- Мне очень жаль, Эланис, - мягко произносит он, дотрагиваясь до моих пальцев, - мне ничего об этом неизвестно, и, кто бы ни выполнял этот приказ, он действовал без ведома Элитного отряда. Ни они, ни ты этого не заслужили. Знаю, тебе не станет от этого легче, но Элитный отряд не верит в смерть. Мы верим в следующую жизнь, где тебе воздастся за то, что ты сражался, как истинный воин за свои убеждения. Уверен, твои родители получили все, что заслужили за их храбрость.

Я киваю, но он прав - легче мне от этого не стало. Никто не должен был забирать моих родителей, а кто сделал это - скоро поплатится.

- Просто порой я не могу не думать о том, что во всем этом была моя вина. Я могла их спасти.

- Не могла. Знаю, ты не можешь по-другому, но ты слишком много об этом думаешь. Они хотели бы, чтобы ты жила дальше, не оглядываясь на сослагательное наклонение. Твоя жизнь, Эланис, происходит сейчас, и ты должна взять от нее все, что можешь, - он делает паузу, затем добавляет: - ты все еще винишь меня за то, что я забрал тебя из того сарая?

Я мысленно сжимаюсь, потому что, в глубине души, боюсь этого разговора. Я на самом деле не виню Эйдана - глупо винить исполнителя в приказах заказчика. Но меня задевает то, что даже после всех его требований, король все еще стоит для Эйдана на первом месте. Эйдан знал, на что король пошел и сколько раз обманывал его, но капитану все еще кажется, что он не выплатил ему какие-то долги.

- Нет, - наконец произношу я, - у тебя не было выбора, и король в любом случае нашел бы меня. Я просто не считаю это правильным.

Он молчит, но почему-то мне кажется, что Эйдан все же согласен со мной. Я замечаю это по тому, как задумчиво устремляются вдаль его глаза и как они вспыхивают каким-то странным чувством...сожалением? Смятением? Мне хотелось бы читать его так же просто, как ему удается читать меня.

- Ты же знаешь, что нам больше официально нельзя видеться, - вздыхает он, прочистив горло.

Вместо ответа я тянусь наверх и легонько касаюсь его губ в качестве обещания, что обязательно еще вернусь.

- Знаешь, - тихо смеется Эйдан, - в тебе столько огня, что могли бы позавидовать все члены Элитного отряда.

- Должно же у меня быть хоть что-то, - дразню я, намекая на их хваленую честь, храбрость и силу.

Под его пристальным взглядом я сжимаю рубиновое колечко в руке и чувствую, как Эйдан сильнее притягивает меня к себе. В его крепких руках я в безопасности. Когда-то мне сказали, что нет никого более опасного, чем капитан Элитного отряда, а теперь он рядом со мной, и я чувствую себя защищенной ото всех напастей кроме одной - самой главной, перед которой не смог устоять даже мой капитан.

- Ты дрожишь, - резюмирует он, сжимая меня в объятиях.

- Тут холодно, - лгу я.

Эйдан тихо смеется:

- И ты все еще пытаешься обманывать меня. Твоя смелость граничит с безрассудством.

- Ну, попытаться-то стоило.

Он вдыхает запах моих волос.

- Я никому больше не позволю причинить тебе боль. И лучше буду гнить до конца своих дней в темнице, чем сделаю это сам.

- Только ты и можешь это сделать, - тихо произношу я.

Я больше не пытаюсь взять с него никаких обещаний - мы оба понимаем, что это бессмысленно. Преданность Эйдана сейчас рассеянна и распределена поровну. Я никогда не смогу соревноваться с королем или его братьями, да мне и не надо. Все, что мне сейчас необходимо - это чтобы он был рядом, когда будет мне нужен.

Взамен я пообещаю кое-что ему. Взамен я тоже сохраню его сердце так, как не удалось ни королю, ни Оракул. Со мной ему больше не придется бояться боли. Я сама уничтожу всю его боль.

Эланис

-- Как вы думаете, мы когда-нибудь сможем жить нормально?

