- Шутите, тетушка? Не у меня ли научились? - Сильвер не мог поверить своим ушам.

       - Нам нужно поговорить. Пойдемте к вам, тетя. Думаю, один раз молитву можно и пропустить.

       Они вернулись в келью. Фелиция трясущейся рукой налила себе воды и выпила, с трудом глотая ее пересохшим горлом.

       - Интересно, о каком-таком праве говорил граф? Мне показалось, что речь шла вовсе не об Агнесс. - Между делом спросил разливающий вино Сильвер.

       Беллатор сердито сверкнул глазами и обеспокоенно сказал:

       - Меня тоже обеспокоила угроза Контрарио. Это очень опасно для вас, тетя. Может быть, вам скрыться?

       - Нет. Можно подумать, я в чем-то виновата.

       - Тетя, если у меня прежде и была какая-то надежда, что за давностью лет граф забыл о вас, то теперь она исчезла без следа. Вы в еще большей опасности, чем Агнесс. - Беллатор неумолимо озвучил то, о чем Фелиция предпочла бы умолчать. - После утраты камня он вспоминает все, что ему было дорого когда-то. Мне страшно за вас.

       Она смиренно склонила голову.

       - В этом деле никто никому не помощник, Беллатор. Но я не думаю, что граф пылает ко мне какими-то нежными чувствами. Уж скорее желает отомстить за мнимую измену. Не волнуйтесь, я с ним справлюсь. - Племянники хотели возразить, но она подняла руку и властно приказала: - И не будем больше об этом!

       Мужчины мрачно кивнули.

       - Вы оставили графа в полной уверенности, что Агнесс в обители. Он не будет думать об охране своего замка. Это лучший вариант, хоть и он опасен для всех нас. Но это значит одно - нам пора в дорогу! - Сильвер распрямил плечи, предвкушая очередное приключение. - Неприступные замки я еще не штурмовал.

       - И не будешь, - охладил его мальчишеский порыв хладнокровный брат. - Мы можем проникнуть туда только хитростью. Надо дождаться моего посыльного. А для этого нужно вернуться в таверну.

       - Тогда поспешите. На улицах неспокойно. Будет гораздо лучше, если вы поедете к замку завтра на рассвете. - Фелиция первой пошла к выходу.

       - Если все будет в порядке, то выедем непременно. Благословите нас на дорогу, матушка настоятельница.

       Под ее напутственную молитву друзья покинули монастырь.

       Закончив разговор, Фелиция торопливо вышла из кельи. Агнесс осталась одна. Ее сотрясала мелкая дрожь. Неужели то, о чем поведала ей настоятельница, воистину неотвратимо? Неужели их цветущий край будет опустошен, и его захватят другие народы? И от королевства ничего не останется? А она-то думала, что хуже ее жизни в замке Контрарио ничего не может быть! Как же она ошибалась! Там страдала она одна, а теперь уничтожение грозит целому народу! Ее народу...

       Поведанное настоятельницей ужасало. Но, может быть, Фелиция ошибается? Но, вспомнив пустоту в ее глазах, Агнесс поняла, что та знает гораздо больше, чем говорит. Скорее всего, она сказала лишь часть правды, чтоб не запугать ее окончательно.

       У Агнесс все в груди болело после страшных последних дней. Да что там дней! Лет! Только теперь, после тишины и покоя беззаботных дней, она поняла, какую ужасную жизнь вела в замке. В ее груди поднялась горячая волна ненависти к графу. И злорадство: ему никогда не найти свое кольцо!

       Но тут же возникло сомнение: а вправду ли не найти? Оно так ярко горело в ее руке, подчиняя своей воле, возможно, оно так же ярко светится в камине? Тогда одна надежда: что башня обрушилась и теперь кольцо никто не найдет!

       Но что это она? Настоятельница сказала, что в этом кольце есть часть надежды. Что с помощью восстановленного камня можно обратить врагов в бегство и спасти Терминус.

