Такой подход к Русскому народу обосновывался теоретическими разработками идеологов большевистской партии, рассматривавших его как «человеческий материал» для создания «нового человека» – невольника космополитической системы еврейского интернационала. «Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, – писал большевистский теоретик Н. Бухарин, – является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».1062
Государственное политическое управление, пришедшее в феврале 1922 года на смену Чека, мало чем отличалось от последней. Хотя некоторые его права были вначале ограничены (по сравнению с Чека), но уже к осени восстановлены в полном объеме. ГПУ получило право на высылку, заключение в тюрьму и в некоторых случаях бессудный расстрел контрреволюционеров, к которым относилась большая часть коренных русских людей.
На смену русскому народному укладу жизни шла «рационализация жизни» и «реорганизация человека». Новая «героика» социализма создается по идеалам героев произведений Максима Горького – деклассированных элементов, босяков, «романтиков дна». В конце 20-х годов «романтизация» «идеалов» нетрудовых элементов находит естественное завершение в прославлении рабского труда заключенных. Суть идеологии нетрудовых элементов проявляется здесь во всей наготе. «Принятая Государственным политуправлением исправительно-трудовая политика, писал М. Горький, – сведенная в систему воспитания проповедью единой для всех спасительной правды социализма и воспитания общественно-полезным трудом, – еще раз блестяще оправдала себя. Она была оправдана и раньше в многочисленных трудовых колониях и коммунах ГПУ, но эту систему „перековки“ людей впервые применили так смело, в таком широком объеме (при строительстве Беломорканала. О.П.)…»1063 Одновременно на этой стройке было занято около полумиллиона заключенных, именуемых каналоармейцами, состоявших на 90% из бывших крестьян – кулаков и подкулачников.
Начальник Главного управления исправительно-трудовых лагерей ОГПУ М.Д. Берман так объяснял свою «трудовую» задачу в начале 30-х годов: «Заключенный стоит государству больше 500 рублей в год. С какой стати рабочие и крестьяне должны кормить и поить всю эту ораву тунеядцев, жуликов, вредителей и контрреволюционеров? Мы их пошлем в лагеря и скажем: вот вам орудие производства. Хотите есть – работайте. Это принцип существования в нашей стране. Для вас не будет исключения, лагерями должна руководить такая организация, которая сможет выполнять крупные хозяйственные поручения и начинания советской власти и освоит ряд новых районов. Эта прямая директива партии и правительства…»1064
В конце 20-х годов в лагерях создаются военизированные коллективы – роты, фаланги. Однако эта военизация себя не оправдала. И на смену ей по инициативе «снизу» – заключенных Соловецкого лагеря особого назначения – стали возникать так называемые трудовые коллективы. Они объединяли большинство осужденных и работали на принципах хозрасчета и самоокупаемости. Просуществовали эти формы до 1938 года.1065
Многомиллионные массы «трудовых коллективов» заключенных словно раковая опухоль разъедали традиционную русскую культуру, активно разлагали ее духовно-нравственную основу. Большая часть бывших заключенных получила в лагере отчетливо выраженную ненависть к труду. Гнать «туфту», т.е. намеренно недобросовестно выполнять работу, становилось жизненным принципом многих познавших принудительный труд.
С первой иллюзией, – писал В. Шаламов, прошедший все муки гулаковского ада, – было покончено быстро. Это – иллюзия работы, того самого труда, о котором на воротах всех лагерных отделений находится предписанная лагерным уставом надпись: «Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства». Лагерь же мог прививать только ненависть и отвращение к труду.1066
Миллионы русских людей, попавших в лагерь, теряли свой жизненный идеал – труд как добродетель. Для них труд становился самым страшным проклятьем. И вся система лагерей в конечном счете была направлена именно на это – сделать труд проклятьем, дискредитировать высшую жизненную ценность русского человека.
Мифология казенного отношения к труду в условиях ГУЛАГа формируется в печатных органах мест заключения: «Через труд к свободе», «За темпы и качество» (это-то в условиях всеобщей «туфты»!), «На штурм», «За шесть условий», «За трудовое перевоспитание», «Перековка» (наиболее распространенный орган среди заключенных, строивших каналы), «К трудовой жизни», «Красный кирпич» (газета заключенных, занятых на кирпичном заводе соловецких лагерей – СЛОН), «Кустарь» (СЛОН на Муксольме), «Наш труд» (лесоразработки СЛОН), «Трудовой конд», «Перелом» (журнал трудколонии на Соловках), «Трудовой колонист», «За Коммуну» (производственно-бытовой журнал Первой трудовой коммуны ОГПУ), «Борьба за металл» (газета лишенных свободы Магнитогорской ИТК), «Ударник», «За качество», «За качество работы», «За ударную стройку», «За ленинскую исправтрудполитику», «За социалистическое перевоспитание», «К трудовому общежитию», «К труду», «На трудовых путях», «Темпы ударника», «За первенство» (газета зэков и исправтрудработников), «Ударник социалистических полей». Таковы только самые основные органы печати ГУЛАГа, в названиях которых упоминалось или подразумевалось слово труд.
История трудовых лагерей может быть разбита на два этапа. Первый – «доплановый» – развивался с первого года революции до 1929 года. Концлагеря, как я уже показал выше, возникают летом-осенью 1918 года, а в начале 1919 года Ф.Э. Дзержинский объявляет их «школой труда».
В 1921 году в журнале московской Таганской тюрьмы «Тюрьма» рассказывается о том, что «в России… труд заключенных приобретает все большее и большее значение». В московской Таганской тюрьме тогда работало 65% заключенных. Московский совет народного хозяйства ставит вопрос «об устройстве мастерских в лагерях принудработ». На местах дело на первых порах обстояло хуже. В Вятском губернском исправительно-трудовом доме в 1923 году работало только 42% заключенных. К середине 20-х годов труд заключенных начинает развиваться все шире и шире.
Система принудительного труда в местах заключения становится объектом особого внимания со стороны большевистской власти. Согласно циркуляру, подписанному в январе 1925 года начальником Главного управления местами заключения РСФСР Ширвиндтом: «В целях развития работ заключенных они организуются по принципу хозяйственного расчета…»1067
В середине 20-х годов в тюремной печати появляются объявления такого содержания: «Минусинский исправительно-трудовой дом исполняет… заказы в своих мастерских… Отпускает кирпич своего кирпичного сарая… Исправительно-трудовой дом принимает на себя выполнение разного рода черных работ. Ассенизация (очищение туалетов) выполняется своим обозом».1068 «Используя труд заключенных, рабочая часть губернского исправительного дома имеет возможность принимать заказы на 10 процентов дешевле кооперативных цен».1069 Конечно, более дешевая цена выполняемых работ обеспечивалась за счет недоплаты за труд – эксплуатации заключенных. Заключенных не только эксплуатировали, но и как скот сдавали в наем. «Отдел работ Екатеринбургского исправительного дома №1… производит отпуск рабочей силы простой и квалифицированной сдельно и поденно, группами не менее 5 человек… Имеется техническое бюро из опытных инженеров и техников. Принимаются поручения по составлению строительных смет… Цены на 10-25 процентов ниже других предприятий».1070
Источник. 1993. №4. С. 58.
Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства. М., 1934 (Далее: Беломорканал). С. 11-12
Там же.
Советская культура. 6.2.1988.
Знамя. 1989. №6. С.9.
История России, 1917-1940. Екатеринбург, 1993. С. 154.
Пробуждение за решеткой. Минусинск. 1927, №1.
Голос заключенного. Пенза. 1927. №3.
Уральский заключенный. 1924. №13.