-- Нормальной жизни не существует, -- ответил Мэтт. -- Есть просто жизнь.

Грэм Джойс. Скоро будет буря

Когда я была маленькой, мне часто снился один и тот же сон. Я находилась в чаще леса, а посреди него заманчиво темнело озеро. Почему-то каждый раз у меня было чувство, что если я останусь стоять на месте, то моя жизнь немедленно оборвется. Я подходила ближе, и, неизменно, рябь озера заманчиво подрагивала, предлагая мне окунуться, войти в нее целиком. Я дотрагивалась до озера кончиками пальцев, и, неожиданно, отражение в озере менялось. В этот момент меня начинали звать мама и папа, но я не могла отвести взгляда от лица, святящегося в мерных бликах. В безупречной темной глади отражалась я, только лет на десять старше - у меня были острые черты лица, рыжие, вьющиеся волосы и красные, налитые кровью глаза. Это было лицо убийцы. И оно смотрело прямо на меня.

В этот момент я всегда просыпалась, заходясь громким криком. Я никогда не думала, что смогу даже обдумать такую возможность - убить другого человека. После всего, что произошло...я все еще не хотела убивать короля. Мне было страшно от мысли, в кого это может меня превратить - в холодное, бесчувственное лицо с налитыми кровью глазами. Не знаю, готова ли я пожертвовать своим рассудком ради миссии Ордена.

- Не бойся, - подмигнув, ободряюще проговорила Нора, помогая мне выбраться утром из постели, из которой, видит Бог, выбираться мне не хотелось, - ты все сможешь, храбрая, огненная девочка.

Я знала, что, несмотря на это, Норе страшно - судить об этом можно было хотя бы по ее нежному тону. Ее руки тряслись, когда она заплетала мне косу, а взгляд старательно избегал мой. Она понимала, что я могу не вернуться...что мы все можем не вернуться.

- Нора?

Ее испещренное морщинами лицо озабоченно обратилось ко мне. Никогда еще она не смотрела на меня так ласково - без грамма упрека, насмешки или издевки. И, скорее всего, для меня это плохой знак.

- Да, милая?

- Спасибо тебе за все. Ты была рядом со мной с самого первого дня, и у меня еще ни разу не выдалось возможности отблагодарить тебя.

- И буду еще много других дней, - слабо улыбнулась она, - если доживу, конечно.

- Как бы ни сложились обстоятельства...знай, что я тебе очень благодарна и ты стала дорога мне. Надеюсь, что вы с Евой доберетесь в безопасное место и начнете новую жизнь вместе с малышами.

- Побойся Бога, милочка, ты уже говоришь так, как будто тебя завтра похоронят, - вновь вернулась ворчливая Нора, - побереги свои косточки, рано тебе еще гробик выбирать.

Я засмеялась, но смех показался каким-то искусственным, вынужденным. Нора завершила мою прическу, и сказала отправляться в Тренировочный зал, но перед выходом я подошла к окну, чтобы в последний раз полюбоваться на Лакнес.

Когда я думаю о своем регионе, то на ум мне сразу приходят родители. Я вижу улыбку мамы в утренних лучах солнца и слышу смех отца в голубизне неба. Но сам по себе Лакнес занимает особенное место в моей душе. У меня щемит сердце от чаек, с криком пролетающих над портовыми кораблями, от зазывного воя вновь очнувшихся от зимнего сна торговок, от всего того, что я когда-то по праву считала своим миром. Я никогда не думала, что у меня отберут все это так скоро. Возможно, все дело в том, что моя вселенная и так рушилась, и только принеся все это в жертву, я могла ее спасти.

- Не грусти слишком сильно по траве и солнцу, детка, - печально проговорила Нора за моей спиной, - грусти по людям, живущем здесь. Особенно по тем, кто живет во тьме.

Я не могла сказать Норе, что, скорее всего, я тоже жила во тьме - в той самой, от которой она старательно пыталась меня уберечь. Я боролась за правое дело, но методы, выбранные для достижения цели, пугали меня.