Когда индейцы увидели, что путники вернулись целыми и почти что невредимыми, восторгу их не было предела. Восхищение туземцев беспримерным подвигом испанцев было столь велико, что их стали почитать как богов, или, на туземном наречии, теуле. Обратно в Койоакан мешики несли героев на носилках — так, как они носят своих касиков. Собралось столько индейцев, что возвращение заняло в два раза больше времени, чем дорога к вулкану: порой сквозь толпу нельзя было пройти, народ теснился возле носилок, люди спотыкались и падали, стараясь пробраться поближе, чтобы лучше разглядеть храбрецов.

Кортес, уже получивший известие об исходе предприятия, вышел, чтобы лично встретить прибывших, и приветствовал их с великими почестями. Благодаря добытой сере испанцы смогли изготовить достаточно пороха, столь необходимого для дальнейших военных действий. А вскоре, к счастью, с Кубы прибыла большая партия оружия и сорок две бочки пороха, так что вновь повторять героическую экспедицию не было нужды.

Несмотря на то что эти храбрецы совершили несравненный подвиг и были первыми, предпринявшими восхождение на Попокатепетль, вовсе не они, а Диего де Ордас, так и не сумевший покорить вершину огнедышащей горы, вскоре смог добиться того, что на его гербе появилось изображение вулкана. Просто-напросто он, прибыв в Испанию, первым успел рассказать историю своего похода на Попокатепетль при дворе, и потому именно ему достались все лавры первопроходца.

Вероятно, читатель задается вопросом, зачем я повествую обо всех этих славных деяниях, которые, конечно же, должны быть увековечены в памяти потомков и избежать забвения, но при всем том не имеют прямого отношения к нашей истории. Так вот, я рассказал об этом, чтобы дать некоторое представление о характере и нраве Монтано, поскольку в дальнейшем нам еще придется встретиться с этим героем.

Вскоре дон Эрнан получил известие о несчастье, постигшем его корабли с золотом и трофеями, захваченными в войне с мешиками, и о судьбе двух капитанов, людей благородных и отважных, о потере которых он сожалел куда больше, чем о пропавших сокровищах. Новость эту распространили те немногие члены команды, которых отпустили пираты возле Азорских островов, не надеясь получить за них выкупа. Этим несчастным удалось в шлюпках достичь берега, и они усиленно благодарили Господа за свое спасение, поскольку всем была известна крайняя жестокость пиратов, имевших обыкновение убивать на захваченных кораблях всех тех, чьи семьи были бедны и не могли заплатить выкупа. Оказавшись на твердой земле, некоторые из них решили возвратиться в Мексику, другие же предпочли направиться в Испанию. Именно благодаря этим уцелевшим по обе стороны океана стало известно о нападении корсаров. Те, кто вернулся к Кортесу, рассказали ему, что видели Тристана и что он участвовал в захвате кораблей. Это лишний раз подтвердило правильность предположений губернатора о том, что Тристан был не каталонцем, но французом, состоявшим на службе у короля Франциска. Кто-то из спасшихся пересказал Кортесу услышанную им часть разговора Тристана с Киньонесом о смерти доньи Каталины. Однако этому свидетелю все расслышать не удалось, потому что пленные моряки стояли на некотором отдалении от собеседников под надзором пиратов. Впрочем, полученных сведений было вполне достаточно, чтобы дон Эрнан понял, кто был виновником этого бесчеловечного преступления.

Горе и ярость, овладевшие Кортесом при получении этих страшных известий, не помешали ему заняться подготовкой к отправке новой партии золота, которая, конечно, уступала по размеру предыдущей: все оставшиеся в Новой Испании богатства не могли сравниться с потерянными сокровищами. Губернатор обдумывал способы поквитаться с Тристаном, но все они казались недостижимыми, так как убийца уже находился во Франции, где вкушал плоды своего предательства и наслаждался неправедно добытым богатством. Впрочем, как читатель не замедлит убедиться, возмездию все же суждено было настичь его в тот день и час, когда он менее всего этого ожидал.

