- Забавно, - произношу я, взяв себя в руки. - Ты вроде как не можешь просветить меня, а все еще говоришь так, будто я твоя рабыня. У тебя явно проблемы с самооценкой.

- Потешаешься над тем, что я не могу уничтожить твою душу? Ты удивишься, Эланис, но есть тысяча способов заставить тебя встать на колени и без магии.

- Ты такая же, как и Каин.

- Каин был убийцей, а я - освободительница, - она замолкает, и ее глаза вспыхивают пониманием, заставляя Эсмеральду зайтись редким смехом: - подожди, кажется, я поняла. То есть ты хочешь сказать, что я - Каин, а ты - Ламех? - она надувает губы и качает головой, - милая, ты же не можешь всерьез считать себя героиней. Поверила в то, что мамочка с папочкой продали ее в злой королевский дворец! Уж ты-то должна была знать, кому доверять.

Все во мне закипает, и я тихо рычу:

- Не смей и слова говорить про моих родителей. Может быть, я и не героиня, но все еще способна убить тебя.

- О нет, Эланис, послушай, - выплевывает Эсмеральда. - Ты долгие месяцы провела, обдумывая, могли ли они так поступить с тобой, не так ли? Думала, гадала, места себе не находила. В конце концов, ты даже убедила себя, что, возможно, так оно и есть, чтобы было на кого свалить свои беды и несчастья. А теперь ты называешь себя героиней, потомком Ламеха, беспрекословным добром. А я - злая тетя, из-за которой ты на все это купилась. Но вот тебе правда, Эланис: если бы ты по-настоящему доверяла своим родителям, тебе бы и в голову не пришло поверить в бред, который говорили тебе незнакомые люди. Твоя любовь была бы сильнее. Но ты слабая, ты не способна на такие чувства, которые испытываю я к своему народу.

Видимо, Адриан действительно докладывал ей все, как бы я ни пыталась убедить себя в обратном. По щекам у меня текут слезы, но я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза:

- Закрой рот.

- А потом появляется Адриан! Милый принц, единственный, кто понимал тебя во всем дворце и казался твоим другом. Но ему ты в действительности оказалась не нужна, Эланис - все его чувства были лишь игрой. А еще есть красавчик Эйдан. Уж он-то точно должен быть стать твоей любовью навек, не так ли? Но и ему долг оказался важнее тебя. Видишь, как грустно получается, Эланис? Никто никогда тебя не любил. - Она окидывает меня презрительным взглядом, - да и можно ли тебя вообще полюбить? Такую слабую, наивную, глупую куклу, которая и за себя постоять-то не может?

- Меня любили мои родители, - тихо, по слогам отвечаю я, - и это то, чего ты никогда не узнаешь. Тебя любили только из-за власти, из-за магии просвещения. Тебя никогда не любили просто так.

Лицо Эсмеральды искажается, но в следующую секунду она снова овладевает собой. Жестом она приказывает Адриану уйти и "закончить начатое", отчего у меня по коже начинают бегать мурашки, и мы с ней остаемся вдвоем.

- Ты остаешься со мной, потому что считаешь, что я настолько слаба? - ледяным тоном интересуюсь я.

- Ты не убьешь меня.

- Это еще почему? - рычу я.

Эсмеральда улыбается.

- Потому что я знаю, где твои родители.

Кажется, мой мир уже привык к тому, чтобы переворачиваться каждые полчаса. Неважно, какими знаниями я обладаю и в каких людях уверена - есть все основания полагать, что через несколько минут, все снова перевернется с ног на голову.

Мы с Эсмеральдой одни в комнате, но в воздухе такое напряжение, как будто здесь не меньше двадцати человек. Я уверена, что Эсмеральда не настолько глупа, чтобы оставаться со мной наедине, ссылаясь на такое сомнительное утверждение. А это значит, что в рукаве у нее еще есть козыри и мне следует быть предельно осторожной.

- Ты блефуешь, - чуть пошатнувшимся голосом говорю я, - мои родители мертвы. У меня было время, чтобы смириться.

- Отец действительно убивал большинство Искупителей, достигших определенного возраста. Если, разумеется, они жили не во дворце, как Нора и Маккенна. Таким образом он забирал себе лучших, избавлялся от ненужных свидетелей и возможности, что однажды родители придут за бедными детьми, чтобы забрать их из дворца. Папа любил своих зверушек, - она любовно смотрит на его портрет на стене, - и, конечно, свою силу. Но некоторые сбегали раньше - как, например, твои родители.

