Герцогиня стояла на нижней ступени крыльца и наблюдала за этой суетой с презрительной и отстраненной улыбкой. Взгляд ее скользил по лицам, порой задерживался, но ненадолго: похоже, она пыталась отыскать кого-то в толпе.

Виктор поклонился мачехе.

— Может, все-таки передумаете и поедете со мной в замок? — спросила она, не глядя на Ланьера. Ехидная улыбка тронула ее губы, но тут же исчезла.

Теперь Виктор был уверен, что нужен этой даме для какого-то очередного хода в игре — и только.

— Узнаете много, очень много интересного, — пообещала Кори.

— Предпочту оставаться в неведении, — Виктор вновь поклонился.

— Еще пожалеете! — Она повернулась. Шлейф ее платья смел мусор, набросанный на плитах двора.

Со спины она выглядела старой, сутулой, обрюзгшей. Раф выбежал из дверей, в два прыжка спрыгнул по ступеням крыльца, мимо матери проскочил, как мимо чужой женщины. Она хотела его задержать, протянула руку, но он увернулся.

— Ну что, помчались? — весело спросил Раф у Ланьера.

Мальчишка был одет для дальней дороги — в кожаной курточке, подбитой мехом, и в кожаных штанах. Мягкие, отороченные мехом сапожки облегали его крошечные ноги. Шапочка, украшенная пестрым пером, была лихо сдвинута набок, мягкие локоны спускались на плечи. Лилипут, безбородый гном — не ребенок. Виктору сделалось не по себе.

— Откуда ты знаешь про экспедицию?

— Мне уже сказали, — объявил Раф. — Я назначен проводником. Не бойтесь, проведу, куда надо, в лучшем виде. Все дороги знаю. В какую деревню можно заходить, в какую нельзя. Где дешевле хлеб прикупить, а где растят самую лучшую картошку. Хлеб, кстати, очень дорог. Мы его не покупаем. К тому же весной в крепость прислали целый контейнер сухарей. До весны нам хватит.

— Кто прислал? — не понял Виктор.

— Зимовщики. Они у нас тут приютились на три месяца, потом уехали. Уходя, все обещают что-нибудь прислать. Плачут, обнимаются, многие генералу руки целуют.

— И что? Многие присылают припасы?

— Случается, благодарят за зимовку. Но далеко не всегда. Если кто возвращается в Дикий мир, те зачастую привозят продукты. А кто ушел и не вернулся — редко беспокоятся, чтобы нам сухариков прислать с конвоем. У нас в этом году людей больше, чем обычно. Рацион к весне придется урезать.

— Как я погляжу, ты в курсе всех дел.

— Я — один из здешних долгожителей. Генерал сказал, что вы — мой брат. Только родились по ту сторону врат.

Виктор смотрел на мальчишку, пытаясь отыскать в его лице сходство с отцом, вернее, с той плоской фотографией, что хранилась у матери. Нос, во всяком случае, такой, как у всех Ланьеров, в том числе и у деда, — с горбинкой. Глаза темные. Но, пожалуй, на этом сходство и заканчивалось: подбородок у мальчишки почти совсем отсутствовал, отчего Раф казался еще младше.

— Видимо, так, — сказал Виктор. — Но учти: я только позавчера узнал, что мой отец жив. Так что не спеши обниматься.

— Очень надо!

— Что тебя злит, малыш? Ты так и шипишь — точь-в-точь сковородка с маслом на огне.

— Я не малыш! Не смей меня так называть! — Раф гордо вскинул голову. Но при этом смотрел на Виктора снизу вверх, едва доставая макушкой до локтя. — На самом деле мне двадцать три по вашему исчислению. Я слишком много времени провел в крепости и замке.

Виктор вытащил из кармана сложенную в несколько раз карту, развернул, указал на черное пятно с белым кружком в центре.

— Что здесь?

Раф небрежно глянул и тут же сообщил:

— Ловушка. Туда лучше не соваться, обойти стороной. В этом лесу повсюду ловушки. Можно спечься за несколько часов. Слышали про такое?

— Даже на вездеходе герцога?

— Я тебя туда не пущу! — решительным тоном заявил Раф.

— Значит, проехать можно?

— Лучше не пытаться.

— Что внутри этого пятна?

— Мы туда не пойдем. — Раф явно не хотел говорить на эту тему.