в которой рассказывается о том, как Кортес одержал верх над Диего Веласкесом, как начал подготовку к завоеванию новых земель, и о том, какие к нему пришли известия о еще одном из тех изумрудов, что были украдены у семейства Сикотепека

В это тревожное время Кортес получал не одни лишь плохие известия. В мае месяце 1523 года от Рождества Христова, почти одновременно с тем, как моряки доставили весть о разграблении кораблей, посланцы императора огласили в Сантьяго-де-Куба распоряжение его величества, согласно которому Кортесу предоставлялась полная свобода в управлении и обустройстве всех земель, какие ему доведется открыть. При этом губернатору Кубы Диего Веласкесу воспрещалось вмешиваться в дела Новой Испании — это высочайшее повеление стало для него таким ударом, от которого он уже не смог оправиться и по прошествии некоторого времени перешел в мир иной.

Ободренный признанием своих заслуг, Кортес приступил к подготовке двух великих походов, которые он запланировал еще с тех пор, как покорил Мексику. Обе экспедиции направлялись на юг Новой Испании, одна снаряжалась в Гондурас, другая — в Гватемалу. Об этих местах шла слава, что они необычайно богаты золотом и серебром. Первую должен был возглавить Кристобаль де Олид, вторую — Педро де Альварадо.

Однажды поутру, когда Кортес и Альварадо обсуждали готовящуюся экспедицию, губернатор заметил, что капитан машинально вертит в руках великолепный изумруд, ограненный в форме чаши. Кортес пристально посмотрел на камень и взволнованно спросил Альварадо, где он его взял. Дон Педро был весьма удивлен, что его господин проявляет столь живой интерес к изумруду: хоть он и принадлежал к числу отборных камней, да и стоил немало, но все же был ничем не лучше множества драгоценностей, которые Кортес имел случай присоединить к своим богатствам. Альварадо осведомился:

— Так вам по душе этот изумруд? Я ношу его с собой, поскольку думаю продать его.

— Скажите-ка, друг мой, — спросил Кортес, и в голосе его прозвучало подозрение, — а как он оказался у вас?

— Какая разница? — отвечал Тонатиу. — Если он вас так заинтересовал, я с удовольствием уступлю его…

— Меня заинтересовало то, откуда он взялся у вас, поскольку этот камень обагрен кровью невинно убитых…

— Что такое вы говорите? — поразился капитан.

— Этот изумруд — часть драгоценной коллекции, состоявшей из пяти таких камней, которые были украдены у хозяина и стали причиной смерти нескольких человек, — пояснил Кортес. — Именно поэтому я настаиваю, чтобы вы сообщили мне, как этот камень попал к вам в руки.

С этими словами Кортес направился к своему секретеру, достал из ящика еще два изумруда, розу и рыбу, и показал их Альварадо, который пришел в замешательство, поняв, что его могут заподозрить в причастности к преступлениям, о которых упомянул Кортес.

— Я выиграл его в карты, — наконец со стыдом сознался Альварадо.

Всем было известно, что Педро де Альварадо был азартный игрок, и это его увлечение не одобряли ни другие капитаны, ни сам Кортес, который уже неоднократно выговаривал своему сподвижнику за то, что этим он ставит себя на одну доску с солдатами и прочими простолюдинами.

— Выиграли у кого? — продолжал допытываться Кортес, которому было прекрасно известно, что его друг никак не мог быть замешан в предательском заговоре Тристана и Красавчика.

— У Хулиана де Альдерете, королевского казначея.

— Он уже ничего не сможет нам рассказать, — вздохнул Кортес.

— Это уж точно, он ведь, как известно, умер от укуса змеи.

— А жаль, потому что мне сейчас очень хотелось бы поговорить с ним об этом камне! — покачал головой Кортес.

— Вы вполне могли успеть это сделать, если бы не скрывали от меня ваших тайн, — произнес Альварадо, и в его голосе прозвучал легкий упрек: он был слегка обижен недоверием губернатора.

— Ваша правда, друг мой, — мягко сказал Кортес, — но речь шла о деле исключительной секретности, так что я не хотел никого посвящать в эту историю. Об этом не знал даже Киньонес, командир моей личной гвардии. Я кое-что рассказал ему в самый последний момент, и то лишь когда это стало совершенно необходимо.