Глаза Майкла потемнели, в них застыло выражение отчаяния.

— Я думал о вас все время, пока томился во французской тюрьме. О, лучше бы я сгнил в застенках! Вы представить себе не можете, как я тосковал по вам, как стремился вернуться домой, увидеть вас, связать с вами жизнь! Ради этого я готов был претерпеть любые страдания.

— Не надо, Майкл, — прижав руки к груди, взмолилась Мэллори.

— А теперь вы говорите, что никогда по-настоящему не любили меня… Значит, я просто тешил себя иллюзиями, несбыточными мечтами?.. Оказывается, вы всегда любили Грешема?

— Нет, я любила вас, Майкл. Вы неправильно поняли меня.

— О нет, я хорошо вас понял. Но если вы действительно когда-то любили меня, значит, сможете полюбить снова. Или хотя бы попытайтесь проникнуться ко мне чувствами! — Майкл сжал руки Мэллори в своих, а затем крепко обнял ее. — Вы полюбите меня, я все сделаю для этого!

Он жадно впился в ее губы. Мэллори не сопротивлялась, она дала Майклу время насладиться этим поцелуем и унять свое отчаяние. Поцелуй был глубоким, нежным и в то же время страстным. Многие женщины мечтали бы оказаться на месте Мэллори. Красавец Майкл Харгривс наверняка разбил не одно дамское сердце.

Однако его чары не подействовали на Мэллори. Ее сердце, несмотря на искусные ласки Майкла, билось все так же ровно. Он не сумел возбудить в ней страсть. Почувствовав ее холодность, Майкл отпрянул, и на его губах заиграла печальная улыбка.

— Вас не тронул мой поцелуй… — сказал он. — Он не разжег в вас огонь желания.

По щеке Мэллори покатилась слеза. Осторожно смахнув ее, Майкл смиренно отошел в сторону.

— Теперь мне все ясно. Недаром Грешем сражался за вас как лев. Думаю, вы преодолеете все трудности и снова будете вместе. Если камнем преткновения в ваших отношениях стал я, то скажите Грешему, чтобы он не беспокоился: я больше не потревожу вас.

Отвесив учтивый поклон, Харгривс направился к двери.

— Майкл, а как же вы? Что вы намерены делать дальше?! — воскликнула Мэллори.

Он остановился и, повернувшись, взглянул на Мэллори.

— Не беспокойтесь обо мне. Я многое пережил, справлюсь и с этой болью.

— Я не хотела причинять вам боль.

— Я тоже не хотел, чтобы вы страдали, Мэллори. Будьте счастливы.

Повернувшись, он быстро вышел из гостиной. Когда его шаги стихли в коридоре, Мэллори утерла слезы, катившиеся из ее глаз, и направилась наверх, в свою комнату.

— Я принесла вам ужин, милорд, — сказала миссис Дейлили, входя в полутемный кабинет, в котором сидел Адам. — Я поставлю поднос на столик у огня, если вы не возражаете. Вам будет удобно ужинать у камина.

Сидевший за письменным столом Адам не проявил к еде никакого интереса.

— Я же говорил вам, что не буду ужинать. Унесите поднос!

Экономка заколебалась, однако, набравшись смелости, все же возразила господину.

— Вам нужно поесть, милорд. В последние дни вы едва притрагиваетесь к пище. Так нельзя! Сегодня повар приготовил на ужин ваши любимые блюда — пирог с говядиной, картофель с чеддером и морковь со свежим укропом и только что сбитым сливочным маслом. А в качестве десерта вы можете отведать великолепный яблочный пирог с кремом. Прежде чем принести его вам, я сама попробовала кусочек и осталась довольна кулинарным искусством нашего повара. Оно выше всяких похвал!

— В таком случае съешьте весь пирог. Он мне не нужен.

— Но милорд…

— Хватит! Оставьте меня!

Экономка вздохнула, понурившись.

— Хорошо, милорд, как вам будет угодно. Я только зажгу свечи и уйду В комнате очень темно.

— Не надо, мне нравится сидеть в потемках.

«Здесь так же сумрачно, как и в моей душе», — подумал он, но не произнес эти слова вслух.

Потоптавшись еще немного, экономка вышла из кабинета. Как только дверь за ней закрылась, Адам откинулся на спилку кресла.

