Алексеев получал также письма от Г.Е. Львова569 и встречался с ним. Князь Львов рассказывал Милюкову, что вел переговоры с Алексеевым осенью 1916-го. У Алексеева был план ареста Царицы в Ставке и заточения ее в монастырь. План не был осуществлен, потому что Алексеев заболел и уехал в Крым.570

То, что офицеры Генерального штаба участвовали в заговоре, подтверждал сам Гучков. «Нужно признать, – сразу же после февральской революции говорил он, – что тому положению, которое создалось теперь, когда власть все-таки в руках благомыслящих людей, мы обязаны, между прочим, тем, что нашлась группа офицеров Генерального штаба, которая взяла на себя ответственность в трудную минуту и организовала отпор правительственным войскам, надвигавшимся на Питер, – она-то и помогла Государственной Думе овладеть положением». Начальником штаба военной экспедиции генерала Иванова, направленной на подавление беспорядков в Петроград, был подполковник Капустин, стоявший на стороне заговорщиков.571 Да и сам генерал Иванов, хотя и не был масоном (?), принадлежал к кругу друзей начальника штаба Алексеева и находился в личном знакомстве с Гучковым.572

Наиболее реальным заговорщики все же посчитали вариант с захватом царского поезда на пути из Петрограда в Ставку и обратно. Были изучены маршруты, выяснено, какие воинские части расположены вблизи этих путей, и остановились на некоторых железнодорожных участках по соседству с расположением гвардейских кавалерийских частей в Новгородской губернии, в так называемых Аракчеевских казармах. Заговорщики верили в то, что гвардейские офицеры, усвоившие отрицательное, критическое отношение к правительственной политике, к правительственной власти гораздо болезненнее и острее, чем в простых армейских частях, станут их естественными единомышленниками. В целях исполнения третьего варианта к заговору привлекается еще один масон – князь Д.Л. Вяземский, сын члена Государственного Совета, камер-юнкер, возглавлявший санитарный отряд великого князя Николая Николаевича. Через Вяземского заговорщики привлекли к делу ряд гвардейских офицеров. Захват мыслился как боевая акция воинской части фронтового поезда. Схватив Царя, заговорщики надеялись вынудить у него отречение с назначением Наследника в качестве преемника. Готовились соответствующие манифесты, предполагалось все это выполнить в ночное время, а утром Россия и армия должны были узнать о двух актах, исходящих якобы от самой верховной власти, – отречение и назначение Наследника. Хотя Гучков в 30-е годы утверждал, что речь о цареубийстве не шла, но трудно представить, что Государь мог добровольно отказаться от Престола. По-видимому, предусматривались еще какие-то методы воздействия на Царя, с помощью которых заговорщики хотели получить отречение. Скорее всего, предполагался заурядный рэкет – угроза жизни жены и детей: негодяям было хорошо известно, как любил свою семью Царь! Как показали дальнейшие события, этот метод тоже был использован.

Предполагалась еще и высылка Царя за границу. Тот же Гучков откровенничал в узком кругу:

«На 1 марта был назначен внутренний дворцовый переворот. Группа твердых людей должна была собраться в Питере и на перегоне между Царским Селом и столицей проникнуть в царский поезд, арестовать Царя и выслать его немедленно за границу. Согласие некоторых иностранных правительств было получено».573

Таким образом, в заговоре были замешаны и представители других государств, по-видимому прежде всего Франции, и несомненно через масонские связи. О том, что готовится такая операция, знала также и германская сторона. Незадолго до февраля 1917 года болгарский посланник пытался выйти на контакт с русским правительством, чтобы предупредить его о готовящихся событиях. Со стороны германцев выход виделся в сепаратном мире. Однако для Царя, который держал свои обещания перед союзниками (не зная о той подлой игре, которую они вели с ним), сепаратный мир с Германией был неприемлем.

