Соблюдая предельную осторожность, вошел в камыши – теперь с противоположной стороне реки его никто не заметит. Хотя птички щебетали и вели себя вполне спокойно, рисковать все же не стоило – под лунным светом на речной глади обнаженный человек станет заметным. А тут вполне себе убежище – камыш со всех сторон укрывает от вражеских глаз, буде они следить за рекой станут.

Первым делом Галицкий хорошо простирнул грязные портянки и исподнее, тщательно протер илом – все же ощущение что их носил умерший немного его нервировало, да и запах высохшего пота и запекшейся крови изрядно раздражал. Крепкими пальцами отжал ткань, и выйдя на берег развешал на ветках кустарника с речной стороны, надеясь, что и камыш заслонит своей стеной белые тряпки.

Тут был прямой расчет – белье и портянки за час чуть просохнут, станут воглыми, но на теле быстро высохнут. А вот кафтан со штанами можно будет надеть влажными – а с утра под жарким солнцем они быстро высохнут. Тем более синий цвет на фоне зеленой листвы разглядеть даже зоркому от природы человеку все же затруднительно.

Верхнюю одежду, мелованную и грязную до отвращения, Юрий стирал намного дольше, и тщательнее – особенно пропитанный кровью рукав кафтана. В темноте было плохо рассматривать, насколько он хорошо замыл алый цвет «руды», оставалось надеяться, что теперь кровь будет не так заметна. Хорошо отжав толстое сукно, Галицкий использовал соседний куст в качестве «вешалки».

– Пошли дела…

Юрий с облегчением вздохнул – теперь можно было уделить внимание и себе. Набрал в ладонь ила, тщательно обмазал им все тело. Затем с помощью песка начал отмывать волосы, пустив в ход тот же ил. Полчаса трудился как заведенный, шкрябая кожу, будто смывал прожитую в двадцать первом веке беспокойную жизнь. И испытал ничем неописуемое облегчение, когда закончил помывку – даже на кровожадных комаров не обращал внимания, отмахиваясь от их атак сломанной веточкой.

– Пожрать бы карасей в сметане, да хоть просто зажаренных на углях, с лучком, – Галицкий голодными глазами посмотрел на реку, где продолжала плескаться рыба. Есть хотелось немилосердно. Можно было заполнить желудок речной водой, но Юрий решил не рисковать понапрасну. Пусть здесь здоровая экология, но река есть река, в ней могут быть отбросы, да тех же коней купают где-то выше по течению. Подцепить какого-нибудь ленточного червя или тех же глистов с аскаридами вполне возможно. Пусть и не так быстро, как в покинутом им времени, где получить подобных паразитов пара пустяков, и еще в добавку к ним инфекцию.

Водичку можно набрать в одном из ключей, что текли затейливыми ручейками от мелованного кряжа в его времени. Вряд ли сейчас их не может быть – то природное явление, а не дело рук человеческих. Так что можно немного потерпеть, и лишь потом, найдя ключевой родничок, вволю напиться и наполнить баклагу под пробку.

– Под утро зайду в монастырь, может кто-то спрятался там из монахов и уцелел. А если нет, то поищу еду, да хотя бы те же просфоры – не будут же татары, являясь мусульманами, их есть?!

Сделав такой вывод, Юрий надел влажное белье – комары его порядком достали, хоть на дворе 17 век, хоть 21-й, летающие твари те еще кровососы. Затем, чуть поморщившись, натянул штаны – пусть все мокрое, но зато ощущение свежести и телесной чистоты. Перемотал ступни портянками, засунул их в сапоги, затем надел на себя кафтан, застегнув его на все пуговицы. Рукав вроде немного отстирался, а вот прореху от вражеской сабли зашить невозможно – рассчитывал, что в подкладке будет игла с ниткой, но как не ощупывал в пещере ткань, так и не нашел ее.

– Потопали, княже, – Юрий усмехнулся, он иногда шутил сам над собой – это приносило изрядную пользу для души. И Галицкий двинулся в дорогу, внимательно смотря под ноги. И пройдя сотню метров, встретил полоску высокой травы и услышал журчание. Раздвинув руками осоку, в лунном свете увидел темное серебро родника. Наполнил до половины вымытую флягу и попил холодной водицы, что ломила зубы. Вкус ключевой водицы был бесподобным, и он за раз выпил где-то пару стаканов.

