Устроив все это вышесказанным образом, царь пошел войною на филистимлян и, победив их, овладел всеми неприятельскими городами между Газфою и Гиттою. Вместе с тем царь ассирийский послал к нему посольство с угрозою, что он совершенно отнимет у царя иерусалимского власть, если последний не уплатит дани, которую начал выплачивать ему отец его. Однако царь Езекия не обратил особенного внимания на эти угрозы, но уповал на свое собственное благочестие и на пророка Исаию, от которого он всегда в точности узнавал будущее. Впрочем, сказанного об этом царе пока довольно[847].

1. Когда ассирийскому царю Салманасару было объявлено, что израильский царь Осия отправил тайное посольство к египетскому фараону Сою[848] с предложением вступить с ним в союз против Салманасара, последний сильно разгневался и пошел войною на Самарию, на восьмом году правления Осии. Но так как царь Осия оказал ему сопротивление, то Салманасар подверг Самарию осаде и лишь по истечении трех лет взял город приступом (это произошло, значит, на девятый год царствования Осии и седьмой год правления царя Езекии над иерусалимцами)[849]. При этом Салманасар окончательно уничтожил царство Израильское, а весь народ переселил в Мидию и Персию[850]. В числе прочих военнопленных в руки его попался также живьем и царь Осия. В Самарию и страну Израильскую Салманасар перевел на жительство другие племена, а именно хуфейцев, называвшихся так по области Хуф, имя которой производится от персидской реки того же названия[851].

Таким образом девяти коленам израильским пришлось выселиться из Иудеи спустя девятьсот сорок семь лет после занятия этой страны их вышедшими из Египта предками и спустя восемьсот лет после предводительствования ими Иисуса [Навина]. С момента же отпадения израильтян от внука Давидова, Ровоама, и передачи страны Иеровоаму прошло, как у меня выше указано, двести сорок лет семь месяцев и семь дней. Такой именно конец постиг царство Израильское за то, что израильтяне преступали божеские законы и ослушались пророков, которые заранее предсказали им такое бедствие, если они не оставят своих прегрешений. Началом всех их бедствий было восстание, в котором они отпали от внука Давидова, Ровоама, и выбрали царем своим раба Ровоамова, Иеровоама, который своими прегрешениями и тем, что побудил их последовать своим собственным беззакониям, восстановил против них Предвечного. Впрочем, он подвергся заслуженной каре.

2. Между тем царь ассирийский пошел войною также на всю Сирию и Финикию, так что имя его встречается в тирийских летописях. Нападение свое на город Тир он совершил в то время, как там правил царь Елулей. Об этом имеется также свидетельство Менандра, который был летописцем и перевел тирийские хроники на греческий язык. Он [между прочим] пишет следующее:

«И Елулей, который носил у своих подданных имя Пиаса, царствовал тридцать шесть лет. Когда от него отпали киттейцы, то он напал на них с моря и подчинил их вновь своей власти. К ним ассирийский царь отправил затем посольство и после этого объявил всей Финикии войну, но потом заключил мир со всеми и вернулся назад в свою страну. Но при этом от Тира отпали Сидон, Арка, древний Тир и множество других городов, передавшихся царю ассирийскому. Поэтому, так как сами тирийцы не желали подчиниться ему, царь ассирийский вновь пошел на них войною, получив от финикийцев в виде подкрепления шестьдесят кораблей и восемьсот гребцов. Против них тирийцы двинулись на двенадцати кораблях, рассеяли флот противников и захватили до пятисот военнопленных. Этим подвигом все тирийцы стяжали себе громкую славу. Однако царь ассирийский при своем возвращении выставил у реки и у водопроводов стражу, на обязанности которой лежало мешать тирийцам пользоваться водою. Такому стеснению жители Тира подвергались в продолжение пяти лет и должны были пользоваться водою из специально в течение этого времени вырытых колодцев».

Вот это-то именно и записано в тирийских летописях относительно ассирийского царя Салманасара.

