— Стой! Распишись вот здесь!

Пока Яс-Берень, высунув от усердия язык, выводил подпись, Куксон времени зря не терял, пытался клуриконов вразумить:

— Жалоб на вас необыкновенное количество! Вы же не только пьете и буяните, но еще и тащите все, что плохо лежит! Вот в прошлом месяце из Студеного ручья булочник записку прислал, говорит, зашли к нему в лавку три клурикона… смекаете, о ком он?

— Понятия не имеем! — вытаращил глаза Яс-Берень.

— Купили булку за медный нуобл.

— Вот видишь! Мы же честно расплатились!

— Ты погоди, — остановил его Куксон, разворачивая записку. — Послушай, что он дальше пишет. «Из лавки пропало: четыре коробки мятных пряников, корзина яиц, метла и угольные щипцы, деревянная лопата для хлеба и две бутылки медовой наливки». Лопата-то вам зачем понадобилась?!

— Это не мы!

— А кто?

— Клянусь, не мы! Булочника этого помню прекрасно: хороший человек. А у хороших людей мы не вору… ничего не заимствуем. Такое уж у нас правило! Вот тебя, к примеру, взять. Да чтоб мне вина никогда в жизни больше не выпить, если я когда-нибудь у тебя что-нибудь свору… позаимствую! Да я и помыслить об этом не могу! Мы тебя уважаем и чтим!

Вот и поговори с ним. Куксон только рукой махнул:

— Убирайтесь с глаз моих долой!

Клуриконы вывалились за дверь и тут же завопили песню.

— Надоедливы, хуже осенних мух, — бормотал гоблин, пробегая глазами заявку. — Одна надежда: до весны их не увижу….

Он потянулся за пером, чтобы поставить на бумаге свою подпись (так полагалось), но на серебряной подставке его не обнаружилось. Собственно говоря, и самой подставки (старинное серебро, украшено горными самоцветами, подарок на столетний юбилей) тоже не было. Вместе с ней бесследно исчезли и купленные по баснословной цене перья (жемчужная цапля, редчайший экземпляр. Удалось по случаю приобрести, гоблин Куксон питал слабость к хорошей бумаге и перьям).

— Ах вы, пьяницы проклятые!

Куксон выскочил в коридор. Издалека еще доносилось нестройное пение клуриконов.

— Яс-Берень! Яс-Берень! А ну, стой!

Пение смолкло, послышался топот: клуриконы улепетывали со всех ног. Оглушительно хлопнула внизу входная дверь.

— Чтоб вам трезвенниками умереть! — в сердцах воскликнул гоблин и вернулся в кабинет.

Посидел, глядя на то место, где совсем недавно красовались на подставке роскошные перья (предмет зависти всего Ведомства), вздохнул и вынул из ящика запасные: самые обычные, гусиные. Нужно было опись возвращенных заклятий составить (казначей о ней уже спрашивал), но сегодня и поважней дела имелись, так что Куксон опись отложил, а вместо этого достал папку с надписью: «Создание новых заклятий». Полистал, подумал, выбрал парочку густо исписанных листов и принялся внимательно изучать. Все новые заклинания проходили проверку и утверждались лично главой Гильдии. Те, что гоблин Куксон изучал, уже были одобрены, теперь полагалось их передать в казначейство, чтобы каждому новоизобретенному заклятью была присвоена цена. А уж после этого заклинания можно было и в продажу пускать. Добрый час просидел над бумагами Куксон, решил даже, не полагаясь на память, выписать кое-что, но едва вывел первую строчку, как в дверь постучали: деликатно, негромко. Куксон сразу понял: дама.

И не ошибся.

…Хисольта, предсказательница.

Среднего возраста женщина, не молодая, не старая, внешности прямо-таки выдающейся: кожа белая, солнцем не тронутая, глаза лисьи, волосы длинные, золотисто-рыжие, замысловато уложены. Волосы-то у Хисольты — главное украшение: густые, вьющиеся, глаз не оторвать. Если распустит — до пола достают, так говорили те, кому это лицезреть доводилось. Сам-то Куксон, слава небесам, такое не видел, и видеть не торопился: наслышан был, что происходит с теми, кто распущенными волосами рыжеволосой красавицы любовался.

