А возле киоска «Братан» события развивались по сценарию: не на шутку перепугавшаяся Безуглова по требованию Мельникова (он предъявил ей служебное удостоверение) открыла дверь, и оперативники вошли внутрь.

— Ну, Марина, будем сознаваться? Или от всего отказываться?

— Не понимаю… Служба безопасности… Я-то тут при чем? Я же не шпионка!

— Мы занимаемся и наркотиками…

Безуглова изменилась в лице.

— Но… на каком основании? Вы разве меня в чем-то подозреваете?

— Более того, имеем улики. Только что вы продали наркотик молодому человеку… мы его задержали. Перед этим вы продавали опий вот этим людям… — и Мельников положил перед вконец растерявшейся Мариной пачку фотографий — все эти лица, конечно же, были ей знакомы. Но Марина не спешила сдаваться.

— Да мало ли кто подходит к киоску! — запальчиво говорила она. — И почему вы решили, что я продаю им наркотики?! Чушь!

Мельников взялся за рацию.

— Олег, ваш задержанный показания дает?

— Конечно. Сейчас дописывает объяснительную на имя Николаева — Хорошо. Как допишет, сюда его, на очную ставку.

— Понял. — Брянцев отключился.

— Ну что, Марина, можете закрывать окошко, шторки задерните, поищем тут у вас наркотики.

Или, может, сами отдадите, не будем время терять?

— Вы не имеете права!

— Имеем.

— Зовите сюда хозяина, Кушнарева Бориса Григорьевича! Это его киоск.

— Мы знаем. Хозяина позовем, когда потребуется. Наркотики продаете вы, а не он. Если он вас ими снабжает…

— Я сама за себя отвечать буду! — Марина изменилась в лице, голос ее сразу осел, стал хриплым, низким, она непроизвольно провела рукой по горлу, сразу же захотелось пить.

— Что ж, разумно. Итак? — Мельников выжидательно смотрел на женщину.

Марина колебалась. Лицо ее то заливалось краской, то становилось белее мела. Вот влипла так влипла! Наркотики — не шутка, она хорошо знала, что это — уголовно наказуемое дело, что ее обязательно теперь будут спрашивать не только о тех, кому она продавала эти самые пакетики, но и в первую очередь потребуют назвать имена людей, которые ей эти наркотики поставляли. И если она назовет Мосола… да не жить ей после этого, не жить! И до суда дело не дойдет. Уже завтра ей не работать у Кашалота, а еще через неделю, не больше, найдут где-нибудь на улице ее «молодой и красивый труп».

Господи, как же выпутаться из этой истории?

Откуда взялись эти оперативники, кто их навел на киоск и на нее, Марину? Не иначе, сболтнул кто-то из ее клиентов, кого-то они подловили.

Хотя киоск мог попасть в число «неблагонадежных» и каким-то другим путем, служба безопасности могла в чем-то заподозрить и самого Кашалота, и того же Мосола. А что, если его уже взяли, и именно он назвал ее имя, рассказал, каким образом сбываются эти вот пакетики с опием?! Это же тюрьма!! Что делать-то, что???

— Безуглова, мы ждем, — спокойно напомнил Мельников. — Принимайте решение. Или мы производим обыск — и тогда ситуация складывается для вас определенным образом, либо вы помогаете следствию, и это смягчает вашу вину.

Марина решительно подошла к прилавку, нагнулась, выдвинула одну коробку с сигаретами, другую, просунула руку куда-то внутрь ниши, вынула полиэтиленовый потертый пакет, подала Мельникову.

— Это все?

— Да. Больше ничего нет.

Оперативники исследовали содержимое пакета: в нем оказались все те же самодельные пакетики с порошком мака — шестьдесят две единицы.

— Расфасовка по два грамма? — уточнил Мельников.

— Да, — кивнула Марина. — По два.

— Итого сто двадцать четыре грамма. М-да-а, Безуглова, дело серьезное.

Марина опустила голову, теребила поясок на куртке.

