Обзавелся Юрий самым настоящим войском – три десятка мужиков и парней, хлебнувших досыта татарского рабства и почувствовавших вражескую кровь в крымском анабазисе казаков. Никто из них уже не хотел заниматься хлебопашеством или ремеслом, жаждали послужить стрельцами под началом боярина. Галицкого посчитали удачливым сотником, которому покровительствовал знаменитый «характерник».

Юрий только обрадовался их желанию – он желал иметь под рукою пусть небольшое, но собственное войско. И при этом полностью решался демографический вопрос – имевшихся в остроге женщин едва хватило для создания семей с людьми «мирных», так сказать, профессий. Причем, «слабый пол» здесь таковым не являлся – какие «ноготочки-реснички» – бабы и девки реально впахивали даже зимой, а что будет летом, когда все они станут беременными, и представить страшно.

Так и стоял, машинально крестился и думал о своем, но тут короткая служба закончилась, и он первым пошел к кресту. Получив благословление, зашел в курень – здесь было пусто. Прибрано, никакого безобразия – левая половина предназначена для «тягловых» мужиков. А вот правая, более почетная, отведена для «служивых». Под лежанками стояли короба – в них хранилось нехитрое имущество.

Выйдя из казармы, Юрий продолжил привычный обход, направившись к воротной башне. Поднялся по лестнице наверх, зашел вовнутрь, отворив тяжелую дверь. Двое стрельцов «бодрянки» вскочили на ноги, третий смотрел в прорезь прикрытой бойницы – единственный источник света, другие были закрыты глухими ставнями. «Отдыхающие» из трех караульных дремали на полатях, благо от жаровни шло вверх тепло.

– Десятник пошел проверять посты, боярин, – поступил доклад, и Юрий мысленно усмехнулся – великое дело армия!

На суточный караул заступал один десяток, два других каждый день подвергались интенсивным «дрессировкам» первую половину короткого зимнего дня. А вторую занимались распилом досок, заготовкой дров и прочими хозяйственными заботами. И так день за днем – до самой весны будет, без продыха и передыха. Ибо как говорил прапорщик во времена срочной службы – «солдат без работы есть преступник».

Однако не успел Галицкий и слова сказать, как со сторожевой башни ударили в било три раза, затем прозвучал одиночный звон. Юрий быстро направился к двери, слыша лай собак, а в спину донесся радостно встревоженный голос караульщика.

– Никак гости пожаловали?!

– Слобожане пожаловали, интересно только с чем?!

Галицкий разглядел многообразие свиток на всадниках, все в традиционных папахах со шлыками, при саблях. А еще с ними шли трое саней, по две лошади в упряжке.

Прищурил глаза – разглядел серые свитки своих запорожцев – Смальца, Грицая и двух джур. Остальные четверо сечевиков, с «новыми» фузеями, ушли по первому снегу на Днепр. Вместе с другими казаками, что сопровождали обоз до Торского городка, который поставили поблизости запорожцы полвека тому назад на соляных озерах, всего то в десяти верстах.

В остроге уже забурлила жизнь – жители просекли махом, что сулит сей визит – московское царство потихоньку протягивало свою руку в «Дикое поле», стремясь крепостями отгородится от постоянных набегов крымских татар. Так что строительство нового городка просто не могло не остаться без пристального внимания Малороссийского приказа.

К тому же, после отмены «Юрьева дня» повсеместно велся сыск беглых, судьба которых была крайне незавидна. Ищущих свободы били жестоко кнутом, и возвращали прежним владельцам. Но уже как холопов, вся разница которых с рабами в том, что их убивать нельзя по прихоти помещика. А вот запороть до смерти могли запросто. Либо продать другому владельцу, или подарить, если на то есть желание. Чтоб впредь не бегали!

– Началась большая политика!

Оглядев приближающихся казаков, задумчиво пробормотал Галицкий и демонстративно неспешно пошел в свою хату, что именовалось всеми «боярской», отнюдь не «атаманской», как полагалось бы. Но так и казаков здесь почти не проживало. Оставшиеся четверо сечевиков каждый день, еще до заутрени, выезжали парными дозорами далеко в степь, и возвращались вечером – прозевать татарский набег не хотелось.

