Аналогичные события фиксируются и в июне-июле 1921 года:
«Бандитско-погромные события в Минской и Гомельской губерниях начинают развиваться с катастрофической быстротой и в украинском масштабе. Особо крупные погромы: в Капаткевичах 10 июня (175 жертв), Ковчицы 16 июня (84 жертвы), Коэловичи (46 жертв), Любань (84 жертвы), Кройтичи, Пуховичи, пароход у Родула (72 жертвы). Этот бандитизм, с которым не борются волисполкомы, военкоматы, особые отделы…»
Особенно сильные еврейские погромы произошли в Глухове и Новгороде-Северском в 1918 году.
«Эти погромы, количеством жертв… превзошли известный погром в Калуше в 1917 году, произведенный революционными солдатами… красные войска не раз порывались расправиться с евреями и во многих случаях это им удавалось; нередки были тогда и невоенные погромы: громили евреев горожане, крестьяне, вернувшиеся с фронта солдаты…»842
Погромы производились также регулярными войсками так называемой Украинской Народной Республики, руководство которой состояло из леворадикалов и масонов, имевшее в своем составе министра еврея, киевского адвоката А. Марголина. 4 марта 1919 командир Запорожской бригады, расположившейся под Проскуровым, атаман Семесенский отдал приказ истребить все еврейское население города Проскурова. В приказе указывалось, что покоя в стране не будет, пока останется жив хоть один еврей. За один день расстреляли, по разным оценкам, от 3 до 5 тыс. евреев. Антиеврейские выступления наблюдались в 180 населенных пунктах малороссийских губерний. Восставшие истребили от 25 тыс. до 100 тыс. евреев.843
Глава 57
Военный коммунизм. – Установление «нового общественного порядка». – Разрушение русской хозяйственной культуры. – Катастрофа в сельском хозяйстве. – От всеобщей трудовой повинности до милитаризации труда. – Отмена денег. – Создание государственных монополий.
Безжалостно разрушая вековой уклад Русского народа, большевистский режим стремится навязать ему космополитические, утопические формы жизни.
Еще задолго до революции российские социалисты разработали умозрительную схему будущего народного хозяйства, отвечавшую их понятиям об идеальном общественном устройстве. В учебнике известного коммуниста А. Богданова «Краткий курс экономической науки», первое издание которого относится к 1897 году, а последнее, пятнадцатое, – к 1924 году, наиболее ярко и систематически изложены космополитические принципы построения социалистического хозяйства, которое, без сомнения, разделялись большинством российских коммунистов. «Тип организации, – излагается в учебнике, – не может быть иным, как централистическим, но не в смысле старого, авторитарного, а в смысле иного, научного централизма. Его центром должно являться гигантское статистическое бюро, на основании точных расчетов распределяющее рабочие силы и средства труда, т.е. вырабатывающее единый хозяйственный план для всей экономической системы». Национальный характер, особенности народной жизни в этой схеме в расчет совсем не принимаются. Хозяйство рассматривается безотносительно к исторически сложившимся хозяйственным связям. Более того, считается, что «масштаб организации с самого начала должен быть мировой или близкий к мировому, чтобы новое общество не зависело в своем производстве и потреблении от обмена со странами, не вошедшими в него…» Движущей силой хозяйственной системы социалисты мыслят не материальные и моральные стимулы, а товарищескую дисциплину, которая, пока общество не воспиталось в духе коллективного труда, включает и принуждение. Общественная собственность на средства производства предполагает общественно-организованное товарищеское распределение на уравнительной основе.
Исчерпывающая картина нового общественного устройства, старательно насаждаемого большевистским режимом, дается Л. Троцким в книге «Терроризм и коммунизм». В приводимом ниже обширном отрывке из этой книги формулируется кредо коммунистических вождей на новый мировой порядок.
«Организация труда, – писал Троцкий, – есть по существу организация нового общества: каждое историческое общество является в основе своей организацией труда. Если каждое прошлое общество было организацией труда в интересах меньшинства… то мы делаем первую в мировой истории попытку организации труда в интересах самого трудящегося большинства. Это, однако, не исключает элемента принуждения во всех его видах, в самых мягких и крайне жестких.
