Исаев навис над племянником, поводил перед его глазами погремушкой, чтобы лично убедиться в реакции. Втихаря взвесил ребенка, оставив Нику стоять на шухере, и измерил окружности его тела. Никита к этому времени успокоился окончательно и теперь то и дело зевал.

— А если у него нехватка кислорода? — вдруг осенило Пашу.

— Угомонись, Исаев, — не выдержала Ника и отодвинула его от пеленальника. — Видно же: устал человек. И правда погода жуткая. У меня у самой голова болит, и я понятия не имею, как мы под этим ливнем добежим до машины. Господи, ты даже подгузники с собой не взял! Во что мне его теперь переодевать? И скоро он проголодается…

— Вон у нее на полке пробники лежат.

— Какие пробники?

— Подгузников, — он дотянулся и взял один.

— Ты что, с ума сошел?! — зашипела Карташова. — Тебе человек помог, а ты — воровать?!

— Да прям уж, — он разорвал пленку. — Все равно они бесплатные. Как у нас ручки с фонариками. Такое барахло пачками врачам тащут.

— И все равно, — она зыркнула на него сердито, но подгузник все же выдернула из рук. — Я на тебя поражаюсь…

И Ника подхватила ребенка, прошествовала в коридор, гордо задрав подбородок, и уселась на лавку с таким видом, словно ни она, ни Никита в жизни не видели человека по фамилии Исаев. Но не успел Паша оправдаться, как их позвали в кабинет УЗИ. Карташова отвлекала малого от нового испытания, пока новоиспеченный дядя приник к монитору, словно там показывали финал лиги чемпионов. Нет, в ультразвуковой диагностике он силен не был, но боялся, что хоть что-то пройдет мимо него.

Врач, привыкшая к беспокойным молодым родителям, ни разу не фыркнула, и Паша это оценил. Лезь к нему самому неуравновешенный родственник пациента, скальпель бы дрогнул в его хирургической руке. К счастью, доктор, которой мешался он, орудовала всего лишь датчиком. Окатив Пашу напоследок молчаливым осуждением, она распечатала результаты исследования и сообщила, что ребенок развивается в соответствии с возрастом, и никаких патологий не обнаружено.

Исаев с благодарностью стиснул узистке руку и впервые в жизни ощутил непреодолимое желание сунуть ей в карман денежку. И этому желанию он не смог противостоять, затылком чувствуя едкое неодобрение Карташовой.

— А мне, значит, надо было печь торт? — зашептала она, когда они подошли к выходу из отделения.

— Не нуди, — только и смог ответить он.

Перед ними разверзлись хляби небесные. Вода стеной стекала с козырька над крыльцом, вздувалась волдырями на лужах и неслась по почерневшему асфальту неистовыми потоками. Плыли, кучкуясь, тополиные почки. Громыхало ядрено.

Но Паша на всю эту непогоду любовался с каким-то отвлеченным благодушием. Теперь ему было плевать на все: Никита — здоров. Да и сам виновник торжества, как ни странно, успокоился и не пугался даже самых сильных раскатов. Может, и правда плакал из-за приближения грозы? А когда воздух раскололо разрядами, омыло дождем, и дышать стало свободнее, ему полегчало?

Исаев принял ребенка у Ники, прикрыл одноразовой пеленкой и побежал к машине. Сначала старался ступать там, где не глубоко, но уже через два шага зачерпнул полные кроссовки и, плюнув, перестал смотреть под ноги, чавкая ледяной водой. В салон он нырнул мокрым насквозь, только на груди светлело сухое пятно от ребенка.

Карташовой повезло меньше: на ней живого места не осталось. Она дрожала на заднем сиденье, покрытая гусиной кожей, по лицу стекали крупные капли. Ткань платья, намокнув, стала почти прозрачной, и Паша, сам того не желая, различил контуры злополучного красного лифчика. Тонкого красного лифчика, который ни на секунду не скрывал, как Ника мерзнет. Во рту у Паши пересохло, по спине волной прокатились мурашки. От холода, конечно, от чего же еще.

— Как я теперь его возьму? — сетовала она. — Он же весь промокнет.

— Да… — Исаев прокашлялся и, собрав волю в кулак, отвернулся. — Попробуй дотянуться до багажника, у меня там была куртка.

