С волшбой все это зажило бы быстрее, конечно, но и так сойдет. Не представляю, как оборотни без магии на войне справляются. Наверное, вербуют ветронцев. Тамуа ведь моя землячка, вот почему она в лесу и помогает псам.

В уборной что-то загрохотало.

— Простите, — заверещала перепуганным голосом прислужница, выглянув из двери. Она кулачками вцепилась в белый фартук, на котором стремительно разрасталось синее пятно. — Я тут совсем недавно, — стала оправдываться, и в болотного цвета глазах замерцал фосфор. Эртинка, значит. — Извините, — девушка поклонилась. — Я все сейчас уберу, только не говорите вашему спутнику, — в глазах девушки промелькнуло что-то похожее на страх, но губы лукаво изогнулись в усмешке.

Я кивнула, но насторожилась. Странная девка. Что там в уборной можно убирать так долго да и еще перевернуть? Но проверять было неохота, меня клонило в сон, потому я отвернулась на другую сторону кровати и, крепко закутавшись в мягкое одеяло, уснула.

— Замолчи, — сквозь сон пробился шепчущий голос Армана.

Я не подала вида, что проснулась.

— Да она спит, — раздался знакомый женский голосок. Та же прислужница. — Не бойся, я вас не выдам, хотя Шиины рыщут в округе. Они хотят её убить.

— Не получится, — грубо прорычал оборотень, но сделал это максимально тихо. Кровать у моих ног скрипнула и прогнулась. — Ты знаешь силу моего дара, — хмыкнул самодовольно. — Я не подпущу врагов к себе близко.

— Не думаю, что ты сможешь воздействовать на целый отряд Шиинов, — рассмеялась девчонка.

— Уходи, Калли, — яростно прошептал Арман, — и не смей больше появляться в этой комнате.

— Да ладно, — неприятно хихикнула девица. — Интересно же было посмотреть на твою истинную. С ней ты такой же страстный, как и со мной?

— Проваливай! — тише, но злобно протянул оборотень.

Послышались удаляющиеся шаги, дверь массивно хлопнула и я позволила себе открыть глаза.

Приподнявшись, уставилась с ненавистью в лицо Армана.

— Вот и мне интересно, Ваше Лохматое Высочество, такой ли ты был со мной страстный, как и с ней?

Гнев и ярость так быстро подкатили к горлу, что я не успела и осознать, что сказала. Подначила его, принизила таким обращением, но не собиралась отступать. Пока я тут больная лежу, он свою тычинку в ее пестик погружает? Урод! Да пусть катится, куда подальше, извращенец!

— Не такой, — оборотень покачал головой. — С тобой я вообще сам не свой, — ответил серьёзно. — Но меня забавляет твоя ревность, — хитро улыбнулся и коварно подмигнул. — И… у меня нет никого, кроме тебя. Это невозможно, пока на теле горит метка истинной пары.

— Забавляйся, но это вовсе не ревность, а предосторожность, — я откинулась на подушку, руки скрутила на груди и гневно припечатала: — Хоть со всеми шлюхами Эртина перетрахайся, плевать, только ко мне больше не лезь. Я не хочу заразу подцепить. А еще, ты и верность находятся на тех же полюсах, что ты и любовь. Рассказывай лучше своей Калле, или как там ее, какой ты честный и хороший… Я прекрасно и сама знаю, на что ты способен.

— Может, я и не знаю, что такое любовь, но ревность во всех её проявлениях мне близка, — эртинец пододвинулся ближе и положил ладонь на сплетение моих рук, заглянул в глаза так, как умеет только он. Прожег, проник под кожу, вывернул наизнанку. — Я в её пекле бесконечно горю последние дни, — с нежностью погладил кожу моих рук, что покрылась мурашками от его прикосновения. — И ты, моя маленькая ящерка, сейчас испытываешь самое мерзкое после предательства чувство.

— Ты не знаешь, что я чувствую, — голос вдруг сорвался в невесомый шепот, а я отвернулась, чтобы не тонуть в ядовитой зелени глаз. — Не нужно подчинять меня… пожалуйста. Я не хочу так.

— С того… — запнулся, — дня я никогда не использовал с тобой свой дар, — Арман схватил меня за подбородок, настойчиво повернул к себе и прошептал: — Поэтому да, я знаю, что ты чувствуешь, — подался вперёд и коснулся кончиком пальца моих губ.

