9 февраля 1916 года новый председатель Совета Министров Штюрмер выступил с обращением к членам законодательных учреждений в день возобновления их занятий. Речь Штюрмера носила программный характер, в ней делался призыв сплотить все силы для борьбы с врагом и вместе с тем высказывались планы на будущее послевоенное переустройство России.
Правительство, говорилось в речи его главы, рассчитывало и будет рассчитывать на патриотизм населения. Девиз воюющей страны: «Будущее России – в ее победе над злым и дерзким врагом». Это будущее, а правительство верит, что оно светлое будущее, страна должна встретить во всеоружии. Открывается новая страница русской истории. Более простые отношения, во многом полупатриархальные, должны будут смениться отношениями значительно более сложными. Новые для русской жизни экономические явления, которые постепенно назревали, а под влиянием войны уже вполне оформившиеся, потребуют к себе усиленного внимания. При незыблемости исторических устоев, на которых росло и развивалось Государство Российское, связи, основанные на обычае, будут заменяться связями, вытекающими, главным образом, из побуждений экономических. Грядущее, считал Штюрмер, обещает нам сильную и бодрую Россию, но сложится оно путями, которые потребуют к себе, с одной стороны, бережного, а с другой – в высшей степени осмотрительного отношения. Общественная мысль была бы только несправедлива к правительству, если бы поставила ему в упрек эту осмотрительность. Именно с этих позиций сохранения незыблемых исторических устоев и их развития с учетом новых условий должны рассматриваться главнейшие условия внутреннего уклада.611 Далее председатель Совета Министров высказывает сокровенную мысль Царя, который считал, что реформирование России должно идти на основах народности и Православия, а главной опорой государства должны стать православные приходы. Религиозные нужды народа требуют реформы прихода, но реформы такой, которая делала бы живой и настоятельной связь прихода с местным причтом вокруг Храма Божия.
Одновременно Штюрмер проводит и другую мысль, принадлежащую Царю, – о реформе волости, передав ей большую часть местной власти, которую узурпировали находящиеся под контролем левых земские и городские союзы. Волость, связанная с приходом, ставшая главной единицей местного самоуправления, будет опираться непосредственно на коренных русских людей, будет отстаивать их интересы и чаяния. Административные потребности государства и реальные запросы каждой народной ячейки, считал Царь, выдвигают задачу преобразовать волость, дав ей более соответствующую современным и грядущим условиям общественную организацию, создав ей все возможности для работы в пользу коренных русских людей.
Не только подтвердив, но и развив те обязательства, которые силой вещей все более и более налагаются самой жизнью на органы местного самоуправления, государство должно принять меры к тому, чтобы обеспечить эти учреждения достаточным количеством местных работников и изыскать пути для улучшения местных финансов. Чем шире и разностороннее явится работа местных сил, тем совершеннее должен быть правительственный аппарат, который, не растрачиваясь на второстепенное, должен блюсти главное и все общегосударственное. С одной стороны – в виде связи, с другой – в виде контрольного прибора, должна быть разработана и введена в систему точно поставленная административно-судная часть, которая наблюдала бы за законностью и разрешала споры о праве в пределах местного управления и самоуправления.
В решении рабочего вопроса правительство предлагало идти своим традиционным путем, который себя оправдал, это установление норм, которые определяли бы полное и точное правовое положение рабочих. Следует напомнить, что, по оценкам авторитетных специалистов, российское рабочее законодательство было самым лучшим в мире.
В национальном вопросе правительство не собиралось идти ни на какие уступки, справедливо полагая, что нельзя было допустить ослабления определяющего положения Русской нации. Ослабление позиций Русского народа грозило распадом государства, которое Русский народ создал, укрепляя и развивая в течение веков.
Правительство взывало к чувствам «прекрасного и благородного, что показала война в области отношения к общей матери, к великой России, со стороны многочисленных народов, живущих под сенью великодержавного народа Русского».
Правительственная программа будущего России фактически не была услышана. Многие депутаты даже не вдумывались в существо предложенного, а сходу отвергли ее без всякого обсуждения в угоду партийным установкам и личным амбициям, предъявив правительству старые требования либерально-масонского подполья.
Назначение председателя Совета Министров Штюрмера одновременно и министром иностранных дел произвело в Англии и Франции эффект разорвавшейся бомбы. Отставка Сазонова была истолкована как победа закулисных германских влияний; несмотря на официальные заявления русского правительства о войне до победного конца, союзники этому не хотели верить. Назначение Штюрмера истолковывается как первый шаг Царя к установлению мира с Германией. Милюков распускает ложные слухи, что в руки английского дипломатического шпионажа попал ряд документов, компрометирующих нового русского министра иностранных дел и якобы подтверждающих его неискренность в отношении союзников и стремление приблизить конец войны, хотя бы ценой компромисса. Об этом Милюков решил заявить с трибуны Государственной Думы.612
Моральный террор либерально-масонского подполья против царских министров приводил к возникновению опасного механизма, по сути дела, парализовавшего их деятельность. Каждый новый министр, вступая в должность, вдруг ощущал вокруг себя общественный вакуум и активное недоброжелательство к себе со стороны представителей образованного слоя. Для многих воспитанных в определенной культурной среде такой негласный бойкот был невыносим и вынуждал их идти навстречу либерально-масонскому подполью, а значит, предавать Царя. Мало кто из министров мог долго существовать в таком вакууме, не капитулировав перед «прогрессивной общественностью». И если для Царя смена министров была стремлением к гражданскому миру, то для самих министров – своего рода капитуляцией перед темными силами, которым они не умели сказать решительное «нет».
Приверженность подавляющей части государственных деятелей России западноевропейской системе жизненных ценностей, их связь с либерально-масонским подпольем до предела ограничивали выбор Царя в назначении на министерские посты, часто вынуждая соглашаться на компромиссные фигуры.
На должности председателя Совета Министров Штюрмера в ноябре 1916 года сменяет А.Ф. Трепов, а в конце декабря – князь Н.Д. Голицын. Ключевую должность министра внутренних дел последовательно замещают Н. Маклаков, А. Хвостов и А.Д. Протопопов.
Назначение министром внутренних дел А.Д. Протопопова продиктовано для Царя стремлением к гражданскому миру с Думой. Протопопов был одним из видных «прогрессивных деятелей» Думы, членом ее президиума, членом Прогрессивного блока, кандидатом блока в «Министерство доверия», находился в приятельских отношениях с Гучковым и, как всякий либерал-октябрист, ненавидел патриотов. На примере Протопопова легко убедиться, как работала политическая машина либерально-масонского подполья и как легко расправлялась она со своими единомышленниками, если они отказывались следовать его политической линии. Протопопов принял царское предложение стать министром без согласия сил, управляющих Прогрессивным блоком, и в течение нескольких недель был жестоко наказан. По мановению палочки невидимого дирижера через кампанию лжи и клеветы в печати и «общественных организациях» Протопопов превращен в «общественном мнении» из «прогрессивного деятеля» в «крайнего реакционера», человека ненормального, страдающего прогрессирующим параличом, германофила, связанного со всеми темными силами и немецкими шпионами.