Ника встала на колени на сиденье, перегнулась через спинку и, отодвинув немного крышку, принялась на ощупь искать сухую одежду. Это было непросто: Паша возил в багажнике кучу всякого хлама.

— Какая-то бутылка… Вот! А, нет, это тряпки… Фу, все в каком-то дегте… Липкое что-то… Коробка… — бормотала Ника. — У тебя ведь там нет дохлых мышей?

— А? — Паша с трудом отвлекся от зеркала заднего вида.

Ее бедра, выгнутая спина, округлости, такие тугие и крепкие на вид, что невыносимо хочется натянуть ткань еще сильнее, чтобы она упруго стягивала ее тело… А потом поднимать медленно, сантиметр за сантиметром обнажая кожу, вдыхать ее запах, тереться губами…

— Я тебя умоляю, скажи, что у тебя там никто не сдох, — повторила Ника, и он заставил себя очнуться.

— Н… нет… — он был рад, что в грозовом полумраке Ника не различит лихорадочного блеска в его глазах.

— Все, нашла, — она с облегчением влезла в его куртку и совершенно в ней утонула.

Из сводящей с ума богини превратилась в деревенскую сироту, и Паша не смог сдержать улыбки умиления.

— Тепло, — она поежилась. — Ну что, поехали домой?

— Ты ведь еще побудешь с нами? — он бережно передал ей прикорнувшего Никиту.

— Мне надо будет сейчас уйти, — едва слышно прошептала она.

— Точно? — он не сумел подавить разочарования.

— Конечно! Сгоняю в продуктовый, потому что на голодовку я не подписывалась.

— А потом?

— А потом буду тебя кормить. То, что у тебя в холодильнике, никуда не годится.

— Значит, еще посидишь?

— Я теперь тебя с ребенком одного не оставлю, даже не надейся.

И Паша, чуть не мурлыкая от приступа хорошего настроения, взялся за руль.

22 мая 21:49

#никапекарь #фоторецепты #капустныйпирог

Пробую себя в роли кулинарного гуру:) По ссылке можно посмотреть пошаговые фото приготовления капустного пирога. За антураж извиняюсь, чужая кухня.

И я еще неделю в отпуске, но времени свободного не так много. Поэтому кому надо что испечь — поторопитесь:)

Капустный пирог Ника сделала по классическому маминому рецепту. Уж больно хотелось побаловать Пашу вкусным ужином после всех волнений. Она никогда не видела его таким насмерть перепуганным, бледным и взъерошенным, как ежонок, у которого вот-вот разорвется сердце. Она пару раз даже думала утешить его, погладить по спине, но в больнице он дергался, срывался на всех и был буйным даже для заматерелого шизика.

Пирог вышел на славу, хотя с духовкой Исаева пришлось повозиться. Мало того, что он хранил в ней жестяную коробку с нитками и пустые горшки из-под цветов, так еще и регулятор температуры намертво заело. Но Ника выпила кофе, просохла и, согревшись, вдохновилась на трудовые подвиги.

Вымыла и раскочегарила духовку, поставила пирог, сливочный суп из семги и котлеты по-киевски. Паша несколько раз заглядывал на кухню, видимо, собираясь завести разговор, но натыкался на поле боевых действий и предусмотрительно ретировался. Никита как уснул с началом грозы, так и проспал до самого вечера.

Наконец, настало время звать Исаева к столу. Его взгляд жадно блуждал по гастрономическому изобилию, и первые полчаса он ел молча. Ника, как с ней обычно бывало, за время готовки потеряла аппетит, зато теперь могла любоваться тем, как Паша поглощает результаты ее стараний. А зрелище льстило: он наворачивал суп, словно отвернись она в эту секунду, и он бы припал к тарелке, как слепой котенок к материнскому соску, и прямо так, через каемочку, высосал бы все до капли.

Насытился он лишь на втором куске пирога и до десерта не дотянул. Откинулся назад, обессилено вытянул ноги и с виноватым видом расстегнул пуговицу на джинсах.

— Не хотел, чтобы ты это видела… — он икнул. — Но, Боже… Это было прекрасно…

Паша промокнул лоснящиеся губы и блаженно прикрыл глаза.

— Такое ощущение, что ты отличился в постели, — она игриво закусила нижнюю губу.