– Хватит, в животе уже булькает!

Приняв решение, Юрий вылил остатки воды и полностью наполнил баклагу. Заткнув пробкой, он подвесил ее к петлям кафтана за ремешки. Пусть будет немного неудобно, но зато руки свободные. Мало ли что может подвернуться на пути.

Теперь предстояло пройти с версту, подняться к Лавре, найти удобную позицию и там залечь на часок. Мало что – вдруг татары там засаду оставили, или кто-то из работорговцев вернется на место своего разбоя. А это было бы совсем некстати – повстречаться со степняками лицом к лицу не хотелось от слова совсем. Нет, будь в руках автомат с парой БК и гранатами, бывший «молодший сержант» рискнул бы, а с ножиком как то не с руки начинать баталии – его просто по земле размажут, или на полоски нашинкуют.

– Может лучше на ту сторону реки переплыть? Не могли же татары подчистую у казаков все выгребсти?! «Захоронки» остались, куда без них в эти пакостные времена. Да и оружие, наверное, припрятано, «стволом» разжиться нужно. Эх-ма, тяжело в деревне без нагана! Ладно, похожу днем по камышам, найду лодку – должны же ведь они быть – рыбалка тут какая!

Тяжело вздохнув, Галицкий направился вдоль берега реки, рассчитывая выйти напротив монастыря. А там осторожно подняться наверх и начать поиски у монахов…

– Никого вроде нет, обитель пуста. Уже светать начинает, нужно зайти – иначе с голодухи копыта откину!

Юрий рывком поднялся с теплой, не остывшей за короткую летнюю ночь, земли. Пышный куст вездесущего терна скрывал его до поры до времени от возможных врагов, но в тоже время не мешал смотреть за внутренним двором небольшого монастыря, что через три с половиной века станет известной Лаврой.

Обитель казалась безжизненной – ворота в бревенчатом тыне распахнуты настежь, двери в деревянную церковь, не такую и внушительную по размерам, распахнуты. Несколько деревянных построек, судя по всему, хозяйственные и жилые помещения, подверглись разграблению степных разбойников – ставни открыты, перед разверзнутыми входами набросана какая-то утварь. Видимо, во время грабежа татары отбрасывали ненужные им, или бесполезные вещи.

Галицкий, осторожно ступая, крадучись, подошел к воротам и вошел вовнутрь, прижимаясь к тыну, и стараясь держаться в тени от лунного света. «Волчье солнышко», как назло, было яркое, к тому же напрочь отсутствовали облака. И словно лампы, блестели рассыпанные по небосводу звезды – не самая лучшая ночь для скрытности.

Парень хорошо разглядел три темных комка – татары зарубили монахов, которых посчитали бесполезными рабами. Подходить к телам было бессмысленно, да и трупы Галицкий всегда старался обходить по дуге – обличье смерти всегда ужасно. И незачем лишний раз самому себе напрасно трепать нервы, зловещих зрелищ и так предостаточно.

Быстрыми шажками пройдя пыльную площадку, Юрий поднялся на крыльцо и зашел в церковь. Там было намного темнее, чем снаружи, однако пробивавшегося через узкие окошки лунного света оказалось достаточно, чтобы осмотреть храм изнутри.

– Да, набег гуннов на водокачку, как невинная игра в крысу, рядом с устроенным тут татарами побоищем…

За велеречивостью Галицкий попытался скрыть охвативший его душу ужас – внутри лежало с полдесятка монахов, под которыми расплывались темные лужицы. И вовсю жужжали мухи – за сутки людские тела стали для летающих тварей притягательными. Ведь на дворе лето стоит весьма жаркое, и спасительный дождик явно не намечается.

Иконы сорваны, расписные доски лежали на полу – видимо разбойники обдирали серебряные и золотые оклады. Утварь разбросана, алтарь разграблен, вышитые покрывала сорваны.

– Душегубы проклятые!

Юрий с трудом сдержался от ругани – все же он сейчас стоял в церкви, пусть и оскверненной «людоловами». Однако находиться здесь парень уже никак не мог. В храме стоял запах осязаемый смерти, приторно-сладковатый, сулящий одни сплошные неприятности.