Схоласты, как мы видели, полагали существенное различие и в том, праведна ли власть или нет. На этом основании они разбирали случаи, когда власти можно не повиноваться. Суарес обращает внимание и на эти вопросы. Гражданская власть, по его мнению, не требует от князя исповедания истинной веры, ибо власть установляется естественным законом, следовательно, вера не может быть ее условием. Откровенный же закон не изменяет существа этой власти и не мешает ее действию. Единственное ограничение, которое он полагает, состоит в том, что христиане не должны повиноваться гражданским правителям в том, что противоречит религии. Общественная власть может принадлежать и неправедным людям, ибо и от них могут исходить справедливые законы; несправедливый же закон не налагает никакой обязанности на граждан, ибо это вовсе не закон. Никто не обязан повиноваться и власти, не имеющей законного права. Суарес утверждает, что если бы власть зависала от веры или от добрых нравов князя, то в государстве никогда бы не было мира, ибо всякий подданный считал бы себя вправе судить князя и отказывать ему в повиновении, что нелепо. Между тем он не видит, в какое противоречие он впадает с самим собою, предоставляя каждому гражданину право не повиноваться положительному закону, когда он считает его несогласным с законом естественным.

Суарес делает и некоторые другие ограничения. Он дает подданным право не повиноваться закону, 1) когда он слишком тяжел, ибо здесь предполагается, что князь хотел издать его только в виде опыта. Однако, говорит он, это мнение только правдоподобно; по строгому праву закону всегда следует повиноваться в пределах справедливости. Лучше просить князя об отмене тягостного постановления; если же он не уступает, надобно подчиниться его воле. 2) Можно не повиноваться закону, когда большинство граждан его не исполняет, однако и здесь нужна большая осторожность. Эти ограничения не что иное, как иезуитская казуистика.

Гораздо важнее вопрос о цели и содержании гражданского закона. Цель его не может быть ни вечное блаженство, ни даже духовное счастье человека на земле, ибо на это требуются сверхъестественные пути. Гражданский закон может иметь в виду только земное счастье, и то не отдельных лиц, а общества как целого союза, отдельных же лиц настолько, насколько они члены целого. Однако общественная цель должна сообразоваться с нравственным законом. Суарес отвергает мнение Макиавелли, что для общей пользы позволительно употреблять всякие средства. Нравственное начало занимает у него первое место. Оно входит и в содержание гражданского закона, который, по его мнению, не ограничивается одними внешними отношениями людей, но распространяется на все добродетели. Закон может предписывать всякого рода нравственные действия и запрещать все пороки, ибо цель его — естественное счастье государства, а оно недостижимо без добродетели. Из этого следует, что гражданский закон может предписывать человеку правила не только относительно других, но и относительно себя и Бога. Однако, с одной стороны, он должен держаться в пределах возможного, соображаясь с обыкновенными качествами людей и не требуя совершенства, с другой стороны, он должен ограничиваться тем, что полезно для целого союза. Гражданский закон не может предписывать и чисто внутренних действий, ибо они не подлежат принуждению и на них не простирается власть общества. Однако, так как внешние действия проистекают из внутренних, то, предписывая первые, закон косвенно предписывает и последние. Но он довольствуется одним внешним исполнением, ибо внутреннее состояние человека не подлежит его суду.

При всем том гражданский закон обязывает и совесть, 1) потому что власть, его издающая, происходит от Бога; 2) потому что естественный закон предписывает исполнять справедливые постановления законных властей; 3) потому что без этого власть была бы лишена всякой нравственной силы, следовательно, была бы ничтожна. Обязанность повиновения простирается на всех, от нее не изъемлются и праведные, как утверждают некоторые. Сам князь связывает себя законом, ибо последний имеет в виду благо целого, в котором заключаются как тело, так и глава; но в отношении к князю эта обязанность не принудительная, ибо верховная власть не подложит принуждению.

Что касается до отношения гражданского закона к естественному, то оно может быть двоякое: иногда гражданский закон служит только провозвестником закона естественного, когда определения первого являются только выводами из последнего; иногда же он прибавляет и собственные свои определения, когда естественный закон дает одно общее правило, а приложение этого правила, например определение известного наказания, предоставляется человеческой воле.

Канонический закон существенно отличается от гражданского, хотя имеет то же нравственное содержание. Последний касается порядка естественного, первый — сверхъестественного и всего, что к нему относится: веры, таинств, церкви. Поэтому он простирается единственно на верующих, ибо остальные не суть члены церкви. Но ему подлежат еретики, которые могут быть принудительно возвращаемы к истинной вере, ибо они признали над собою церковный закон и нарушили его предписания.

Канонический закон издается церковною властью. В опровержение протестантов Суарес доказывает, что церковная власть необходимо должна иметь право устанавливать законы, обязательные для верующих. Церковь как тело Христово образует единый союз, но всякий союз должен иметь в себе власть, а всякая власть облечена правом издавать обязательные для всех законы. Если бы даже не было Откровения, то по естественному закону человек имеет потребность в поклонении Богу, следовательно, и в церковной власти; поэтому жрецы были и у язычников. Точно так же церковная власть связана и с законом благодати, но так как последний — сверхъестественный и духовный, то и власть здесь должна иметь тот же характер: она ведет людей к цели сверхъестественной и духовной и употребляет таковые же средства, насколько она принудительна, она действует преимущественно мечем духовным. Положительным установлением Христа эта власть вручена Петру и его преемникам, что доказывается известными текстами.

Каково же отношение церковной власти к гражданской? В обсуждении этого вопроса Суарес становится на одну точку зрения с Беллармином, заменяя однако доводы последнего некоторыми своими. Таким образом, в учении о гражданском законе он отрицает у папы прямую светскую власть не только над всем человечеством, но и над христианскими народами за исключением собственных владений. Такой власти ему не дано ни Св. Писанием, ни преданием церкви. Она и не нужна для церковного управления, достаточно должное подчинение светской власти духовной, в силу которого последняя получает косвенное влияние на гражданскую область. Папа не имеет права издавать гражданские законы, но он может исправлять и даже иногда отменять те, которые клонятся к погибели душ.

Эти начала получают еще большее развитие в учении о каноническом законе. Здесь Суарес доказывает, что по евангельскому установлению церковная власть превышает светскую, ибо 1) одна относится к порядку сверхъестественному, другая — к естественному; 2) цель первой — небесная, духовная, вечная, цель второй — земная, материальная, временная; 3) первая проистекает от Бога непосредственно, вторая через посредство естественного закона; 4) первоначальный субъект первой — Христос и затем лица, которым он передал власть; первоначальный субъект второй — народ и за ним те, которые от него получили правление. Все это доказывает превосходство церковной власти над светскою; но Суарес на этом не останавливается, он утверждает, что последняя подчиняется первой. Доказательства следующие: 1) церковь образует единое тело, а потому должна иметь единого главу, которому все другие власти обязаны подчиняться, иначе в обществе не будет мира и единства. Гражданская власть должна, следовательно, подчиняться церковной, как тело — душе. Суарес приводит здесь изречение св. Бернарда о двух, принадлежащих церкви мечах. 2) Для того чтобы светская власть была праведна, необходимо, чтобы правило ее действий было духовное; следовательно, она должна направляться духовною властью, которая может исправлять и воздерживать правителя не только как человека, но и как князя. И если возразят, что духовные лица также нуждаются в исправлении, то и над ними высшее право принадлежит папе, который один не может быть исправляем никем, потому что не подчиняется никому. Так как нельзя идти в бесконечность, то необходимо остановиться на какой-нибудь верховной власти.