— Куда это вы собрались? Можно узнать? — Хьюго возник за их спинами.

Вытянул шею, глянул, заметил карту, мортал, обозначенный фиолетовым, и черную кляксу с белым пятном посредине.

— Что вы ищите? Проход через мортал?

— Хотите помочь? Только как? — Виктор демонстративно спрятал карту. — Говорят, вы не покидаете крепость.

— Вас интересует дорога в Валгаллу? Так ведь? — Хьюго пытался смотреть свысока на Ланьера, даже чуть привставал на носки.

— Мне плевать на Валгаллу, — зачем-то неуклюже соврал Ланьер.

— Ха! Плевать? Как же! — хмыкнул Хьюго.

— А вам бы не мешало заехать в мортал. Говорят, вы случайно ногу повредили, — участливо поинтересовался Виктор. — Как же так? Неужели с оружием обращаться не научились?

Хьюго отпрянул, как будто Виктор его ударил. Прихрамывая, отошел к самым воротам. И лишь там остановился.

— Ты знаешь, чем Григорий Иванович обязан Хьюго? — спросил Виктор у брата шепотом, следя при этом за начальником охраны, чтобы тот не совершил еще один прорыв и выход за спину.

— Понятия не имею. Но одно ясно: Бурлаков его лелеет, — принялся рассуждать Раф.

— Начальник охраны давно в крепости?

— Не очень. С прошлой осени.

— Всего-то?! Только год? А я думал — уже лет десять.

— Он затмил остальных.

— Что затмил — я вижу. Присосался, будто клещ, — не выдрать. Но почему так обласкан и приближен?

— Потому что — идеальный исполнитель, — так же шепотом отвечал Раф. — Григорий Иванович не любит, когда ему перечат. Они с отцом из-за этого не ладили.

— Из-за чего наши старожилы поссорились? — спросил Виктор.

— Они не ссорились, — отозвался Раф. — Они отдалились.

Хьюго. Это имя звучало как ответ на заданный вопрос. Возможно, Ланьер и Бурлаков ссорились и прежде, но с появлением начальника охраны два товарища уже не могли переносить друг друга.

«Простая версия, — подумал Виктор. — Я не доверяю простым версиям».

Виндексы (то есть защитники) — особое братство. У них свой сленг, свои поговорки, свои знаки. «Виндекс защищает весь мир, но самого виндекса защитит только виндекс», — это присказка новичка. Старый, умудренный защитник скажет иначе: «Виндекс прикрывает задницу ближнему, а его самого защитить некому». А вот еще поговорка, довольно старая: «Виндексы — кровельщики. У человечества постоянно едет крыша. Виндексы ее чинят, пока сами не сойдут с ума».

Защитники никогда не отдают честь, как военные, и демонстративно пренебрегают уставом. Шутки их довольно грубы, но это часть обязательного ритуала. Виндекс, который разучился шутить, уже не виндекс. У них свои каналы связи, свои коды, обмен новостями. У каждого кличка, иногда она известна только посвященным. Любую попытку контроля они воспринимают как оскорбление. И еще их объединяет ненависть: виндексы ненавидят врата, год за годом добиваются их закрытия. «Завратный мир — отвратный мир», — повторяют защитники неустанно.

И еще:

«У каждого свой мир! Кто хочет уйти, пусть уходит. Зачем возвращаться назад?»

«Выбери мир для себя, нельзя в одном мире жрать, а в другом — гадить».

Если к виндексу обращаются за помощью, он не может отказать. Обычные люди пользуются этим, порой беззастенчиво. Но многие относятся к виндексам с предубеждением. Поразительные способности защитников настораживают. «Виндекс спасает тело, забирает душу», — существует и такое мнение. Ходят упорные слухи: виндекс, приходя на помощь, получает над спасенным таинственную власть. Поэтому многие предпочитают иметь дело с обычной полицией или с платными спасателями.

Алена тоже побаивалась защитников.

«Власть над душой — абсолютная власть», — говорил Виктор.

Глядя на Артема Лисова, она испытывала то ли тревогу» то ли безотчетный страх. Порой ей казалось, что Артем ее гипнотизирует.

«Я делаю все это ради спасения Виктора», — повторяла Алена как заклинание. В этой фразе каждое слово было ложью. Не ради жениха она помчалась искать Артема и не Виктора пыталась спасти. Слова «все это» могли трактоваться как угодно широко.