Эти мысли Меланхтона показывают, что он хотел перевести чистый идеализм Аристотеля в идеализм нравственный посредством подчинения философских начал богословским. Дальнейшее изложение нравственного учения опять сводится к толкованию десяти заповедей, которые являются связью между помраченным разумом и естественным законом, точно так же, как вера в Христа Спасителя является примирением между бессильною свободою и высшею правдою.
От естественного закона отличается положительный. Первый есть правило божественной мудрости, а потому неизменен, второй же изменяется, смотря по человеческим потребностям. Поэтому в нем нет внутренней необходимости; основания здесь только возможные, ввиду известных обстоятельств. Положительный закон не должен, впрочем, противоречить естественному, ибо он не что иное, как определение последнего (determinatio juris naturalis). Он восполняет естественный закон, применяясь к условиям жизни. Издание положительного закона принадлежит правительству, которое установлено Богом на земле для охранения закона.
Мы видели, что Меланхтон, говоря о десяти заповедях, выставлял повиновение властям как первое предписание, касающееся взаимных отношений между людьми. Для лютеран этот вопрос имел существенную важность, ибо, с одной стороны, здесь являлись притязания Католической церкви, стремившейся подчинить себе гражданскую область, с другой стороны — учения сект, отвергавших всякое начальство. Между тем лютеранство, отрицая вмешательство церкви в светские дела, искало твердости законного порядка. Оно само водворялось под защитою светской власти. Поэтому уже Лютер проповедовал безусловное повиновение властям. Он всею силою своего красноречия восстал против возмутившихся крестьян, утверждая, что, как бы ни справедливы были их требования, но добывание их силою противно христианскому закону. Евангелие проповедует страдание и терпение, все остальное есть учение человеческое, а не Божие. Лютер объявил даже, что он всегда будет стоять на той стороне, которая терпит возмущение, как бы она ни была несправедлива, против той, которая его учиняет, как бы она ни была справедлива[207]. Меланхтон, систематизируя лютеранское учение, подверг подробному разбору вопрос о значении власти и о должном ей повиновении.
В «Общих местах богословия» находится особый отдел под заглавием «О гражданских властях и о достоинстве государственных дел» (De magistratibus civilibus et dignitate rerum politicarum). Необходимо говорить о гражданских властях, пишет Меланхтон, потому что есть люди, которые распространяют на этот счет вредные мнения и возбуждают восстания, отрицая самую необходимость власти и различия государств. Философы тоже много толковали об этом предмете. Церковь же учит вообще, что государственный порядок происходит от Бога. По его велению люди соединяются под гражданскими законами и управляются властями, устанавливаются суд и наказания, охраняются мир и дисциплина, разделяется собственность, вещи передаются законными договорами, насилия подавляются и наказываются. Поэтому государственный строй есть доброе и полезное дело. Но не платонов ли это идеал? Нет, это сама сущность государства, хотя здесь, как и во всяком человеческом деле, примешиваются страсти и пороки. Однако, если политический порядок происходит от Бога, то лица, им управляющие, не всегда от Бога. Часто они нарушают божественный закон, как видно из примеров Нерона, Калигулы и других. Надобно, следовательно, различать добрых правителей и злых. Что добрые посылаются Богом, об этом свидетельствует Св. Писание; злых же посылает дьявол. Однако и они служат иногда орудием Бога для наказания людей. Точно так же Евангелие не устанавливает какого-нибудь определенного государственного устройства, а допускает все различия. Апостол Павел велит повиноваться всем предержащим властям. Христианское учение так строго держится этого правила, что считает смертным грехом неповиновение власти, если только она не предписывает что-либо противное повелению Божьему. Повиновение требуется и гражданскими законами, но Св. Писание идет далее: оно требует и воздаяния чести, т. е. не только внешнего уважения, но и внутреннего расположения мысли, а это высшая степень повиновения. Однако и здесь необходимо, как сказано, отличать лица от должности. Апостол Павел любил римского императора, но ненавидел Нерона, как орудие дьявола.
