— Я не хочу никакой мести… — прошептал Розен. — Я хочу только одного — вылезти отсюда!

— Что? А СС пусть, по-твоему, спокойно уходит? А кто заплатит за это?

— Мне наплевать! Я только хочу вылезти отсюда! — Судорожно сцепив руки, Розен шептал так страстно, словно произносил заклинания. — Я хочу только одного — вылезти отсюда! Выкарабкаться!

Майерхоф с минуту смотрел на него, не мигая.

— Знаешь кто ты такой? Ты…

— Уймись, Майерхоф! — перебил его Бергер и выпрямился. — Мы не хотим знать, кто мы такие. Любой из нас уже давно не тот, кем был когда-то и кем хотел бы быть. Кто мы сейчас на самом деле, — покажет время. Кто это сегодня может сказать? Пока нам остается только ждать и надеяться. Да еще молиться.

Он запахнул поплотнее полы своей гусарской куртки и вновь улегся на землю.

— Месть … — задумчиво произнес Агасфер спустя некоторое время. — Тут понадобилось бы столько мести, что… А одна месть влечет за собой другую — какой смысл?

Горизонт вдруг на мгновенье вспыхнул и погас.

— Что это? — спросил Бухер.

В ответ послышались далекие глухие раскаты.

— Это не бомбежка, — решил Зульцбахер. — Опять наверное, гроза. Погода-то подходящая — тепло.

— Если пойдет дождь, разбудим этих из рабочего лагеря, — предложил Лебенталь. — Пусть они спят здесь. Они крепче нас. — Он повернулся к 509-му. — Твой друг, этот бонза, тоже.

На горизонте опять сверкнуло.

— А они случайно ничего не слышали об эвакуации? — спросил Зульцбахер.

— Только слухи. В последний раз говорили, будто отбирают тысячу человек.

— О Боже! — простонал Розен. Лицо его смутно белело в темноте. — Конечно, они погонят нас. Как самых слабых. Чтобы поскорее от нас избавиться.

Он посмотрел на 509-го. Все вспомнили последнюю партию заключенных, которую пригнали в лагерь.

— Это же только слух. Сейчас что ни день, то новая сплетня. Давайте будем жить спокойно, пока не поступит приказ. А там посмотрим — Левинский с Вернером сделают что-нибудь для нас через своих людей в канцелярии. Или мы сами здесь что-нибудь придумаем.

Розен поежился.

— Как они тогда тащили их за ноги из-под нар!..

Лебенталь посмотрел на него с презрением.

— Ты что, никогда не видел в своей жизни ничего пострашнее, чем это?

— Видел…

— Я однажды работал на большой бойне, — вспомнил Агасфер. — В Чикаго. Я отвечал за кошерный убой. Иногда животные чуяли свою смерть. Догадывались по запаху крови. И неслись прочь, как тогда те трое. Куда глаза глядят. Забивались в какой-нибудь угол. И их точно так же тащили за ноги…

— Ты был в Чикаго? — переспросил Лебенталь.

— Да…

— В Америке? И вернулся обратно?

— Это было двадцать пять лет назад.

— Ты вернулся?.. — Лебенталь не сводил с Агасфера глаз. — Нет, вы слышали такое?

— Меня потянуло на родину. В Польшу.

— Знаешь что… — Лебенталь не договорил. Для него это было слишком.

К утру небо немного прояснилось. Лениво забрезжил серый, мглистый день. Молнии прекратились, но где-то далеко, за лесом, все еще громыхало, глухо и сердито.

— Странная гроза, — заметил Бухер. — Обычно, когда гроза кончается, грома не слышно, а зарницы еще видно. А тут наоборот.

— Может, она возвращается, — откликнулся Розен.

— С какой стати?

— У нас дома грозы иногда целыми днями среди гор бродят.

— Здесь нет горных котловин. А горы — только на горизонте, да и те невысокие.

— Слушай, у тебя что, нет других забот? — вмешался Лебенталь.

— Лео, — спокойно ответил Бухер. — Ты лучше думай о том, как бы нам что-нибудь на зуб положить — хоть старый кожаный ремень, что ли!

— А еще какие будут поручения? — спросил Лебенталь, выдержав паузу удивления.

— Никаких.

— Чудесно. Тогда думай, что болтаешь! И добывай себе жратву сам, молокосос! Это же надо — такое нахальство!

