— Осторожно! — сказал неведомо откуда взявшийся Бурлаков.

Он был в старинной форме: ярко-зеленый мундир, начищенные пуговицы, эполеты, аксельбанты. Он выглядел как живой. Только иногда сквозь тело можно было различить абрис ближайшего дерева.

— Осторожно! — повторил Бурлаков и указал вправо. — Сворачивай!

— Ловушка! — Виктор увел свою спутницу вправо, как приказал генерал.

— Еще правее. Ну вот, теперь можешь идти дальше. — Бурлаков ободряюще улыбнулся. — И не забудь хлебнуть из «Дольфина».

— Вы погибли? — Виктор сделал глоток, как советовал генерал. При жизни он опекал его точно так же.

— Я казался тебе глупцом? Да? Все идеалисты выглядят глупо — это точно, — Бурлаков вздохнул. — Теперь возьми левее. Опять ловушка.

— Мы так и будем петлять? — возмутилась Ли.

— Можешь идти напрямик. Но тогда попрощаемся. На всякий случай, — насмешливо предложил Виктор.

— С кем ты разговариваешь? — Она напрасно вглядывалась в окружающий их лес — призрак явился только Ланьеру.

— С проводником. Он показывает мне, где опасно.

— Я его не вижу.

— Он тебя — тоже.

— Ошибаешься, я ее вижу, — возразил Бурлаков. — Опять правее. Не бойся: я вас выведу, хотя и не бывал никогда при жизни в этом лесу. Но мортал хорошо чувствую, — успокоил Бурлаков.

— Кто вас убил, генерал? — спросил Виктор.

— Этого сказать не могу.

— Почему вы остались в этом мире? Хотя бы на этот вопрос способны ответить?

— Конечно. Вы помните, кто основал Красный крест?

— Нет.

— И я тоже не помню. Зато помню имена участников Манхэттенского проекта, имена тех, кто создал атомную бомбу. И вы наверняка тоже помните...

— Ферми, Оппенгеймер, — пробормотал Ланьер. — Понтекорво. Он потом сбежал в Союз.

— Вот видите.

— Альберт Швейцер... Нет, не он Красный крест основал. Вспомнил. Дюнан. Видите, я знаю его имя.

— И на том спасибо. И еще, Виктор, я вас умоляю: простите меня.

— За что? — не понял Ланьер.

— А вы не догадались?

— Нет.

— Скоро поймете, — вздохнул Бурлаков.

Колонна растянулась на несколько километров. Строго построенной — с плакатами, знаменами и эмблемами — была только ее голова, а дальше шествие рассыпалась на отдельные группы.

Женьке подарили дудку и флажок, и теперь она что-то радостно выкрикивала вместе с другими девчонками и парнями.

— Весь этот поход — дерьмо, — сказал кудрявый мальчишка лет шестнадцати. Он доставал Женьке до плеча, но держался так, как будто был на голову выше. — Нам не нужны эти долбаные марши, флажки и плакатики. Нам нужен свинец! Мы сняли коммики. Значит, мы можем стрелять.

— Если ты снял штаны, не значит, что ты можешь трахаться, — пожала плечами Женька.

— Я могу трахаться двадцать четыре часа подряд! — похвастался мальчишка. И положил руку Женьке на талию.

— Ага, у меня была подружка. Она могла заниматься этим самым сорок восемь часов, когда надевала фаллоимитатор. — Женька сняла руку пацана с талии, протиснулась вперед, взяла полковника Скотта под руку.

— А, Женечка! Ты, наверное, в восторге от этого спектакля! — вздохнул полковник. — А я, признаться, не особенно.

Он был одет, как все, — в широкополой шляпе, майке, шортах и сандалиях. По правую руку от полковника шагал рен Сироткин, одетый почти точно так же, только вместо шляпы на голове у него была бейсболка.

— Кто бы мог подумать, — продолжал возмущаться полковник, — что я буду принимать участие в этом нелепом марше, натянув на свое дряхлое тело майку с изображением шута Тутмоса. Позор на мою седую голову! Позор!

— Не переживайте так, полковник! — отвечал рен Сироткин. — Вы в очередной раз спасаете мир. Это должно вас согревать.

У рена было совершенно счастливое лицо. Улыбка не сходила с его губ.

— Да, греет! Еще как! Мне уже жарко! — Полковник отер пот со лба. — Еще немного, и меня хватит тепловой удар.