Существовал и еще один план заговора против Царя. Его разрабатывал масон Г.Е. Львов. Предполагалось добиться отречения Царя и посадить на его трон великого князя Николая Николаевича, а при нем сформировать правительство, в котором главную роль будут играть Львов и Гучков. Переговоры об этом с великим князем вел его друг масон А.И. Хатисов. Причем, при переговорах присутствовали жена великого князя, известная интриганка Анастасия Николаевна, и генерал Янушкевич. К плану такого переворота княжеская чета отнеслась сочувственно, а если и были сомнения, то только в технике его осуществления – последует ли за заговорщиками армия и ее вожди, не вызовет ли это мятеж на фронте.574

Самым кровожадным был так называемый «крымовский заговор», Генерал А. М. Крымов, «активный масон»,575 предлагал осуществить убийство Царя на военном смотре в марте 1917 года.576

Генералу Крымову, пользующемуся репутацией решительного человека, отводилась большая роль и еще в одном варианте заговора. Как рассказывал масон Н.Д. Соколов, в феврале 1917 года в Петрограде, в кабинете Родзянко, было совещание лидеров Государственной Думы с генералами, на котором присутствовали генералы Рузский и Крымов. На совещании приняли решение, что откладывать больше нельзя, что в апреле, когда Царь будет ехать из Ставки, его в районе, контролируемом командующим фронтом Рузским, задержат и заставят отречься. Генералу Крымову отводилась в этом заговоре решающая роль, он был намечен в генерал-губернаторы Петрограда, чтобы решительно подавить всякое сопротивление со стороны верноподданных Царя. Заговор этот не был чисто масонским, ибо в нем участвовали не только масоны (например, Родзянко), хотя организующая роль здесь принадлежала тому же Гучкову. По сведениям Соколова, во главе этого варианта заговора стояли Гучков и Родзянко, с ними был связан Родзянко-сын, полковник (?) Преображенского полка, который создал целую организацию из крупных офицеров, куда, по некоторым данным, входил даже великий князь Дмитрий Павлович.577

Наконец, существовал еще так называемый морской план. О нем говорил, в частности, Шульгин. Предполагалось пригласить Царицу на броненосец и увезти ее в Англию. Возможно, что заодно намечалось увезти туда и Царя.578

Готовясь устранить Царя, либерально-масонское подполье прорабатывает разные варианты его замены. Прежде всего велась речь о передаче власти Наследнику при регентстве великого князя Михаила Александровича. Для некоторой части масонов была предпочтительней фигура великого князя Николая Николаевича. Существовал даже вариант установления новой династии – предполагаются и первые претенденты на Престол: Павел и Петр Долгорукие-Рюриковичи, состоявшие в масонских ложах. Однако окончательно победила основная масонская точка зрения – полная ликвидация Русского исторического строя и ликвидация Монархии.

Обсуждение вопроса о захвате власти в 1915-1916 годах прошло во всех масонских ложах. Как пишет масон Кандауров, «перед февральской революцией Верховный Совет поручил ложам составить список лиц, годных для новой администрации, и назначить в Петрограде, на случай народных волнений, сборные места для членов лож. Все было в точности исполнено, и революционным движением, без ведома руководимых, руководили в значительной степени члены лож или им сочувствующие».579

16 апреля 1916 года на тайном совещании на квартире масонов Е.Д. Кусковой и С.Н. Прокоповича представители прогрессистов, левых кадетов и правосоциалистических партий, тоже из числа масонов, еще раз обсудили опубликованные в газете «Утро России» списки кандидатов в министры. На этом совещании в качестве премьера был предложен все тот же руководитель Земгора масон Г.Е. Львов.

вернуться
569

Там же. С. 201.

вернуться
570

Николаевский Б.И. Указ. соч. С. 92-93.

вернуться
571

Верховский А.И. На трудном перевале. М., 1959. С. 228-229.

вернуться
572

Вопросы истории. 1991. №7/8. С. 200.

вернуться
573

Верховский А.И. Указ. соч. С. 228.

вернуться
574

Вопросы истории. 1991. №7/8. С. 213; Мельгунов С. На пути к дворцовому перевороту. Париж, 1931.

вернуться
575

Берберова Н. Люди и ложи. Словарь.

вернуться
576

Деникин А. Очерки русской смуты. Т. 2. С. 36.

вернуться
577

Николаевский Б.И. Указ. соч. С. 95-97.

вернуться
578

Николаевский Б.И. Указ. соч. С. 162.

вернуться
579

ОА, ф. 730, оп. 1, д. 172, л. 30.