Лебенталь попытался презрительно сплюнуть, но во рту у него пересохло, и вместо слюны из рта вылетела его вставная челюсть. Он успел поймать ее налету и вставил обратно.

— Вот она ваша благодарность за то, что я каждый день рискую ради вас своей шкурой, — сердито проворчал он. — Одни упреки и приказания! Скоро уже, наверное, и Карел начнет мной командовать!

К ним подошел 509-й.

— Что у вас тут такое?

— Спроси вот этого, — показал Лебенталь на Бухера. — Отдает приказы. Я бы не удивился, если бы он сказал, что хочет быть старостой блока.

509-й взглянул на Бухера. «Он изменился. — подумал он. — Я и не заметил, как он изменился».

— Ну так что у вас случилось? — спросил он еще раз.

— Да ничего. Мы просто говорили о грозе.

— А какое вам дело до грозы?

— Никакого. Мы просто удивились, что все еще гром греми. А молний давно нет. И туч тоже.

— Да-да, вот это проблема: гром гремит, а молний нет!.. Гойим нахес! — проскрипел Лебенталь со своего места. — Сумасшедший!

509-й посмотрел на небо. Оно было серым и как будто безоблачным. Потом он вдруг прислушался.

— Гремит и в самом де… — он замер на полуслове и весь обратился в слух.

— Еще один! — фыркнул Лебенталь — Сегодня все сумасшедшие — договорились, что ли?

— Тихо! — резко прошипел 509-й.

— И ты туда же…

— Тихо! Черт побери! Лео, помолчи!

Лебенталь умолк. Заметив, что тут что-то не так, он стал наблюдать за 509-м, который напряженно вслушивался в далекое громыхание. Остальные тоже замолчали и прислушались.

— Да ведь это же… — произнес наконец 509-й медленно и так тихо, словно боялся спугнуть то, о чем думал. — Это не гроза. Это… — Он опять прислушался.

— Что? — Бухер подошел к нему вплотную. Они переглянулись и стали слушать дальше.

Громыхание то становилось чуть громче, то куда-то проваливалось.

— Это не гром, — заявил 509-й. — Это… — Он помедлил еще немного, затем огляделся вокруг и сказал, все так же тихо:

— Это артиллерия.

— Что?

— Артиллерийская стрельба. Это не гром.

Все молча уставились друг на друга.

— Вы чего? — спросил появившийся Гольдштейн.

Никто ему не ответил.

— Вы что, языки отморозили?

Бухер повернулся к нему.

— 509-й говорит, что слышит артиллерийскую стрельбу. Значит, фронт уже недалеко.

— Что? — Гольдштейн подошел ближе. — В самом деле? Или вы выдумываете?

— Кому охота шутить такими вещами?

— Я имею в виду: может, вам просто показалось?

— Нет, — ответил 509-й.

— Ты что-нибудь понимаешь в артиллерийской стрельбе?

— Да.

— Боже мой… — Лицо Розена исказилось. Он вдруг завсхлипывал.

509-й продолжал вслушиваться.

— Если ветер переменится, будет слышно еще лучше.

— Как ты думаешь, где они сейчас уже могут быть?

— Не знаю. Может, в пятидесяти, а может, в шестидесяти километрах. Не дальше.

— Пятьдесят километров… Это же совсем недалеко.

— Да. Это недалеко.

— У них же, наверное, есть танки. Для них это не расстояние. Если они прорвутся — как ты думаешь, сколько им может понадобиться дней?.. Может, всего один день?.. — Бухер испуганно смолк.

— Один день? — откликнулся эхом Лебенталь. — Что ты там говоришь? Один день?

— Если прорвутся. Вчера мы еще ничего не слышали. А сегодня уже… Завтра, может, будет еще слышнее. А еще через день — или через два…

— Молчи! Не говори таких вещей! Не своди людей с ума! — закричал вдруг Лебенталь.

— Это вполне возможно, Лео, — сказал 509-й.

— Нет! — Лебенталь закрыл лицо руками.

— Как ты думаешь, 509-й? — Бухер повернул к нему мертвенно-бледное, дрожащее от волнения лицо. — Послезавтра, а? Или через несколько дней?

— Дней! — повторил Лебенталь и бессильно опустил руки. — Да разве такое возможно, чтобы всего лишь — дней? Годы! Вечность! А вы вдруг говорите — дней! — Он подошел ближе. — Не врите! — прошептал он вдруг. — Я прошу вас, не врите!

— Кто же будет врать, когда речь идет о таких вещах!