— Я сейчас раздобуду холодной воды! — пообещала Женька и нырнула в толпу.

— Скорее! — простонал полковник.

— Потерпите немного, наш друг скоро объявится, — пообещал рен. — И лично проводит нас за врата.

— Надоели мне ваши шуточки, рен!

— Это не шутка. Я полон осторожного оптимизма. И знаю, что все именно так и будет, как я говорю. Вы слышали про Другие врата, полковник?

— Сказки Дикого мира, чепуха... Уф, дайте мне воды, или я умру!

Рен протянул Скотту бутылку с водой.

— Отнюдь, полковник! Врата существуют. Команданте Тутмос вернулся через эту заднюю калитку нашего мира нынешним летом.

— Говорят, вторые врата пропускают на нашу сторону зимой.

— Это как раз вранье, нарочно пущенная дезинформация, чтобы непосвященным было труднее найти второй вход. Так что первого декабря мы пройдем в Дикий мир. Поль Ланьер нас туда проведет.

— С какой стати? — не понял полковник. — На кой чёрт сдались ему два старика? Женьку, может, он и возьмёт. А мы... — Полковник с сомнением покачал головой. — Нет! Он не станет открывать нам свою тайну.

— Ему очень хочется похвастаться. — Рен подмигнул старому приятелю. — Когда-то вместе с ним мы были на настоящей войне. Тогда он был добровольцем, на особом счету, пусть и рядовым. А я — разнесчастным студентом, призванным настраивать тупых кибов, ничем не примечательным, ничтожным, каких десятки тысяч. Потом у себя в Диком мире Поль Ланьер сделался властителем. Вернулся спустя полвека и вдруг встретил меня. Я не то чтобы богат или влиятелен и, главное — ему не понятен. Я — рен. То есть существо какой-то другой категории. Это его задело. Сильно. Ведь, по сути, Поль в душе все такой же мальчишка, каким был пятьдесят лет назад. Я постарел и душой, и телом, а он остался молодым. То есть задиристым, обидчивым, амбициозным. Теперь он хочет как-то мне ответить. А ответить он мне может только одним способом: показать, что он имеет огромную власть. Причем как над Диким миром, так и над нашим. И власть эта — Другие врата.

— Звучит все это красиво и логично, — вздохнул полковник. — Но что-то мне не верится, чтобы этот ваш старый приятель так хотел перед вами покрасоваться.

— Ты не учел одного: он — дезертир. Понимаешь? Пускай не по своей воле, в силу ряда совпадений. Но он — дезертир. Он старается об этом забыть. Но все равно помнит. Это клеймо, которое он ото всех — и от себя в том числе — тщательно скрывает. А, вот и Поль! Едет вон на той платформе.

Ланьер их уже заметил, помахал рукой, спрыгнул вниз и принялся протискиваться сквозь ряды идущих, а вернее, бредущих по пыльной дороге людей. Через несколько минут он уже был рядом. Казалось, Поль еще больше помолодел, надев положенные участнику марша майку и шорты, а также черные очки. Он успел загореть, и оливковый загар очень ему шел.

— Ланьер! Душка! Я тебя лавлю! — Женька выскочила неведомо откуда, как из засады, и кинулась Полю на шею. — Врата долой! Два мира едины! Маров спасем! — выкрикнула она ему прямо в ухо слоганы марширующих, потрясая в воздухе бутылкой с минеральной водой.

— Не надо так громко! Я оглохну, — взмолился Поль.

— У меня в ухе музычка плейкает. Когда громко — я все время ору.

— Как же ты от внешнего наблюдения скрывалась, если у тебя вживленный чип? — подивился Поль. — Не чип, а плеер. Он не идентифицируется.

Ланьер, освободившись от Женькиных объятий, пожал руку рену и полковнику, а Женька наконец вручила Скотту бутылку обещанной воды, только половину по дороге она выпила.

— Я против вживления чипов в организм человека, — объявил рен Сироткин.

— И я, — добавил полковник Скотт. — Я на референдуме проголосовал против.

— А ваш голос не учли. Потому как считали только тех, у кого чип имеется! — захохотала Женька.

— Такого не может быть! Я проверял! — полковник поджал губы.

— Это же шутка, — улыбнулся рен. — А вы не поняли?

— Даня, ты тоже решил поддержать команданте и тоже требуешь слияния миров? — спросил с улыбкой Поль Ланьер.