Чем ближе Виктор подходил к станции, тем сильнее росла тревога. Если сказать честно, Виктору совсем не хотелось туда идти. Интуиция подсказывала: не ходи. К тому же путь лежал через мортал. Узкая полоса, так называемое щупальце. На машине проскочить ничего не стоит. Но пешком через мортал?! Сколько сил отнимет это путешествие? И где призраки? Почему не остерегают? Значит, бояться нечего?

Мортал лежал перед ним. Таинственный лес, отбирающий силы, а иногда и жизнь.

И все же он пошел. Рискнул. Шагал быстро — торопился пройти полосу ускоренного времени, то и дело переходил на бег. В мортале появляется иногда странная легкость. Будто ты уже не живой. Не идешь, а летишь. Мортал глубже — тело невесомей. Потому нередко случается, что люди туда забредают по неосторожности и опасность не чуют. Кто бы растолковал, почему так бывает? Почему в Диком мире мы так легко минуем линии сингулярности — то есть границы между временными зонами? По идее, мы там просто дохнуть должны, как мухи, ан нет! Голова закружится, озноб по спине продерет — и все. Ну, харч кто-нибудь скинет — случается.

А в крепости, наоборот, — тяжесть, будто к земле давит.

Крепость... Что там творится теперь под властью охранника Хьюго?

Солнце уже садилось, когда Виктор вышел из мортала.

И сразу увидел метеостанцию. Лучи заходящего солнца придали куполу и стенам возвышающейся над оградой башни оранжево-охристый цвет. Снег в этот вечерний час сделался синим. Виктор шел к станции и размахивал куском белой тряпки.

«Прошу убежища! Я — портальщик!» — кричал он.

Никто не отзывался. Сколько времени прошло с того дня, как он ушел из крепости? Похоже, весна еще не началась. Часы он снял и оставил в крепости — теперь не мог проверить, включились они или нет.

Ограда станции приближалась.

— Я Виктор Ланьер, портальщик! Из «Дельтаньюз!» Прошу убежища! — кричал он.

Никакого ответа. Тишина. И в этой тишине вдруг отчётливо раздался противный надсадный скрип. Что это? Виктор остановился. Скрип повторился. Будто пытались распахнуть дверь, но та не желала открываться.

Виктор оглянулся. Никого. И звук стих. Ланьер сделал несколько шагов и опять услышал скрип — отчетливей, громче. Теперь он догадался, наконец, что это за звук. Скрипели ворота. Они лишь казались запертыми. Обломки створок были кое-как скреплены цепью, и теперь они медленно раскачивались взад и вперед, издавая противный скрежет. Виктор подошел. Расколотые ворота щерились по-звериному. Виктор пролез в щель. Двор был пуст. Никого, ни души. В центре двора — двухэтажный дом без крыши, окна чернели пустыми провалами. Дальше высилась отдельно стоящая круглая башня. Огонь пощадил ее, даже крыша уцелела. Но ни дверей, ни стекол в окнах не осталось. Виктор подошел к дому и заглянул внутрь. Нагромождение рухнувших стропил, куски кровельного железа, какие-то обломки. Не понять, что и зачем. И чем это было, когда еще служило людям.

— Что будем делать? — спросил Виктор вслух. — Не похоже, что здесь кто-то еще остался.

Что случилось? Нападение маров? Куда же смотрели наблюдатели и «милитари»? Насколько он помнил, уже лет десять никто не тревожил погодников.

Виктор сделал еще несколько шагов, дошел до угла дома и...

Он почти успел уклониться от мощнейшего удара палкой. Голову спас, а вот по плечам и спине получил изрядно. Он переплавил боль в бросок, но, видимо, не до конца, потому что его отшвырнуло лишь на несколько шагов. Он потерял равновесие и упал — тогда сразу двое навалились на него и скрутили. Обмотали руки и ноги скотчем.

От этих двоих нестерпимо воняло.

Мары? Похоже — они самые.

Виктор лежал на полу в доме, где было холоднее, чем на улице. Каменный пол засыпан битым стеклом. Куртку с него содрали. Хорошо, свитер оставили. Руки и ноги были связаны. Голова казалась тяжелой, как кирпич. Посреди комнаты полыхал костер. Вокруг костра сидели трое в замызганных комбинезонах, с грязными, закопченными лицами. Они что-то жарили на огне и пили из бутылки, прямо из горла, передавая её по кругу. Один глотнул, закашлялся, утерся рукавом.