- И куда они сбежали? - не выдерживаю я. Поверить не могу, что поддаюсь на ее манипуляторские трюки, но просто не могу устоять. Что, если есть хоть маленький шанс, что она говорит правду?

Эсмеральда наклоняет голову и насмешливо хмыкает:

- И почему ты думаешь, что я тебе скажу?

- Потому что иначе я убью тебя, - бесстрастно произношу я.

- И как же ты это сделаешь? - хмыкает Эсмеральда, - с помощью ножа в твоем ботинке? Брось, Эланис.

Она похлопывает ладонью по Стигме, которую оставил Адриан, и с интересом смотрит на меня:

- Любопытно, подействует ли она на тебя? Может ли она подавить магию Искупления так же, как подавляет Просвещение? Тебе не хочется проверить?

Нет, совершенно не хочется. Я не даю себе подумать и делаю то, чему меня учили последние полгода. Все говорили, что мне нужно полагаться на магию, а не на оружие, потому что, в конце концов, это все, что я умею.

Я смотрю в холодные изумрудные глаза Эсмеральды и представляю, как пламя, вырываясь из меня, подползает к ее голове. Я пытаюсь почувствовать то, что испытала, когда мы вместе с Давиной подавляли магию в Хранителе, и нащупать темное пятно в ее душе. Возможно ли, что я смогу перенаправить магию Эсмеральды против нее самой?

- О, Эланис, тебе стоило внимательнее относиться к урокам Оракул, - рычит Эсмеральда, выстраивая вокруг себя каменную стену.

Я сразу чувствую, что Эсмеральда не умеет управлять своей силой так, как Оракул. Ее стена как будто состоит из земли - она рыхлая, с ямами и кочками. Кое-где она покрыта чем-то мягким, словно травой, а где-то затвердела, будто обсыпанная камнями. Эти неровности помогают моему огню двигаться, обволакивая ее стену с обеих сторон, словно подчиняя себе.

Это явно не особо ей нравится.

- Иди к черту из моей головы! - кричит она, и хватается за свою прическу, раздирая пальцами шпильки в ее белокурых волосах, в агонии распутывая волосы, как будто это облегчит ее боль.

Я давлю еще сильнее и представляю, как взрывается красным пламенем ее стена. Эсмеральда издает дикий крик, и я кричу в ответ:

- Где мои родители?

Она поднимает на меня глаза и шипит, заставляя мое пламя взлететь, достигая ее макушки. Она задыхается собственным криком и нечленораздельно мычит:

- На...островах...за горизонтом, где скрываются беженцы после Слепой войны...

Ее слова прерываются стуком открытых дверей. Все двери, окружающие меня, одновременно распахиваются, и зал наводняют мужчины в темных плащах. Эсмеральда вдруг начинает невыразительно смеяться, все еще держась за голову, а я теряюсь и недоуменно перевожу на них взгляд.

Элитный отряд.

Во главе шагает Эйдан. На какую-то секунду меня накрывает волна облегчения, но уже через миг я замечаю выражение его глаз. Он смотрит на меня отчаянно, как не смотрел даже после аудиенции у короля. Я никогда не видела, чтобы Эйдан горевал, но, кажется, сейчас с ним происходит именно это. Лицо его осунулось, плечи немного поникли, а походка кажется петляющей, как будто его шатает из стороны в сторону. Он отряхивает голову и снова смотрит на меня, не замечая Эсмеральду.

- Эйдан... - я делаю шаг к нему, но дорогу мне перекрывает один из мужчин.

- Отойди от нее, Элуа, - рявкает Эйдан, и мужчина неохотно отступает.

- Эйдан! - раздается голос позади меня, - здравствуй, мой сладкий. Ты пришел присягнуть мне на верность, не так ли?

Эйдан смеряет Эсмеральду мрачным взглядом и поигрывает желваками:

- Король мертв. Мы пришли сюда, чтобы исполнить свой долг.

- Я - единственная выжившая Лакнес, которой вы можете присягать, - сложив руки на груди, объявляет Эсмеральда, - мою мать, брата и сестру в расчет на берем. Адриан просвещен уже год, моя мать не может управлять регионом, а сестра - наследница Стейси. Итак, как это происходит?