Над вторыми дружинами боевиков РСДРП стояли первые дружины (члены этих дружин обладали высшей степенью посвящения в тайны организации), состоявшие из выборной и кооптированной частей (куда руководитель-диктатор мог ввести кого угодно по своему усмотрению). Выборных входило по одному члену из каждого отряда второй дружины, плюс командующий всей боевой организацией тысяцкий, избиравшийся представителями 1-й и 2-й дружин совместно. В выборную часть 1-й дружины также входил постоянный представитель партийного комитета. Кооптированная часть первой дружины состояла из разных военных специалистов – инструктора, заведующего мастерскими бомб, заведующего оружием, казначея, секретаря. Выборная часть первой дружины образовывала совет боевой организации, кооптированная – ее штаб. Штаб разрабатывал устав, инструкции, стратегию и тактику боевых действий, руководил обучением и вооружением.
За второй шла третья дружина, в состав которой входили «партийцы-массовики», члены парткомитета («комитетчики»), а также примыкающие к партии рабочие. Третья дружина была школой военного обучения, которым занимались боевики второй дружины, каждый из которых был обязан подготовить «пяток» из третьей дружины.
Как отмечалось самими боевиками, «такой структурой достигалась конспиративность и гибкость массовой военной организации, тысяцкий знал только десятских, десятские – только своих пяточников. Благодаря этому в течение 4 лет уральские боевые организации не знали ни одного случая провала».
Подготовка и прием боевиков в первую и вторую дружины были обставлены чрезвычайно строго. За поступающего в них боевика ручались два старых члена организации. Поручители отвечали за своего «крестника» головой. В случае каких-либо серьезных отступлений от устава приговор совета приводился в исполнение над «крестником» его поручителями. И конечно, таким приговором была только смерть. Боевик даже со своими мог говорить только то, что нужно, а не то, что можно. В уставе боевику постоянно напоминалось, что «боевик имеет оружие не для того, чтобы скрывать его, бросать при опасности, а для того, чтобы убивать врага» (а враг был, как правило, безоружный соотечественник, мыслящий иначе, чем боевик).
В случае крайней опасности устав рекомендовал живым не сдаваться. Конспирация охватывала все стороны жизни боевика. С недоверием смотрели даже на того боевика, который проходил обучение в третьей дружине. На случай, если кто-то из руководителей будет убит или попадет в тюрьму, имели двух заместителей сотского, десятского, пяточника.
Боевики были хорошо вооружены. Получали оружие из Финляндии и Бельгии. Так, боевик П. З. Ермаков в 1907 году имел один маузер, 4 браунинга, военный наган с шестью сменными барабанами. А поскольку у боевиков имелись свои мастерские по изготовлению бомб, взрывчатые вещества всегда были в запасе.
Хорошо были вооружены и «лесные братья». Один из будущих организаторов и исполнителей убийства великого князя Михаила Александровича – В.А. Иванченко заведовал в этой шайке оружием. «Оружие, писал он, – получали из-за границы – бельгийские браунинги, маузеры, и в последний день (перед арестом – О.П.) я получил 75 партизанских винтовок без ложа…»
Куда же расходовались средства, добытые грабежом и убийством людей? «Деньги, – рассказывают бывшие боевики, – передавались парторганам для издания газет, содержания боевых школ, для отсылки в центральные учреждения партии. В течение 1906-1907 годов было отослано в областной комитет 40 тыс. руб., в ЦК партии (передано через А.И. Саммера) около 60 тыс. руб.»
На эти деньги областной комитет на Урале издавал целых три газеты: «Солдат», «Пролетарий» и газету на татарском языке. Деньги поступали также на поездку делегатов на лондонский съезд, на содержание школы боевых инструкторов в Киеве, школы бомбистов во Львове, а также на держание границ (Финляндия и Западная Россия) для провоза литературы и провода боевиков, членов партии за границу.
Политика большевистского лицемерия проявлялась на примере грабежей («эксов») боевиков очень наглядно. Официально, на словах, большевики осуждали эти грабежи, а на самом деле поддерживали их и всячески поощряли.
Очень интересно свидетельство Керенского, который был адвокатом на процессе по делу об экспроприации Миасского казначейства. «Официально Ленин и большевистская печать, – пишет Керенский, – заклеймили экспроприации как „мелкобуржуазную практику“ левых социалистов-революционеров и максималистов. „Как же так, – спросил я Алексеева (главаря миасского грабежа – О.П.), – выходит, вы проводите экспроприации, хотя это противоречит взглядам вашей партии?“ „Очень просто, – ответил он, – по этому вопросу у нас в партии имеется специальная договоренность. Перед тем как проводить экспроприацию – примерно за две недели, – мы выходим из партии, заявляя о своем несогласии с ее политикой. Это дает нам полную свободу для проведения акции… Через две недели мы подаем заявление о восстановлении в рядах партии, „осуждая“ свои ошибки, и нас немедленно восстанавливают“. Естественно, деньги, запачканные кровью, передавались в партийную кассу, на содержание все того же административного и репрессивного аппарата.
Душой боевых большевистских организаций был Ленин, который лично следил за проведением многих бандитских операций. Как писал Г.В. Плеханов: «В Ленине поражает его неразборчивость в средствах, особенно обнаруживающаяся в 1905-1907 годах»,249 а также мотивы «личного честолюбия».250
Грязные бандитские приемы, которые использовал Ленин в политической борьбе, в частности, были обнародованы Л. Мартовым в его книге «Спасители или упразднители» (1908). Здесь была открыта связь Ленина с уголовниками, а также использование уголовных методов для получения денег.
В 1903-1904 годах разгорелся скандал, связанный с тем, что Ленин утаивал письма, адресованные меньшевикам, в которых порицалась его позиция. Как рассказывал Плеханов, «Ленин не отрицал этого факта, заявив, что интересы дела требовали этого». «Я убежден, – считал Г. Плеханов, – что даже самые предрассудительные и преступные с точки зрения закона действия совершались им ради торжества его тактики».251
Образцом деловых отношений между большевиками и другими бандитскими формированиями являются связи большевиков с бандой Лбова. Бандиты даже снабжали своих большевистских соратников деньгами, а иногда и исполняли их поручения. В ряде случаев даже кадры большевистских боевых организаций подбирались из числа лбовцев. В 1907 году лбовская шайка заключила договор о поставке оружия с военно-техническим бюро при ЦК РСДРП, состоявшим из большевиков. По-видимому, такие поставки осуществлялись большевиками многократно. На этот раз оружие надо было поставить на 7 тыс. руб. Деньги были заранее переданы в большевистское бюро и попали в руки к Ленину, который и оружия не дал, и с деньгами расстаться не захотел. Разгорелся скандал. За границей появилась прокламация, подписанная неким Сашей, который обвинял большевиков в присвоении денег, принадлежащих лбовцам. Ленинская печать, с присущей ей правдивостью, заявила, что в утверждениях Саши нет ни слова правды. Тогда Саша призвал в судьи других социал-демократов. При разборе дела попытка большевиков присвоить деньги «честных уголовников» сорвалась. В поддержку справедливости выступил старый революционер Л. Мартов.252
Не успел утихнуть скандал с присвоением большевиками денег бандитской шайки, как разгорелся другой – об участии большевистских боевиков, в том числе крупных партийных функционеров, в ограблении государственного казначейства в Тифлисе. Конечно, это ограбление являлось далеко не первым. Но в этом случае ленинцев снова поймали за руку с поличным, когда они пытались разменять украденные 500-рублевые кредитные билеты за границей, за что как уголовники получили срок и провели длительное время в тюрьмах Германии и Швеции.