Миссис Дейлили, как и остальная прислуга, жалела его. Адам знал об этом. Он слышал за своей спиной сочувственный шепот. Слуги ходили на цыпочках и переговаривались очень тихо, как будто в доме кто-то умер. И в какой-то мере это действительно было так. С отъездом Мэллори дом осиротел. В усадьбе царила мрачная атмосфера. Казалось, солнце навеки закатилось и больше никогда не взойдет.

Когда Адам понял, что Мэллори никогда не вернется, он впал в отчаяние. Свет померк в его глазах. Он потерял аппетит, почти не спал по ночам и утратил прежний интерес к хозяйственной деятельности, возложив все заботы по возрождению поместья на управляющего.

Сначала Адам попробовал топить свое горе в вине, но вскоре такое занятие вызвало у него отвращение. Он не хотел уподобляться своему отцу, предававшемуся безудержному пьянству. Однажды, после смерти Делии, Адам уже делал попытки найти утешение в алкоголе, но они не увенчались успехом. Душевная боль, которую он испытывал, только усилилась.

Возможно, ему следовало поехать в Брейборн и вернуть жену домой. Адам был готов на коленях молить ее о прощении. Но что будет, если она скажет ему твердое «нет»? Адам боялся, что не переживет этого.

В конце концов Адам заперся в доме и впал в депрессию, не зная, что ему делать и как дальше жить. Он часами просиживал в своем кабинете, сжимая в руке золотой медальон с гравировкой, который подарил Мэллори на Рождество. Она оставила его в своей комнате.

Вот и сейчас, закрыв глаза, Адам снова сжал в кулаке медальон, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.

Услышав что дверь снова отворилась и кто-то вошел в комнату, Адам даже не пошевелился.

— Я же просил, чтобы меня не беспокоили, — не открывая глаз, раздраженно промолвил он. — Убирайтесь к черту!

— О, я вижу, ты так и не избавился от привычки браниться по пустякам! — раздался знакомый женский голос. — Впрочем, я прощаю тебе этот небольшой недостаток.

Адам моментально открыл, глаза.

— Мэллори!

«Не может быть! — мелькнуло у него в голове. — Наверное, это галлюцинация…» Он боялся, что его воспаленное воображение выдает желаемое за действительное. Может быть, он сошел с ума от горя?

Однако Мэллори вскоре прошла на середину комнаты, и на ее лицо упал луч света.

— Здесь темно как в могиле, — пробормотала она, неодобрительно качая головой — Я зажгу еще несколько свеч. Ты не возражаешь?

Адам не мог произнести ничего вразумительного. От неожиданности он лишился дара речи. Резко выпрямившись в кресле, Адам выронил медальон, и он со стуком упал на стол. Мэллори отошла в угол кабинета, где стоял канделябр со свечами. Воспользовавшись удобным моментом, Адам быстро оправил на себе одежду и провел рукой по растрепанным волосам, стараясь привести их в порядок. Он жалел, что не побрился сегодня.

По правилам этикета Адаму следовало встать, но он опасался, что не устоит на нетвердых от волнения ногах. Когда Мэллори снова повернулась к нему лицом, он смог внимательно разглядеть ее. На ней было изумрудно-зеленое дорожное платье, которое очень шло ей и отлично гармонировало с темными волосами и матовой белоснежной кожей. Губы Мэллори пламенели, а сине-зеленые, яркие, как драгоценные камни, глаза горели огнем.

— О Боже, Адам, ты ужасно выглядишь! — всплеснув руками, воскликнула Мэллори. — Миссис Дейлили сказала мне, что ты отказался от ужина. Ты ничего не ешь. Почему?

— Миссис Дейлили — глупая курица-наседка, которая сует нос не в свои дела, — проворчал Адам, не желая обсуждать этот вопрос. — Зачем ты приехала, Мэллори? Надеюсь, тебя сопровождал в дороге кто-то из братьев?

— Нет, я путешествовала одна.

— Одна?! О Боже, Эдвард просто спятил, если позволил тебе…

— Меня охраняли два лакея, кучер и горничная. Так что мне не грозила никакая опасность.

Адам нахмурился.

— Слуги слугами, а Эдварду все же следовало поехать вместе с тобой! Негоже отпускать знатную даму в дорогу без сопровождающих лиц. Почему ты не известила меня о своем приезде? Если бы ты написала, я мог бы приехать за тобой.