— Ну как, закусь готова? — прохрипел он, откашлявшись.

Второй, невысокий крепыш в грязной вязаной шапочке, надвинутой на глаза, потыкал ножом то, что жарилось на вертеле.

— Готово.

— Ни фига. Кровь еще капает.

— А я люблю с кровью, — заявил тот, в вязаной шапочке.

Тут послышался стон. Откуда-то из угла. Значит, кроме этих троих, в разрушенном здании кто-то был ещё.

— Что с этой мразью делать будем? — спросил крепыш. Он уже сорвал с вертела кусок мяса и теперь жевал, Виктор едва разобрал слова.

— Пускай орет, мне по барабану, — отозвался его приятель. — У него пуля в животе. Но патронов у нас больше нет.

Вновь послышался стон и, похоже, какая-то фраза. Виктор разобрал одно слово: «Помогите».

— Сейчас я ему помогу, — пообещал чумазый в шапочке.

Похоже, все трое были здорово пьяны. А этот в вязаной шапке — главный. Он поднялся, неспешно отошел в угол.

Виктор проводил его взглядом. Костер полыхнул ярче, на миг осветив комнату. Виктор приподнялся. Там, у стены, лежал раненый человек. Заметив, что к нему направляется мар, раненый попытался отползти в сторону. Map наклонился. Стон перешел в крик. И оборвался.

Виктор стиснул зубы. Только бы не закричать.

— Это он в меня стрелял, когда мы к станции подходили. Точно — он. Видели, да? Это он меня убить хотел. И убил бы — точно, — объявил крепыш, возвращаясь к костру.

«Нужно перерезать чем-то скотч», — подумал Виктор.

Он огляделся, пытаясь отыскать подходящий предмет. Осколок стекла или острую железку. Стекла валялись повсюду. Кажется, вон тот осколок подойдет. Виктор дернулся, но не сдвинулся с места. Зато шум привлек внимание троицы.

— Очнулся, сука, — Крепыш направился теперь к нему, вытирая лезвие ножа о штаны. — С-счас веселье будет. Ну, колись, ты ху из ху?

Парень подошел, остановился. От него воняло. Даже дым костра не забивал вонь, идущую от этого человека. Так воняет только от бездомных этого мира — от маров.

Виктор шевельнул губами.

— Не слышу! — раздраженно крикнул мар и пнул его в живот.

— Виктор Ланьер, портальщик...

— Пид портальный, значит, — хмыкнул парень в шапочке. — Пришел кровушку нашу попить. В сети своей сраной порассказать, как мы тут подыхаем. На нашей кровушке евродоллы наварить захотел. Что ему отстрелить? Нос? Яйца? Ступню?

Виктор знал, что с марами спорить бесполезно. Умолять, просить — тоже. Их можно купить. Потому что, в отличие от террориста, у которого кроме ненависти и фанатичной уверенности в своей правоте, ничего не осталось, мар жаден. Но что мог предложить Ланьер этим троим? Сказать, что знает, как выбраться из этого мира, минуя охрану врат? Так они его начнут пытать, резать на кусочки — набор из нехитрых, но очень действенных приемов Виктору был известен очень хорошо. Он видел голограммы тех, чьи тела побывали в лапах маров.

У костра кто-то захныкал. Замолк. Снова заплакал. Неужели те двое маров плачут? Что за бред. Это же ребенок! Здесь? Виктор приподнял голову. Подле костра в груде тряпок лежал мальчишка лет пяти.

— Заглохни! — крикнул мар. — Может, пришить пацана?

— Погодь! — остановил главный.

— Я шел на станцию, — сказал Виктор.

— Вижу, что шел на станцию, раз ты здесь. Зачем.?

— Меня в промзону замели. Я бежал.

— Врет, — сказал один из тех, что сидел у костра.

— А мы с-счас проверим. — Map вернулся к костру, вытащил пылающую головню.

Подошел, примериваясь, и ткнул Виктора в грудь. Запахло паленой шерстью — свитер прогорел быстро, а потом уже завоняло горелым мясом.

Виктор закричал.

— Ну, откуда ты?

— Из крепости... Я служил Бурлакову.

Рвануться, ударить, обратить нестерпимую боль в бросок. Не получилось. Перед глазами поплыло. Стены опрокинулись. Голоса отдалились и смолкли. Виктор потерял сознание. Потом его выдернуло назад, из тьмы. По лицу стекала вода. Ледяная. Задыхаясь, он стал хватать ртом воздух.