По общему правилу, человек стремится уклониться от труда. Трудолюбие вовсе не прирожденная черта: оно создается экономическим давлением и общественным воспитанием. Можно сказать, что человек есть довольно ленивое животное. На этом его качестве, в сущности, основан в значительной мере человеческий прогресс, потому что если бы человек не стремился экономно расходовать свою силу, не стремился бы за малое количество энергии получать как можно больше продуктов, то не было бы развития техники и общественной культуры… Не нужно, однако, делать отсюда такой вывод, что партия и профессиональные союзы в своей агитации должны проповедовать это качество как нравственный долг. Нет, нет! У нас его и так избыток. Задача же общественных организаций как раз в том, что «леность» вводится в определенные рамки, чтобы ее дисциплинировать, чтобы подстегивать человека…
Ключ к хозяйству – рабочая сила… Казалось бы, ее много. Но где пути к ней? Как ее привлечь к делу? Как ее производственно организовать? Уже при очистке железнодорожного полотна от снежных заносов мы столкнулись с большими затруднениями. Разрешить их путем приобретения рабочей силы на рынке нет никакой возможности при нынешней ничтожной покупательной силе денег, при почти полном отсутствии продуктов обрабатывающей промышленности… Единственным способом привлечения для хозяйственных задач необходимой рабочей силы является проведение трудовой повинности.
Самый принцип трудовой повинности является для коммуниста совершенно бесспорным: «Кто не работает, тот не ест». А так как есть должны все, то все обязаны работать… Наши хозяйственники и с ними вместе профессионально-производственные организации имеют право требовать от своих членов всей той самоотверженности, дисциплины и исполнительности, каких до сих пор требовала только армия… Рабочий не просто торгуется с советским государством, – нет, он повинен государству, всесторонне подчинен ему, ибо это – его государство… Рабочее государство считает себя вправе послать каждого рабочего на то место, где его работа необходима.
Меньшевики выступают… против трудовой повинности. Они отвергают эти методы как «принудительные». Они проповедуют, что трудовая повинность равносильна низкой производительности труда… Это утверждение подводит нас к самому существу вопроса. Ибо дело, как мы видим, идет вовсе не о том, разумно или не разумно объявить тот или другой завод на военном положении, целесообразно ли предоставить военно-революционному трибуналу право карать развращенных рабочих, ворующих столь драгоценные для нас материалы и инструменты или саботирующих работу. Нет, вопрос поставлен меньшевиками гораздо глубже. Утверждая, что принудительный труд всегда малопроизводителен, они тем самым пытаются вырвать почву из-под нашего хозяйственного строительства… Ибо о том, чтобы перешагнуть от буржуазной анархии к социалистическому хозяйству без революционной диктатуры и без принудительных форм организации хозяйства, не может быть и речи… Плановое хозяйство немыслимо без трудовой повинности.
Что свободный труд производительнее принудительного – это совершенно верно по отношению к эпохе перехода от феодального общества к буржуазному. Но надо быть либералом… чтобы увековечить эту истину и переносить ее на эпоху перехода от буржуазного строя к социализму… Весь вопрос в том, кто, над кем и для чего применяет принуждение.
Трудовая повинность имеет принудительный характер, но это вовсе не значит, что она является насилием над рабочим классом. Если бы трудовая повинность натыкалась на противодействие большинства трудящихся, она оказалась бы сорванной и с нею вместе советский строй…
Русский капитализм, в силу своей запоздалости, несамостоятельности и вытекающих отсюда паразитических черт, в гораздо меньшей степени, чем капитализм Европы, успел обучить, технически воспитать и производственно дисциплинировать рабочие массы. Эта задача сейчас целиком ложится на профессиональные организации пролетариата. Хороший инженер, хороший машинист, хороший слесарь должны иметь в Советской Республике такую же известность и славу, какую раньше имели выдающиеся агитаторы, революционные борцы, а в настоящий период – наиболее мужественные и способные командиры и комиссары… Наши трудовые мобилизации не войдут в жизнь, не укоренятся, если мы не захватим за живое все, что есть честного, сознательного, одухотворенного в рабочем классе.
Более глубокие слои… вышедшие из крестьянской толщи… еще слишком бедны инициативой. Чем болен наш русский мужик – это стадностью, отсутствием личности, т.е. тем, что воспело наше реакционное народничество, что восславил Лев Толстой в образе Платона Каратаева: крестьянин растворяется в своей общине, подчиняется земле. Совершенно очевидно, что социалистическое хозяйство основано не на Платоне Каратаеве, а на мыслящем, инициативном, ответственном работнике. Эту личную инициативу необходимо в рабочем воспитывать…
…Путь к социализму лежит через высшее напряжение государства. И мы с вами проходим как раз через этот период… Никакая другая организация, кроме армии, не охватывала в прошлом человека с такой суровой принудительностью, как государственная организация рабочего класса в тягчайшую переходную эпоху. Именно поэтому мы и говорим о милитаризации труда».
