XVI век завершает собою тот период всемирной истории, который начинается с утверждения христианской церкви в Римской империи. Развитие католицизма как господствующего элемента в жизни западных народов кончается собственно XV столетием. XVI составляет уже переход от средневекового порядка к новому, от общественного раздвоения к государственному единству, от владычества религии и церкви к чисто светскому развитию мысли и учреждений. Это возвращение к той точке зрения, на которой стоял древний мир. Отсюда первая характеристическая черта этого времени: оно называется в истории эпохою Возрождения.

На всех отраслях человеческой деятельности легла печать античных идей, как бы воскресших от временного сна. Они отразились и в науке, и в искусстве, и в государственной жизни. Памятники древности, литературные и художественные, с жадностью стали изучаться всеми просвещенными людьми и сделались источником нового миросозерцания и новой, изумительной производительности. И в средние века сочинения Платона и особенно Аристотеля считались высоким авторитетом, но в то время они служили только орудием схоластики и являлись не более как материалом для совершенно чуждых им воззрений. Точка зрения была совсем иная. В XVI веке произведения древних получили значение сами по себе, новые мыслители стали усваивать себе самую сущность их взглядов. На этом основании воздвигались новые, чисто философские системы, схоластика же отвергалась как устаревший плод варварского времени.

Таким образом, эпоха Возрождения представляет поворотную точку истории. Отсюда начинается обратный ход человечества от раздвоения к единству. Однако это не было простое возвращение к первоначальной точке отправления. Средневековая жизнь не прошла даром. Христианство наложило свою неизгладимую печать на все развитие человечества, оно осталось существенным элементом Нового времени. Но средневековые формы христианства не могли уже удовлетворить новым потребностям. И мысль, и общественная жизнь освободились из-под опеки, под которою находились в течение стольких веков. Сознав свою самостоятельность, они стремились утвердиться на основании собственных, присущих им светских начал. Вследствие этого естественно возник вопрос о преобразовании церковного устройства, приноровленного к совершенно иному порядку. Явилась новая форма христианства, основанная на свободе, — протестантизм. Но Католическая церковь, со своей стороны, не могла не противодействовать этому направлению, она старалась удержать свое прежнее владычество. Отсюда религиозная борьба, которая наполняет собою почти все XVI столетие, приводя к окончательному итогу религиозное развитие средних веков. Это новое, сильное проявление религиозных начал заставляет нас отнести эту эпоху к средневековому периоду всемирной истории. Здесь кончается религиозная производительность европейских народов, последующее время не представляет уже в этой области ничего нового. Начинается чисто светское движение идей и событий, среди которых церковь отодвигается на второй план, уступая первое место науке и государству. И в Новое время религиозные начала оказывают иногда свое влияние на политическую область, но влияние косвенное, далеко уступающее другим элементам. Церковь остается прибежищем верующих душ, но не является уже вожатым человечества, как в средние века.

Завершая собою средневековое развитие, XVI век, с другой стороны, принадлежит и Новому времени, ибо в нем заключаются уже все семена будущего порядка. Он представляет в себе то внутреннее сочетание жизненных начал, которым живет новое человечество: соединение античных элементов и средневековых, возвращение к древности с сохранением христианства, восстановление единства при относительной самостоятельности выработанных историею противоположностей.

Такое сближение разнородных сил и противоположных начал, которые в первый раз у новых народов стали друг против друга, лицом к лицу, дало необыкновенный толчок и мысли и общественной жизни. Это было всеобщее брожение, которое сообщало человеческим способностям изумительный полет. Человек почувствовал свою свободу, перед ним открылись новые горизонты, которые приводили его в упоение. Люди с жадностью кинулись пробивать во все стороны новые пути, и везде им представлялись чудесные, неведомые прежде миры. Колумб открыл Америку; Васко де Гама нашел дорогу в Индию. Даже небесная твердь расступилась в глазах человека. После Коперника Земля перестала быть центром Вселенной и превратилась в ничтожную точку среди бесчисленных светил, наполняющих бесконечное пространство. В то же время изобретение книгопечатания дало мысли такое орудие, такие средства деятельности, о которых прежде никто не смел и мечтать. Мысль как будто получила крылья и способность мгновенно облетать самые далекие страны.

Брожение идей влекло за собою и брожение в обществе. XVI век весь наполнен войнами и междоусобиями. Новые силы еще не знают себе меры, каждая стремится расшириться насчет других. Отсюда беспрерывные столкновения, которые после долгого процесса разрешились системою европейского равновесия. Но среди этого хаоса все сильнее и сильнее чувствуется одна потребность — установление повсюду прочной государственной власти, способной подчинить себе дробные средневековые силы. XVI век — эпоха окончательного образования новых европейских государств. Государственное начало торжествует над средневековой анархиею и становится центром всей новой истории человечества.

При таком богатстве содержания XVI век образует отдельный цикл в истории политических учений. Мысль в это короткое время проходит через все точки зрения, развивает все элементы государственной жизни, хотя далеко не в такой полноте, как впоследствии. Это более или менее хаотическое состояние науки, где все изучается, все высказывается, нередко с удивительным талантом, но ничто еще не достигло надлежащей зрелости и системы. Это преддверие новой жизни, где являются уже все ее элементы, но еще более или менее в зародыше. Общее развитие мысли идет от возрождения античных идей, через религиозную борьбу, к упрочению государственной власти.

На пороге XVI века стоят два мыслителя совершенно противоположного свойства, но оба воспитанные на изучении древности и черпающие из нее самую сущность своих воззрений: Томас Мор к Макиавелли. Один является мечтательным идеалистом, наподобие Платона, который служил ему образцом, другой держится практической мудрости Аристотеля, не возвышаясь, однако, как последний, к сознанию философских начал и жертвуя нравственностью государственной пользе. Поэтому противоположность между Мором и Макиавелли выступает гораздо резче, нежели между Платоном и Аристотелем.

Английский канцлер Томас Мор издал в 1513 г. сочинение под названием «Утопия», т. е. небывалое место. Это изображение идеального порядка вещей, в котором, как в государстве Платона, нет частной собственности. Однако это не простое подражание Платоновой республике. Как в критике современного порядка, от которой отправляется автор, так и в самом устройстве идеального общества проглядывают воззрения и начала, истекающие из требований Нового времени.

Сочинение писано в виде разговора между автором, его приятелем и путешественником по имени Рафаил, который повествует о том, что он видел в своих странствиях. Первая книга посвящена критике существующего порядка в европейских государствах. Рафаил рассказывает разговор, происходивший у архиепископа Кентерберийского по поводу жестоких казней, которым подвергаются в Англии воры. Восставая против подобных наказаний, Рафаил говорит, что прежде всего надобно обратить внимание на причины, побуждающие людей к воровству: они заключаются главным образом в том, что богатство сосредоточено в руках вельможей, которые, с одной стороны, держат огромное количество праздной прислуги, остающейся потом, по смерти хозяина, без куска хлеба, а с другой стороны, заменяют земледелие овцеводством и через это вытесняют мелких владельцев и фермеров с их участков, лишая их всяких средств пропитания. Рафаил находит бесчеловечным и отнятие жизни за похищение собственности: воров следует обращать на публичные работы для общественной пользы и для собственного их исправления. Так же надобно поступать и с бродягами; больных же и дряхлых советуется распределить по монастырям, чтоб и их пристроить, и монахов обратить на общую пользу.