3. Между тем переселенные в Самарию хуфейцы (этим именем они пользуются до сих пор вследствие прибытия своего из страны, носящей название Хуфы, находящейся в Персии, где имеется и река того же имени) принесли с собою в Самарию культ пяти отдельных божеств по числу племен и стали почитать их по своему собственному ритуалу. Этим они возбудили против себя сильнейший гнев Всевышнего Бога. Последний поразил их чумою[852], которая истребляла их во множестве, и так как они нигде не могли найти средства против этого бедствия, то им, на основании одного пророчества, пришлось прибегнуть к почитанию Всевышнего, который один только мог спасти их. Ввиду этого они отправили к ассирийскому царю посольство с просьбою прислать им из числа взятых во время войны в плен израильтян нескольких священников. Когда царь исполнил их просьбу, хуфейцы научились у последних настоящему богопочитанию и стали ревностно молиться Предвечному, после чего немедленно избавились от чумы. Этих обычаев хуфейцы, как они называются по-еврейски, тогда как на греческом языке они носят имя самарян, держатся еще и поныне. Впрочем, они отличаются большим непостоянством: когда они видят, что дела иудеев идут хорошо, они называют себя их ближайшими соплеменниками и указывают на свое родство с иудеями по совместному с последними происхождению от Иосифа; если же видят, что дела иудеев пошатнулись, то уверяют, будто у них нет решительно никаких отношений к иудеям, ничего с ними ни по характеру, ни по происхождению, потому что они-де сами являются чужеземными переселенцами. Но об этих хуфейцах нам придется еще при случае поговорить подробнее[853].

1. Уже на четырнадцатый год правления царя Езекии над двумя еврейскими коленами[854] царь ассирийский, Сенахирив[855], во главе огромного войска пошел на Езекию войною и взял приступом все города колен Иудова и Веньяминова[856]. Затем, когда он собрался повести свое войско против Иерусалима, Езекия предупредил это, послал к нему посольство с обещанием подчиниться добровольно и платить дань, какую ему будет благоугодно наложить на него. Узнав о предложении, с которым явилось посольство, Сенахирив решил прекратить войну, принял сделанное предложение и выразил желание, получив триста талантов серебра и тридцать золота, заключить мир, причем дал послам клятвенное обещание вернуться теперь восвояси и при этом не причинять стране никакого вреда[857]. Этому обещанию Езекия поверил, собрал все свои деньги и отправил их ассирийскому царю в расчете, что теперь он освободится от войны и не станет более подвергать свое царство опасности. Между тем ассириец взял деньги, но и не подумал сдержать данное обещание, а, отправившись сам войною на египтян и эфиопов, оставил своего военачальника Рапсака[858] с двумя другими полководцами во главе огромного войска под Иерусалимом для разрушения этого города. Имена этих двух полководцев были Фарата и Анахарис.

2. Придя к стенам Иерусалима и расположившись тут лагерем, полководцы ассирийские отправили к Езекии приглашение явиться к ним для личных переговоров. Царь из боязни за себя не сделал этого, но послал вместо себя трех преданнейших друзей своих, главного советника государства Елиакима, Совнея и канцлера Иоаха[859]. Итак, эти мужи отправились в ассирийский лагерь и предстали пред военачальниками неприятельского войска. Увидя их, полководец Рапсак велел им возвратиться [в Иерусалим] и сказать Езекии, что великий царь Сенахирив спрашивает последнего, в уповании на что и в какой такой надежде он избегает признать его своим государем, почему он не желает послушаться его и не впускает его войско в свой город? Или, быть может, он надеется на египтян, рассчитывая при их помощи усилить свою боевую способность? Если он рассчитывает на это, то пусть они объяснят ему, что он действует безумно и уподобляется человеку, который при падении своем опирается на надломленный камыш[860] и таким образом портит себе только руку. Езекия должен знать, что Сенахирив предпринимает этот поход против него по специальному желанию Предвечного, который предоставил ассирийскому царю царство израильское на разрушение, дабы таким же образом погибли и подданные Езекии. Так как Рапсак говорил все это по-еврейски (он владел этим языком), то Елиаким, опасаясь, что народ услышит его, испугается и очень смутится, стал просить его говорить по-сирийски[861]. Но полководец понял вполне его мысль и опасения и поэтому продолжал свою речь особенно громким и внятным голосом, сказав по-еврейски же следующее:[862]