— Но вы же сами сказали, что добровольная сдача… и вообще… помощь следствию… Я согласна. У меня маленькая дочка, ее растить надо.

Мельников заглянул Марине в самые зрачки.

— Что ж, начнем с ваших письменных признаний. Садитесь к своему прилавку, вот бумага, ручка, пишите: кто вас снабжает этими пакетиками, кого вы ими снабжали. Как давно занимаетесь этим «бизнесом»?

— Я многих ребят… ну, тех, кто покупал опий, в лицо только знаю, по кличкам или просто по именам: Сергей, беленький такой, кудрявый; Андрюха-толстый, он где-то на правом берегу живет; Санек Клепаный…

— Клепаный? — переспросил Мельников.

— Ну да, это у него кликуха такая, он всегда в куртке на заклепках ходит, и осенью, и зимой.

— Понятно. Пишите все, что можете сообщить о своей клиентуре, Безуглова. И о поставщике тоже.

— Меня зарежут… простите, я от волнения забыла ваше имя-отчество.

Мельников повторил.

— Александр Николаевич, это такие люди… это не люди, вы даже не представляете себе, на что они способны! Марину трясло.

— Да нет, немного представляем… Вы пишите, Безуглова, пишите. А мы подумаем, как вас уберечь от расправы.

— Я буду вам помогать, Александр Николаевич! — Казалось, до Марины только сейчас начало доходить, какая ей грозит опасность и что защиту она может получить только у этих вот молодых, сдержанных и внешне суровых людей, офицеров ФСБ.

— Хорошо, хорошо, ваша помощь следствию будет заключаться в искреннем признании, в честных и исчерпывающих ответах на все наши вопросы.

— Да, я понимаю, но я могу… я должна сказать вам, Александр Николаевич, что знаю многое другое… что я могла бы информировать вас… вы меня понимаете?

— Понимаю, — кивнул Мельников. — Но не будем торопиться, Безуглова. Успокойтесь, пожалуйста, пишите все, что знаете об этих пакетиках, все, что с ними связано. Вы курите?.. Закурите, это, думаю, вас подбодрит.

Марина молча кивнула, взяла из рук Мельникова сигарету, закурила. Думала: «Господи, зачем я согласилась, зачем послушала Мосола? Подонка этого, тварь!.. Прилично же зарабатывала, денег вполне нам с Ксюшей хватало. Так нет — мало тебе, стерва, было, мало! Заработала теперь года два-три тюрьмы, радуйся! Фраерша. Большего захотелось, машину решила заиметь, доллары завела…»

— Пишите, Безуглова, — мягко напомнил Мельников, видя, что по щекам женщины катятся слезы. — Слезами тут теперь не поможешь, надо исправлять положение как-то по-другому.

— Я понимаю, понимаю, — тихо отвечала Марина, шмыгая мокрым носом.

Минутой позже она взяла себя в руки, и тонкая шариковая ручка забегала по листкам бумаги, полились признания, посыпались имена клиентов. Поставщиком опия назван был Мосол — Аркадий Масленников.

На оперативном совещании у генерала Николаева было решено Безуглову пощадить, с возбуждением уголовного дела не торопиться. Женщина очень напугана, страшно переживает, добровольно предложила свои услуги информатора. Отказываться от них в этой ситуации было бы неразумно. Управление, судя по всему, вышло не только на торговцев наркотиками, но и разворошило логово Кашалота. Левобережный «авторитет» начинал представать перед оперативниками с весьма серьезной стороны…

Недели две спустя Челнок сообщил: на очередном «кайфе» Мосол проговорился — милиционеров у Дома офицеров замочил некий Паша.

То ли Мосол в очередной раз хотел попугать там, на квартире, одного «зарвавшегося» наркомана, то ли просто так брякнул. Но фраза Челноку запомнилась, звучала она дословно следующим образом: «Ты, гандон, помалкивай лучше, а то мы Пашу на тебя с шефом напустим… Ему все равно, что ментов у Дома офицеров мочить, что таких, как ты…»