В доме рачительная Авдотья, что вела здесь хозяйство, убирала остатки стряпни со стола, при этом ухитрившись принарядиться. Зульфия с девочками уже убежали в соседнюю хату, однако порядок навели – все стоит по местам, пол чисто выметен.

Так что время еще оставалось – Юрий скинул с плеч «стрелецкий» кафтан с патронными газырями, надел «парадную» свитку, расшитую для красоты шнурами. Водрузил на голову папаху со шлыком, что свисал ниже плеча – ничего не поделаешь, такова здешняя мода у всех служилых и вольных людей.

Хлопнула дверь, и, выдыхая пар, зашел Смалец, раскрасневшийся от короткой поездки. Сразу перекрестился на икону и доложил:

– Харьковского слободского полка сотник Лобода, Семен Афанасьевич, в степи встретили. С ним полдюжины верховых казаков, а еще трое возницами на санях с мороженой рыбой. Сказывал, что с объездом до Торского городка, а к нам по пути заехал на дневку – после полуночи от обители вышли. Мыслю, лукавит сотник – нарочно сюда шли под предлогом таким, все тут осмотреть да вынюхать.

– Еще бы ему не лукавить, – усмехнулся Юрий и пожал плечами. – Непонятно откуда крепостица взялась и что за народец в ней проживает. А еще под Малороссийский приказ подвести, чтобы подати собирать, да сыск беглых устроить. Обломятся!

– Ты уж осторожнее, княже…

Смалец прикусил губу – слово в горячке выскочило, покосился на Авдотью. Однако женщина сделала вид, что ничего не слышала, наливая взвар в расписной ковш, как требовала традиция гостеприимства. Юрий только усмехнулся от такой «конспирации» – баба была умная, болтала как и все – охулки на язык не клала. Но в рот воды набирала, когда речь заходила о его делах, тут не словечка из нее не выходило.

– Молятся еще?

– Ага, – мотнул головой Смалец. Такова традиция – четверть часа гости молитвы читали перед надвратной иконой, дабы хозяева могли подготовиться и достойно их встретить.

– Тогда пошли, не будем их томить понапрасну – люди ведь служивые, за обиду могут почесть.

Галицкий вышел из хаты, Смалец и Авдотья с ковшом встали по сторонам. И в эту секунду слобожане вошли через ворота, ведя коней в поводу. Мужики тут же от них приняли лошадей, отвели под навес – там расседлают, накроют попонами. А потом и теплой воды принесут, и сена зададут – процедура встречи гостей была уже отработана, несмотря на всего два прежних визита. И все жители Славянска хорошо знали, что каждому надлежит делать в такой ситуации. Следом приняли трое тяжело нагруженных саней – усталые кони только головами мотали.

Сотник Лобода был невысок ростом, но кряжист, силы немереной. И вооружен до зубов, так оно и понятно – татары близко. Пара пистолей за кушак воткнута, сабля с рукоятью золоченой, и ножны разукрашены. Понты и тут дороже денег!

– Здрав будь, атаман! Примешь путников?

– И тебе не хворать, сотник! Хату для казаков твоих отведем и приветим, не беспокойся.

Юрий отвел руку чуть в сторону, и вперед вышла Авдотья. Нараспев произнесла, протягивая ковш.

– Отпей взвара с дороги, боярин!

– Не боярин я, хозяюшка, а сотник казачий, – Лобода одним махом осушил ковш, и перевернул, показывая, что даже капли не осталось. Подкрутил ус и отдал емкость Авдотье.

– Век цвети, красавица.

Тут сотник сильно польстил уведенной когда-то с Белгородчины девице, что двадцать лет в ханстве прожила, но веру менять категорически отказалась. Женщина от похвалы зарделась и поклонилась.

– Пойдем в хату, незачем на холоде стоять.

Юрий пропустил поперед гостя, затем зашел сам, показав на сундук, после того как гость перекрестился на икону в «красном углу»:

– Разоблачайся, зброю скинь – татар не ждем. И садись за стол – у меня самого с утра крошки во рту не было.

– Ага, не видно в степи – я разъезды далеко выслал. К сивашам откочевали на зимники, но опаску держать нужно.