       Хорошо, она расскажет, как это можно сделать. Настоятельница сказала, что ее племянники отважные мужчины и возьмутся за это дело. Нужно только их дождаться. Они приедут сегодня. Но сама она обратно в замок ни за что не вернется. Никогда. Это слишком страшно и грозит гибелью. Снова. А она уже не единожды смотрела в глаза смерти. С нее достаточно.

       Хотя и в замке были светлые моменты. Она улыбнулась, вспомнив нескио. Как же он добр! Но, возможно, она обманывается? Она так истосковалась по самым обычным человеческим чувствам - доброте, отзывчивости, простому вниманию, - что вполне могла принять ни к чему не обязывающую проходную вежливость за искренность и интерес. А рыцарственную благодарность за гораздо более сильное чувство.

       Эмоции захлестывали, не давая вздохнуть полной грудью. В тесной келье нечем было дышать. Задыхаясь, Агнесс вышла из дома и бездумно пошла к белому храму на пригорке по посыпанной песком дорожке. Потом обогнула храм, прошла еще немного, и оказалась возле одиноко стоящего дома. Увидела его и поспешно повернула обратно. Именно здесь жила Амелия Паккат, которая так жутко вопила в день ее прихода сюда.

       Она торопливо шла обратно, и ей казалось, что спину сверлит чей-то недобрый взгляд. Неужели ее разглядывает эта ненормальная? По телу прошел льдистый озноб страха.

       Навстречу ей показалась сестра Инэз. Она выглядела озабоченной.

       - Что-то случилось, сестра? - участливо спросила Агнесс. - Может быть, я чем-то могу помочь?

       - В монастыре все спокойно, Слава Богу, а вот в городе беспорядки. Я волнуюсь за мать-настоятельницу. Она уехала одна в открытом возке. Как бы чего не случилось.

       Над их головами сделал несколько кругов белоснежный голубь. Они проводили его взглядами.

       - Какой красивый! - сестра Инэз прикрыла глаза рукой, чтобы разглядеть его получше. - Наверное, из дорогой голубятни.

       Она пошла дальше, а в голове Агнесс засела фраза: "дорогой голубятни". А не из графской ли голубятни этот голубь? Она помнила, какие там были голуби. Именно такие, белоснежные, очень красивые. Их называли посыльными. Они прилетали к графу с донесениями.

       Вдруг Амелия Паккат послала графу сообщение о ней? Недаром она чувствовала чей-то недобрый взгляд. Агнесс попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь эту родственницу графа, и не смогла. Но это ничего не значит. Та вполне могла видеть ее. Граф любил хвастаться своими победами. Тогда Амелия могла написать в письме не "новая послушница", а вполне конкретное "сбежавшая любовница". Или даже не сбежавшая, потому что ей вряд ли известно о ее побеге, а просто любовница.

       И тогда граф ее найдет. И ей лучше умереть самой, чем попасть в его безжалостные руки.

       Надо бежать. Снова. Но как?

       Она поспешила в свою келью. Посетовав, что у нее нет женского платья, натянула на себя мужскую одежду и снова превратилась в невысокого подростка. Чтобы не привлекать к себе внимания насельниц, накинула сверху рясу, под рясой спрятала кошель с деньгами. Склонив голову, пошла в противоположную от дома Паккат сторону. Прошла несколько фурлонгов, прежде чем заметила небольшую дыру в ограде, полускрытую высокими кустами тальника.

       Огляделась, никого не заметила, и налегла плечом на доску возле дыры. Доска немного подалась, став пошире. Агнесс проскользнула в нее, зацепившись рясой за торчащий гвоздь. Почувствовав это, осторожно отцепилась и проверила, не осталось ли следов на ограде. Вроде нет. Поправив доску, чтоб пролом не был так заметен, пошла в сторону городских улиц, надеясь, что вид монахинь из монастыря Дейамор здесь привычен.

       На Агнесс и впрямь никто внимания не обращал, и она спокойно дошла до городской площади. Теперь оставалось решить, что безопаснее - оставаться монашкой или превратиться в мальчишку. Если о послушнице знает граф, то пацаном быть безопаснее. Но при разговоре быстро выяснится, кто она есть. Нужно побольше молчать.