Гвардейцы уже включили панель управления на столе Аспитиса, откуда и было отправлено послание, пытаясь найти способ приглушить его, но сам Марк не сдвинулся и на миллиметр в ту сторону. На первой же фразе Аспитиса его сотовый провибрировал сообщением, и уже по предпросмотру лидер «Атра фламмы» понял, что текст обращения отправлен массовой рассылкой всем без исключения. Отток агентов было уже не остановить — не устраивать же гражданскую войну прямо в галереях?

Ладно. В этом он его переиграл. Но их главное противостояние только начинается, и у Марка достаточно сил, чтобы прикончить и этого миротворца Рэкса Страхова, и поддавшегося его пропаганде Аспитиса.

Интересно только, что он имел в виду, говоря о крысах. Мог ли Эдриан сдать «Атра фламму» с потрохами? Марк оглянулся, но дочери, главной помощницы в выяснении различных подробностей, рядом уже не было. Эйдена так далеко он не пускал, видимо, придётся узнавать всё самому. Отозвав гвардейцев — половина бессильно злится, половина прячет глаза и как будто взвешивает, стоит ли в таком случае оставаться подле узурпатора поста Мессии, — Марк покинул кабинет и со всей свитой не торопясь двинулся к аналитическому отделу.

— Ну, сколько ставишь? — лукавый Бохай подтолкнул задумавшегося Цезаря под рёбра, и тот споткнулся от неожиданности, тут же раздражённо оборачиваясь на соратника.

— На тему? — поинтересовался он, как будто невзначай разминая костяшки. Наблюдающий за ними Аспитис незаметно усмехнулся.

— Что нас выловят на парковке? О, или давай интереснее? Что я положу четверых, прежде чем ты положишь двух?

— Притуши горелку, — металлическим тоном отозвался терас. — По-твоему, навигацию мы просто так отключали? К тому же Тайтес замаскировал идентификаторы.

— Так и что? И что, Цезарь? Не может быть, чтобы после нашего эффектного ухода не начали шмонать каждую недавно прибывшую машину! Ну, будем спорить, нет?

Аспитис, отвлёкшийся на введение секретного кода на одной из дверей, преграждавших отходной путь, так и не успел заметить, стали его гвардейцы спорить или нет. Ему и самому было любопытно, будет ли их ждать засада на парковке — конечно, они сделали всё что могли, чтобы у соглядатаев Марка создалось впечатление, что машины с собой они не брали, но кто знает, насколько он силён по-настоящему. Ещё интереснее было, станет ли он чинить какие-либо препятствия агентам, которые после обращения Аспитиса, запрограммированного Бохаем, хлынут из отделов, лабораторий и с миссий — если таковые вообще сейчас проводились, пока с ГШР они были союзниками. При желании, конечно, можно было заблокировать все галереи во всех городах, но среди безобидных учёных и аналитиков там обозлятся некоторые неуравновешенные оперативники и гвардейцы — себе дороже устраивать им тёмную в замкнутом помещении.

И сколько всё-таки придёт за Аспитисом в ГШР? Скольких он сумел увлечь собой безоговорочно, до ярого фанатизма? Как же горько осознавать, что по прошествии тридцати лет насчёт собственной организации он не может быть уверен вообще ни в чём.

— Куда мы дальше, Мессия? — спросил Цезарь после следующей двери, когда переругивания с Бохаем наконец затихли. — Вы решили уже, чем ещё уколоть этого предателя?

В туннелях было темно — даже аварийное освещение не работало, мрак разрезали только лучи карманных фонариков, — и Аспитис чуть сбавил шаг, чтобы терас и кункан поравнялись с ним и он смог в деталях увидеть выражения их лиц после следующего своего заявления.

— Насчёт этого пока думаю, — сказал Аспитис. — Решение было принято по другим пунктам повестки дня. Во-первых, мнится мне, что пока употребление слова «Мессия» в моём отношении не совсем уместно, я бы предпочёл, чтобы хотя бы вы называли меня просто по имени. Во-вторых, в довесок к этому настойчиво рекомендую отказаться от «вы» и перейти наконец на ты.

Он специально изъяснялся так вычурно: чтобы гвардейцы запутались в конструкциях и эффект от последних слов оказался сильнее. Сработало, правда, лишь на Цезаре — в отличие от открыто возрадовавшегося Бохая, он недоуменно заморгал.

— Как скажешь, Аспитис! — отсалютовал кункан. — Хотя я поспорил бы насчёт уместности наименования… Цезарь, ты за или против?

Тот упрямо мотнул головой.

