Ее незваный гость стоял в дальнем углу комнаты; очевидно ничего другого он не собирался предпринимать.

Лежа на кровати с руками, вскинутыми к столбикам красного дерева и прикрепленными там наручниками, она казалась себе женщиной на дне глубокого колодца. Время шло, отмеряемое только идиотическим бормотанием будильника, объявляющего о том, что сейчас опять двенадцать-двенадцать-двенадцать и медленно, но верно в ее мозгу зародилась связная мысль, кажущаяся и опасной и одновременно странно успокоительной.

Здесь нет никого, кроме тебя, Джесси. Этот человек в углу, не более чем игра твоего воображения, катализированного сочетанием теней и световых пятен, только-то и всего.

Она пошевелилась и снова приподнявшись, перевела свое тело в сидячее положение, подтягиваясь на руках, морщась от боли в своих перенапряженных плечах, толкаясь ногами, старательно упираясь голыми пятками в габардиновую обивку матраца, с каждым рывком коротко и часто дыша от напряжения… и все это время не спуская глаз с длинной вытянутой тени, спокойно стоящей в дальнем углу комнаты.

Он слишком высок и слишком тощ, чтобы быть настоящим человеком, Джесс — ты и сама видишь и понимаешь это, верно? Там нет ничего, кроме ветра, теней и пятен лунного света… а так же нескольких осколков твоего недавнего кошмара, как я понимаю. Возражения есть?

Возражений не было — почти. Она начала понемногу успокаиваться. Но потом откуда-то снаружи донеслись новые истерические взлаи бродячей псины. И в тот же миг, в тот же самый миг как неожиданно залаяла собака, разве не повернула воображаемая фигура в углу — фигура без сомнения порожденная игрой теней и света и замешанная на игре воображения и — разве не повернула эта фигура голову чуточку в направлении лая?

Нет, конечно же нет — это ей только показалось. Определенно это была очередная шутка, сыгранная с ней ветреными тенями, сумерками и луной.

Так оно все и было — скорее всего; по сути дела она ни на миг и не допускала другого толкования — толкования по поводу поворота головы — кроме того, что все это ей только показалось. Но все остальное? Сама фигура? Никакими силами она не могла убедить себя в том, что все что она видит — иллюзия. Потому что ни одна фигура, которая выглядит так по-человечески, на самом деле могла быть ничем иным, как реальностью… или чем-то еще, но чем?

Внезапно заговорила Хорошая Женушка Барлингейм и несмотря на то, что в ее голосе был страх, там не слышалось истерии, по крайней мере пока; как это ни странно, но наибольший страх, почти ужас, испытывала часть, относящаяся к Руфи, сходящая с ума от известии о том, что в темной комнате с ней оказался кто-то еще и именно она ближе всего находилась к тому, чтобы впасть в крайности.

Если то, что ты видишь перед собой, сказала ей Женушка Барлингейм, на самом деле не существует, то почему сбежала собака? По-моему, не будь у нее на это особой причины, она ни за что не сделала бы этого. Как ты считаешь?

И тем не менее было понятно, что Женушка так же здорово напугана и только и ждала объяснения бегству собаки, которое отстояло бы как можно дальше от маячащей в углу фигуры, которую Джесси толи видела на самом деле, толи только воображала что видит. На самом деле Женушка больше всего хотела услышать от Джесси, что первоначальная ее, Женушкина, идея о том, что псина ушла из дома потому, что ей стало неуютно под крышей человеческого fhkhy`, как раз и есть самое вероятное объяснение. Или, быть может, пес ушел потому, что его позвала самая мощная и древняя из всех причин для того чтобы сняться с места: он учуял близость другого бродяги, скорее всего течной суки. Джесси подумала, что вполне возможно, что кроме того собаку вполне мог испугать какойнибудь резкий неожиданный звук — где-нибудь треснула ветка, сук дерева под порывом ветра ударил в стекло на втором этаже, и в этом бы крылась определенная справедливость: пес бежал точно так же напуганный воображаемой опасностью, несуществующим пришельцем и его теперешний лай должен был прогнать этого несуществующего пришельца и позволить ему вернуться к прерванному ужину парии.

Хорошо, я готова согласиться со всем, что ты только что сказала, неожиданно снова подала голос Женушка, и пусть ты ни во что сама не веришь, но прошу тебя, остановись на чем-нибудь и заставь в это поверить меня.