— Это все она, — я задрожала под его пристальным взглядом, по телу побежал горячий трепет, — стигма?

— Она тянет, да, но здесь нечто другое, иначе ты бы уже давно стонала в объятиях Рэйдена. Он же весь такой хороший, — упомянув брата, оборотень яростно блеснул глазами.

— Тебе тоже не нравится то, что ты чувствуешь? — мне хотелось знать, но ответа я боялась, потому судорожно сглотнула.

— Нравится, — Арман мечтательно улыбнулся. — Потому что никогда такого не испытывал, — оборотень качнул головой и, потупившись, поджал губы. — Мне впервые страшно не за себя.

— Да врешь ты все, — ухмыльнулась я, но взгляд не увела, продолжила рассматривать его лицо, вкрапления темной зелени в светлых радужках, плотно сжатые губы красивой формы и не находила в нем изъянов. Разве что эта складка над переносицей — слишком глубокая.

— Так сложно в это поверить? — не выдержав моего взгляда, эртинец вдруг отвернулся.

— Сложно, — выдохнула, пытаясь справиться с накатывающей волной трепета. — Это как ждать от бури ласки, как ждать от голодного хищника пощады…

— Ты дождалась, — оборотень заключил моё лицо в ладони. — Теперь моя жизнь в твоих руках, — жарко выдохнул и припал к моим губам.

— Арман, — я с трудом разорвала поцелуй. — Нам стоит поберечь силы, да и… я не могу больше — это неправильно, — захотелось спрятать лицо под ладонями, укрыться от расстреливающих сияющих глаз. — Что с нами теперь будет? — просипела и, потянувшись рукой, сжала темные волосы на затылке. Они такие густые и приятные.

— Нет ничего более правильного, чем это, — Арман потерся щекой о мою руку, будто кот. — Будет так, как ты захочешь, — шепнул с надрывом. — Я больше не мыслю жизни без тебя.

— Мы друг друга не знаем, чтобы озвучивать такое.

Его слова были сладкими, но и горчило почему-то от них. Все от того, что несколько дней я жила рядом с оборотнями в жуткой агонии, и Арман не пытался помочь, только в угол меня загонял. Те язвительные «извини, я не хотел» совсем не снимали его вину, но я не могла сейчас отрицать, что тогда, в первый наш болезненный раз, желала его по-настоящему. Дико, но это правда. Не знаю, как могла в той ситуации вообще что-то желать…

— Когда я спала, кто-то пел песню… — похлопала рядом с собой, приглашая Армана сесть. — Спой еще… Это ведь ты был, знаю. Или расскажи, о чем она…

— У тебя слишком чуткий сон, — оборотень рассмеялся и расположился рядом. Взял меня за руку и немного покраснел, смутился. — В детстве мне мама её на ночь пела, когда ей было грустно и она страдала от предательства отца. Глупая тогда была. Думала, что он бросит законную супругу и женится на ней, но мать Рэя не отступила. Мы проиграли битву за его сердце, — в каждом слове эртинца сквозила неприкрытая боль. Он сжимал мою ладонь и не смотрел в глаза. Просто говорил, словно хотел излить душу. — Я и сейчас ненавижу отца, хотя он всегда старался не отделять меня от своей семьи. Я дружил с братом, чтобы угодить ему, но никогда не любил Рэя. Да вся моя жизнь — притворство, — Арман неожиданно замолчал, тяжело вздохнул. — А песню на эртинском я пел про то, как однажды ночью в лесу потерялась девушка. Она наткнулась на хижину отшельника, думала, спасение обрела, а он убил её и зажарил на костре, — закончив рассказ, оборотень пожал плечами и хохотнул.

— Тоже любовь, — повела я рукой, смахивая изморозь страха, что покатилась по коже, и прижалась к теплой груди оборотня. — Своеобразная любовь набить до отвала живот. В Ветроне был один пухлый парень, сын богатого дарвия, так он все время что-то жевал и женился на худой болезненной девушке, только потому что она мало ела. Та при родах и померла, а он быстро нашел себе знатную повариху и через год сам помер от несварения, оставив ей немалое состояние.

— Хороша любовь, — обняв меня, оборотень уютно прижал к себе. Погладил по волосам и часто задышал. — Это такой ты собралась меня учить?

Спрятав от него глаза, прикрыла веки и глубоко вдохнула запах мужской кожи.