— Я не смогу на ты, — сказал он Аспитису, прямо глядя в глаза. — Вы мой командир. И, что бы ни случилось, это неизменно.

— Пусть так, — Аспитис пока улыбался, хотя внезапный отказ одного из самых доверенных людей ещё немного сблизиться неприятно резанул его. — Но, заметь, у моего сына тоже хватает солдат и телохранителей. И они обращаются с ним почти как с другом.

— Он не настолько их старше, — использовал другой аргумент терас.

— С Бертелем у нас разница в шестнадцать лет, и это никому не мешает. С Рэксом, уже в мою сторону, — в четырнадцать. Ты достаточно давно знаешь меня, и…

— Мы знакомы давно, да, — с непривычной щепетильностью поправил Цезарь. — А вот знаю ли я вас, утверждать не берусь. И кстати, со всей уверенностью могу заявить, что остальные ваши приближённые — разве что за исключением Бертеля — чувствуют примерно то же. Мы следуем за вами, что бы вы ни предприняли, и не берёмся гадать, по какой причине это делается и чем кончится. Было время, я списывал это на собственную неспособность видеть наперёд интриги, но потом я понял, что это вас шатает то в одну, то в другую сторону. Не проблема, конечно, к вам я ушёл именно от стабильности, кривой и бессмысленной. Но переходить на какой-то иной уровень, когда, будучи больше чем солдатом, придётся выносить оценочные суждения, — нет, увольте.

Аспитис смотрел на ближайшего соратника не моргая — кто бы мог подумать, что он способен сказать ему такое. До выхода из туннелей оставалось совсем немного, и он обязан был понять Цезаря прежде, чем они окончательно и безвозвратно покинут галереи.

— И в чём же… меня шатает? — спокойно уточнил Аспитис. — Это касается слияния?

— Слияния это касалось пятнадцать лет назад, — с сарказмом ответил терас, и уже Бохай посмотрел на него с недоумением. — Тогда вы могли что-то сделать по своему разумению, сейчас произошедшее я бы скорее приписал дипломатическим талантам Рэкса, против которых, кажется, вообще мало кто способен устоять. Я, в общем, о другом. Если взять самое начало нашего знакомства, это ситуация с моим отцом. Никто, кроме Ёсихару, не мог слить ему, где будет проезжать наша машина, но Ёсихару не понёс никакого наказания. В том бою чуть не погиб ваш, на данный момент, единственный друг, в следующем — потому что интрига продолжалась — я и Сэра, и уже Клифф был почти что прощён. Кое-кто обусловил его скорую смерть — не знаю, с вашего ли разрешения, но, если так, всё равно особой логики не прослеживается. Почему я должен был решать его судьбу? Почему вы в принципе так легко бросаетесь людьми, которые вам верят, а потом почестями якобы заглаживаете вину? В итоге возле вас остались либо такие фанатики, как я, готовые вам всё прощать, либо те, кто не утруждает себя размышлениями. Увидев возле Марка шестерых моих подчинённых, ранее бивших себя в грудь, что они, как и я, за вами в ад и обратно, я не удивился. Людям нужна предсказуемость. А не сегодня мы с ГШР пьём чай, завтра рубимся до полусмерти, а послезавтра лично Мессия вытаскивает злейшего врага с того света.

Больше всего Аспитису по окончании этой речи хотелось спросить у Цезаря: «Ну ты-то всё равно со мной, верно?» — и, получив утвердительный кивок, закрыть эту тему навсегда. Однако теперь от приближённых Аспитис ожидал не фанатизма, а понимания. Чтобы более ни в ком не сомневаться — до самого конца.

— И почему так, как ты считаешь, Цезарь? — тихо спросил он, остановившись перед последней дверью, за которой уже была парковка. Цезарь пожал плечами.

— Я не сужу, — ровно сказал он, глядя в сторону. — И тем более не осуждаю. Однако создаётся впечатление, что в попытке добиться всеобщего обожания вы стараетесь втиснуть себя в необходимые для этого рамки, слишком для вас узкие. Вы хотите казаться плохим, но не совсем. Проявлять благородство, но только когда вам выгодно. А из каждого его нечаянного всплеска извлекаете для себя оправдание. Примерно в тот момент, когда я уверился, что точно знаю ваши дальнейшие действия, вы объявили Страхову войну. Это было легче, чем разбираться. Я подумал: ну ладно, зло так зло, защитим кого надо, а потом вы поостынете. Вышло веселее: вселенское зло отпустило самого желанного пленника. Может, хоть сейчас всё устаканится. Пусть не у края, но хотя бы где-то посерёдке.