Меланхтон говорит и об обязанностях правителя. Он берет за основание изречение Аристотеля, что князь — хранитель закона. Когда ты спрашиваешь, в чем состоит должность правителя, пишет Меланхтон, вспомни это определение и представь себе князя, у которого на шее висит Моисеев закон, источник всех остальных. Правитель обязан охранять его в отношении к внешней дисциплине, о которой попечение предоставлено ему. В этом заключается различие гражданской власти и церковной. Первая охраняет внешнюю дисциплину и мир; она принуждает подвластных и наказывает сопротивляющихся, налагая на них физические наказания. Учитель же Евангелия предлагает верующим слово Божие и сообщает таинства; он принуждает и наказывает только словом и отлучением от церкви, а не телесными средствами. Однако из этого не следует, что гражданскому правителю не принадлежит забота о религии и добрых нравах. Он не только блюститель мира и желудка, но прежде всего он должен служить славе Божьей. Как хранитель закона правитель и сам обязан ему повиноваться. Он ничего не должен делать противного закону Божьему и естественному. Закон Божий говорит: не укради. Этим установляется собственность. Следовательно, князь не должен думать, что у подданных нет ничего своего и что он из собственности народа может взять себе все, что хочет. Народ обязан только платить ему обыкновенную дань; в случае же нужды справедливо, чтобы граждане уделяли часть своего достояния на церковь и отечество. Меланхтон прибавляет к этому, что князь должен заботиться также о литературе и о школах.
В отдельной статье, по вопросу о притязаниях Бонифация VIII, Меланхтон подробно разбирает права князей в духовной области и отношение светской власти к церковной[208]. Он начинает с определения первой: гражданская власть есть такое устройство, в котором высшие, т. е. правители, имеют поручение предписывать добрые нравы во внешнем порядке жизни, а также принуждать людей и наказывать их телесною силою, чтобы воздерживать несправедливые нападения, прекращать преступления и защищать общественный мир[209]. Это определение, говорит Меланхтон, возлагает на власть не только защиту мира, но и поручение охранять добрые нравы. Ибо целью мира должен быть досуг, не для наслаждений, а для воспитания детей, для утверждения веры, для улучшения нравов. Этому учит и апостол Павел, когда он предписывает молиться за власти, чтобы мы могли вести тихую и спокойную жизнь в мире и честности. Если мы хотим понять надлежащим образом должность правителя, продолжает Меланхтон, мы должны вспомнить, что он защитник закона, и не только того или другого правила, а всего закона в совокупности, т. е. обеих скрижалей завета, в отношении к внешней дисциплине. Этим, с одной стороны, полагаются границы произволу власти. Правитель не имеет права предписывать что-либо противное естественному закону, повелениям Бога и законам своего государства. Следовательно, власть его не безгранична, а включена в известные пределы. Он держит ее как поручение или доверенность (procuratio) от другого, т. е. от Бога. Поэтому он не может отступать от Божьих повелений. С другой стороны, так как гражданский правитель охраняет и первую скрижаль в отношении к внешней дисциплине, то он обязан запрещать и наказывать богохульство, идолопоклонство и ложные догматы, он должен заботиться о распространении истинной веры и защищать учащих истину. Это правило подтверждается 1) второю заповедью, из которой оно выводится следующим умозаключением: все правители должны сами исполнять вторую заповедь и быть ее хранителями; эта заповедь запрещает богохульство и ложные догматы; следовательно, все правители обязаны их запрещать и наказывать; 2) то же самое доказывается главною целью правления: вообще, высшая цель человеческих обществ состоит в том, чтобы люди могли друг друга поучать о Боге и чтобы в обществе распространялось истинное познание Бога; но правитель — главный блюститель общества; следовательно, он должен быть и блюстителем его цели; 3) это правило подкрепляется и историческими примерами: иудейские цари уничтожали нечестивые служения и за это восхваляются в Св. Писании. Даже языческие князья, как Навуходоносор и Дарий, издавали законы, воспрещающие произносить хулу на Бога евреев.
