В 1910 году Тито получил рабочую квалификацию. Когда он не был занят в кузне, то посещал школу для подмастерий, читал рассказы о Шерлоке Холмсе, разводил кроликов и голубей, а также предавался мечтам о «красивой жизни» – вине, женщинах, щегольских нарядах. В своей автобиографии он говорит, что также читал левые газеты, восхищался социал-демократической партией и страстно мечтал вступить в профсоюз. Однако Тито не упоминает ни о каких политических потрясениях в Сисаке, в то время, когда он там жил и работал.

В 1903 году Венгрия ввела новый порядок управления Хорватией, который, согласно мнению специалиста по Балканам Р. У. Сетона-Уотсона, «основывался на реакционном, ограниченном избирательном праве, вопиющей коррупции, жесткой цензуре, угрозе конфискации собственности, периодических гонениях на суды присяжных, требовании безоговорочного подчинения всех чиновников без исключения, передаче судебных полномочий исполнительной власти, а также на умелом разжигании застарелой розни между сербами и хорватами»[53]. Несмотря на то, что в Хорватии было самое ограниченное избирательное право, победу на всеобщих выборах 1908 года одержала сербохорватская коалиция сторонников идеи Союза южных славян. Поскольку Сисак располагался в пределах Военной Крайны и значительную часть его населения составляли православные, он по праву считался одним из оплотов коалиции. В 1909 году, то есть через год после выборов, власти инсценировали так называемый Аграмский процесс об измене – пятидесяти сербам и хорватам вменялись в вину такие преступления, как пользование кириллическим шрифтом и заявления о том, что-де сербское избирательное право намного демократичнее хорватского.

И хотя Аграмский процесс взволновал хорватов, имевших право голоса, а также иностранных политических комментаторов, таких, как Сетон-Уотсон, он, тем не менее, оставил равнодушными широкие массы хорватского населения.

Благодаря помощи кое-кого из мастеровых, с которыми Тито довелось познакомиться в Сисаке, он получил место механика в Загребе, с зарплатой в две кроны тридцать геллеров в день. Он вступил в Союз рабочих-металлистов и социал-демократическую партию, где получил членский билет и значок, изображавший две руки, сжимающие молот. Через несколько месяцев упорного труда Тито смог наконец-то осуществить свою давнишнюю мечту – «купить себе новый костюм и вернуться одетым с иголочки в родное Загорье». За двадцать крон, то есть за сумму, чуть превышающую недельный заработок, он купил себе то, что он сам называл «новым костюмчиком», и, оставив обновку дома, пошел в мастерскую, чтобы попрощаться с товарищами по работе.

На протяжении всей молодости Тито сельская Хорватия жестоко страдала от дешевого американского зерна и тарифов, введенных против нее австро-венгерским правительством. В результате все это вылилось в массовую эмиграцию в Соединенные Штаты. По оценкам Тито, между 1899 и 1913 годами Хорватию покинуло около двухсот пятидесяти тысяч жителей. Разумеется, желающих было бы куда больше, имей они 400 крон на пароход. В 1907 году отец Тито также задумал отправить сына в Америку, но не смог наскрести денег. Через три года Тито сам стал подумывать об Америке и даже купил себе книжку Элтона Синклера «Джунгли», в которой подробно описывалось житье иммигрантов в Чикаго. И хотя Тито не расставался с мечтой об Америке до конца первой мировой войны, его вполне устраивало и «второе» решение – подобно тысячам других молодых хорватов колесить по Австро-Венгрии в поисках заработка.

Сначала Тито отправился в словенский город Лайбах, ныне Любляна, – туда, где через шестьдесят девять лет ему было предначертано уйти в мир иной. Когда ему там не повезло с работой, он направил свои стопы через горы в Триест. Через три дня утомительного пути по глубокому снегу Тито стал жертвой своей слабости к щегольству. «В деревне, где я ночевал последнюю ночь своего пути… корова в поисках соли разодрала в клочья мой костюм, пока я спал. Мне явно не везло с костюмами»[55]. Тито был сражен видом триестского порта, этого Гамбурга или Ливерпуля Австро-Венгерской империи, однако работу он так и не смог найти и задержался в городе всего на десять дней. Через сорок лет Тито был уже почти готов двинуться на итальянцев войной, желая выдворить их из Триеста, поскольку считал, что этот город по праву принадлежит Югославии.

Тито оставался в Камнике до 1912 года, когда заводоуправление, находившееся в Вене, закрыло завод, предложив рабочим деньги, если те согласятся поехать на работу на одну из принадлежавших фирме фабрик в городе Ценковей, в Богемии. Когда же словенцы прибыли на место, оказалось, что компания решила использовать их в качестве штрейкбрехеров во время забастовки местных рабочих, чехов по национальности. Однако представители двух славянских народов объединились и заставили-таки администрацию повысить и тем и другим заработок. «Чешские рабочие очень полюбили нас, – вспоминал Тито, – и я нигде не чувствовал себя за границей лучше, чем в Богемии»[57]. Однако он не упоминает о сильном антигабсбургском националистическом движении, возглавляемом профессором Томашем Масариком, чьи лекции притягивали в «злату Прагу» тысячи молодых хорватов и сербов, бредивших идеей славянской независимости. К тому времени, когда была написана книга «Тито рассказывает», коммунисты, захватившие в Чехословакии власть, объявили Масарика буржуазным националистом.

После Ценковея Тито немало странствовал по Австро-Венгрии и Германии, останавливаясь поработать там, где ему приглянулось. Заводы «Шкода» в Пльзене не произвели на него особого впечатления, как, впрочем, и «грязные» промышленные предприятия Мюнхена, хотя и в том и другом городе Тито с удовольствием пил пиво. «Рур понравился мне куда больше, – пишет Тито, – там на небольшой территории высится целый лес фабричных труб»[58]. Позднее по его личной инициативе по всей Югославии тоже вырос лес фабричных труб, не принесший, однако, того богатства, каким обладал Рур.

Тито выучился говорить по-немецки и вполне сносно по-чешски и, можно сказать, вполне наслаждался жизнью «гастарбайтера», как впоследствии, в шестидесятые годы, стали называть в Германии хорватских рабочих[59]. Он вспоминал слова своего «старого доброго учителя Вимпульшека из Загорья, который, бывало, повторял, что за рабочим-металлистом – будущее». Наконец странствия привели его в самое сердце Австро-Венгерской империи, Вену, где в то время проживал его будущий смертельный враг – Адольф Гитлер. Тито остановился у своего брата в промышленном пригороде Нейштадт и нашел себе место на заводе «Даймлер». Оттуда он на всю свою жизнь вынес любовь к дорогим автомобилям. «Я даже пошел в водители-испытатели и управлял огромными мощными автомобилями, с их тяжелыми медными частями, резиновой грушей-рожком и наружным тормозом, чтобы они не слишком резвились»[60]. По воскресным дням Тито отправлялся в «Орфеум» – мюзик-холл с фокусниками, клоунами и приятной венской музыкой. Он также брал уроки фехтования и научился танцевать вальс, однако так и не овладел кадрилью или полонезом.