Однако пытаться сделать это было бесполезно, потому что наглядное объяснение этому стояло в темном углу возле бюро. Теперь она нисколько не сомневалась в том, что там кто-то есть. И это не было галлюцинацией, не было комбинацией приводимых в движение ветром теней и ее собственного воображения, или остатками ее сна, моментальным фантомом, материализовавшимся на ничем не населенной пограничной земле между страной сна и бодрствования. Это был

(монстр чудовище призрак пришедший чтобы съесть меня заживо)

человек, никакой не монстр, а настоящий человек, мужчина, неподвижно стоящий в углу и неотрывно глядящий на нее, в то время как за стенами дома завывал ветер и дом скрипел и трясся, а тени ветвей уличных деревьев танцевали на стенах и на полу свой странноватый, отрывистый случайный танец.

На этот раз мысль — Чудовище! Монстр! Людоед! — поднялась из глубин ее сознания на верхние, более освещенные сценические слои ее восприятия мира. Она снова отказалась в это верить, но ничего не смогла поделать со страхом, который не преминул вернуться. Если существо в дальнем углу комнаты на самом деле человек, к чему она все более и более склонялась, то что происходит с его лицом — чтото ужасное, неправильное, в корне плохое. Если бы ей удалось разглядеть его чуть лучше!

Ты не хочешь этого, зловещим шепотом объявил ей голос очередного НЛО.

Но я должна заставить его ответить мне — я должна попытаться завязать с ним контакт. Оно обязательно ответит мне, отчаянно пронеслось в голове Джесси, на что она получила немедленный ответ одновременно от Руфи и Женушки: Не смей звать его оно. Думай о нем как о мужчине, который просто заблудился в лесу и только; он напуган, так же как и ты, поэтому боится заговорить первым.

Отличный совет, но невозможный, потому что, прислушавшись к себе, Джесси поняла, что просто не может думать о маячащей в углу фигуре, как о ком-то одушевленном, как о мужчине, например, как не может назвать человеком бродячего пса. Кроме того, глядя на существо в тени, трудно было подумать, что оно хоть сколько-нибудь похоже на кого-то заблудившегося в лесу и испуганного. Что она действительно чувствовала, так это исходящие от фигуры волны тихой напряженной злобы.

Это глупо! Поговори с ним, Джесси! Поговори с ним сейчас же!

Она попыталась откашляться и прочистить горло и обнаружила, что прочищать-то особенно и нечего — горло ее было сухое, как пустыня и гладкое, словно стеатит. Теперь она чувствовала, как колотится сердце у нее в груди, как скор, легок и неровен его бой.

Завывал и хлестал ветер. По стенам и потолку метались чернобелыми пятнами тени, от чего ей начинало казаться, что она лежит qopr`mm` в сердцевине гигантского калейдоскопа для дальтоников. На мгновение ей почудилось, что она увидела у стоящего в углу существа нос — остро торчащий под его темными неподвижными глазами.

— Кто…

Вначале все, что она смогла заставить свое горло произвести, был тонкий хриплый шепот, который едва ли можно было расслышать у изножия ее кровати, не говоря уж о дальнем углу комнаты. Джесси замолчала, облизала губы и заговорила снова. Выговаривая слова, она поймала себя на том, что ее кулаки стиснуты с такой силой, что превратились в тугие твердые шары, и заставила свои пальцы немного расслабиться.

— Кто ты?

Она по-прежнему могла только шептать, лишь не на много громче, чем прежде.

Фигура в углу не произнесла в ответ ни звука, продолжая стоять неподвижно, свесив длиннющие руки до колен и Джесси подумала: До колен? До колен? Это невозможно, Джесс — у человека руки никогда не достанут до колен, кисти заканчиваются у бедер.

Ей ответила Руфь, голос который притих и настолько изменился от страха, что Джесси едва узнала его. Ты хочешь сказать, что у нормального человека руки не достают до колен, а заканчиваются у бедер? Ты это имела в виду, не так ли? Но станет ли нормальный человек тайком прокрадываться в чужой дом под покровом ночи, а потом тихо стоять замерев в углу, разглядывая голую леди-хозяйку, прикованную наручниками к спинке собственной кровати? Просто стоять в углу, смотреть на нее, несчастную, ничего не предпринимая?