматься специальные солдаты, не просто с оружием, а с усиленным телом, реакцией?

— Отдельная каста? — с явным отвращением проговорила Анжела. — И кто же удостоится подобной чести? Или вы их будете в пробирках выращивать?

— Да почему бы и нет. Потом, в будущем. Если ещё как-то сделать так, чтобы они никогда не захотели принимать другую сторону, чтобы исключить даже малейшее предательство…

— Вы вообразили себя богом?! — тихо, змеёй прошипела Анжела, уже начиная скалиться. — Да, люди совершают ошибки в виде предательства, хотя нет особой разницы между существующими сейчас сторонами. Кто угодно готов убивать, если понадобится. Но они сами так решили и сами будут за это расплачиваться! А вы хотите создать бессловесных рабов, которые будут считать вас истиной в последней инстанции?!

— А если эта самая истина будет совпадать почти полностью с общечеловеческими понятиями о добре и зле? — похолодел Аспитис. — И если…

— Это с какими, с вашими, что ли? — перебила его хорони. — Вы считаете себя добром, серьёзно? Последовательно отвергая все возможные улучшения для мира? Уничтожая людей пачками?..

— Как ты выразилась, это наш свободный выбор. А добро, прелесть моя, должно быть с кулаками. Кое-кто, видишь ли, на словах не понимает.

Анжела вскочила, опять сжимая кулаки, кипящая негодованием и гневом.

— До сих пор не могу понять, зачем я вообще с вами разговариваю, — сквозь зубы бросила она. — Наверное, каждый раз надеюсь услышать что-то, что покажет, что вы всё-таки человек, а не чёрт знает что. Но постоянно оказывается, что ваши понятия о правильном и неправильном искажены, как через мутное стекло просвечивают, и вы просто не желаете воспринимать мнение, которое не совпадает с вашим собственным! Как вас земля-то носит? Почему никто до вас так и не добрался?..

Она осеклась, зажала рот руками, но Аспитис услышал главное и не смог ничего сделать со своей давно выработанной системой защиты.

— О, должно быть, из-за альмеги, — с сарказмом сказал он, глядя Анжеле в глаза. — Чистое зло, без примесей. Сколько раз меня пытались убить все подряд, считать не берусь, но лично мой брат — ровно десять. Я, заметь, его ни разу, но это частности. Конечно, миром должна править доброта, абсолютно с тобой согласен. Что поделать, раз каждый воспринимает её по-своему и за свою правду готов не только умереть, но и остальных положить за компанию.

— У вас ведь есть шанс хоть что-то исправить, — тихо и бессильно сказала Анжела, безвольно опуская одну руку, а второй бездумно хватаясь за свой кулон-лодочку — так в обиходе называли символ ангелизма. — Закрыть один ящик Пандоры и не открывать другого. Вы ведь совершенно не знаете, к каким катастрофам это может привести. Вы всё делаете ради эксперимента и себя. А остальным — разгребать? Когда вас не станет?

— Движение вперёд всегда даётся кровью и болью, — заметил Аспитис, в удивлении осознавая, что совершенно не злится на неё. Скорее, расстраивается, что и она не хочет слышать никаких мнений, не совпадающих с её собственным. — Пока не сделаешь, не узнаешь, добро это было или зло.

— А почему я тогда всегда знаю, чем являются мои поступки? Почему уверена, что живу по совести, и действую исходя из неё, а не из праздного интереса? И почему вы считаете, что вправе себе позволять что угодно?

— Может, по статусу положено? — Аспитис схватил её за руку и дёрнул к себе, уже плохо соображая, что делает. С упрямством он предпочитал бороться силой и давлением, а не постоянным стуком в заклинившую дверь. — Ты сама лучше посмотри, до чего тебя довела твоя совесть. Здорово, что она у тебя есть, плохо, что бессовестным ты позволяешь на ней паразитировать. В своих розовых очках ты не заметила возле себя сволочь, а потом, когда он воткнул тебе нож в спину, вместо того чтобы наказать его, пошла на соглашение. Думаешь, он просто так перекрыл тебе доступ к мало-мальски прилично оплачиваемой работе? Он отберёт у тебя ребёнка — просто чтобы не мнила о себе слишком много. Выставит недостойной его воспитывать. Пойдут слухи, и тебе откажут и в должности младшей медсестры. Ребёнок окажется в интернате. Что тогда будет говорить тебе совесть, Анжела?

Окаменевшая, Анжела с усилием втянула ноздрями воздух и, как Аспитис ни пытался её удержать, вырвала руку. Потом спокойно, чеканя каждое слово, сказала:

— Что я сама виновата. А вы хоть в чём-то себя обвинить сможете, Ваше Высочество? И это что-то исправить?

Аспитис отвернулся. Хмыкнув, Анжела вышла. Буравя взглядом простыню, укрывающую закованные в гипс ноги, хорон думал, что каждый раз находит на него, стоит им начать спорить, и так погрузился в это, что вздрогнул всем телом, когда слева раздался сиплый укоризненный голос:

— Ты совсем не умеешь разговаривать с девушками, Аспитис.

Он повернул лицо: Рэкс смотрел на него, чуть склонив набок голову — насколько позволял фиксирующий воротник. Начинается. Аспитис фыркнул.

— А то ты умеешь. Кажется, у тебя была всего одна женщина за всю жизнь?

— Друзей и подчинённых ты не считаешь? — с иронией отозвался Рэкс. Слова он выговаривал не совсем чётко, но вполне разборчиво. — Вроде ты всегда был неплохим психологом. Твои комбинации вечно играли на чувствах всех вовлечённых. Зачем же здесь пытаешься не заворожить её, а задавить?