— Приветствую в Ландедаке! Присаживайся, Хисольта, — гостеприимно промолвил гоблин, указывая на кресло. — Вот и ты вместе с первым снежком к нам прилетела. Это хорошо…

Он открыл папку с надписью: «Предсказатели: кратковременные прогнозы и долгосрочные предсказания. Хрустальный шар, кофейная гуща, магический кристалл и прочее» и зашуршал бумагами.

— Есть ли стоящие заявки? — поинтересовалась Хисольта. Голос у нее нежный, мелодичный, точно хрустальный колокольчик звенит. — Желает ли кто-нибудь из обеспеченных клиентов узнать свою судьбу? Сам понимаешь: узнаешь будущее, убережешься от ошибки. Для богатых людей это особенно важно!

— Это для всех важно, — бормотал гоблин, просматривая заявки. — И для богатых и для бедных.

— Не вздумай подсунуть мне какого-нибудь бедняка. Нет денег, пускай нанимает предсказательниц, что на постоялых дворах за миску похлебки работают. А у меня дешево не бывает!

— Да, да, это я знаю…

К предсказательнице Хисольте отношение у Куксона было сложное. Магических способностей к предсказаниям она не имела почти никаких (ее таланты в другой области лежали), зато пыль в глаза умела пускать преискусно, мастерски оттирала от богатых клиентов других предсказательниц, не гнушалась и чужие заказы перехватывать.

Куксон отложил в сторону одну заявку: супруга видного военачальника, собиравшегося в дальний опасный поход, просила прислать хорошую предсказательницу, чтобы узнать, какая судьба мужа ждет. Военачальника этого гоблин Куксон знал лично — хороший человек, достойный — и поэтому собирался послать к нему не Хисольту, а кого-нибудь другого, понадежней.

— А это что за заявка? — насторожилась предсказательница, кивая на отложенную бумагу.

— Так, ерунда, — покривил душой Куксон. — Мелочь, да и денег обещают немного.

Хотел спрятать в папку, от греха подальше, но Хизольта опередила: ловко выхватила бумагу и впилась взглядом в ровные строчки.

Глаза предсказательницы вспыхнули, щеки порозовели.

— Так, так… кому это здесь требуется предсказатель? Ах, вот оно что! Богатый дом, денег- горгульи не клюют, стало быть, золота за правильное предсказание женушка отвалит немало! А уж я постараюсь угадать то, что ей нужно… я даже подружусь с ней, я это умею! Она и оглянуться не успеет, как я в ее доме своим человеком стану. Куксон, я беру эту заявку!

— Нет, не берешь, — твердо ответил гоблин.

— Беру.

— Нет. Положи бумагу на стол.

Хисольта улыбнулась, свернула заявку в трубку, сунула себе в рукав и, прищурив хитрые глаза, медовым голосом запела:

— Никто лучше меня не составит это предсказание, Куксон. Не всем дано так далеко заглядывать в будущее, как мне…

Говоря так, она вынула из волос один гребень, затем — второй, густые длинные волосы упали ей на плечи.

В свете тусклого зимнего дня, пряди вспыхнули золотом, скользнули по стенам яркие блики, словно солнечные зайчики.

— Пожалуйста, Куксон, сделай это для меня. Подпиши заявку. Ты ведь мне не откажешь, правда?

— Тебе запрещено распускать здесь волосы, Хисольта, — спокойно ответил гоблин Куксон.

— О, я всего лишь…

— Кроме того, с недавних пор на все Ведомство стали накладывать особые заклятья. В этих стенах мы неподвластны чужой магии.

Мгновение Хисольта смотрела в желтые глаза гоблина, потом с досадой фыркнула и заколола волосы.

— Ну? Доволен? Я их убрала.

— Бумагу, — напомнил Куксон.

Хисольта швырнула бумагу на стол, гоблин Куксон аккуратно развернул ее, разгладил, убрал в папку, после чего продолжил разговор как ни в чем ни бывало.

— Имеются на предсказательниц заявки, как не быть.

Да только ведь тебе не всякая подойдет!

— Это уж точно, — сквозь зубы процедила Хисольта.

— Вот заявочка от Гильдии караванщиков…

— Гильдии большая? Богатая? Если богатая, то я готова…

Куксон покачал головой.

— Гильдия-то небедная и город крупный, да только тебе туда нельзя.

— Это еще почему?

— На берегу реки город-то стоит, вот почему…

Хисольда прикусила губу.

— Да, это мне не подходит.