— Ну-ну. — Сидорчук пожевал губами. — Взяли бы вы, конечно, это дело себе, Володь. РУОП потянет, а нам через границы не пробиться. Ну, кручусь я вокруг нескольких алкашей, которые грузили-разгружали этот «КамАЗ», а толку-то…

Вроде видели они этих Махарадзе, вроде не видели. Нужны допросы, очные ставки, опрос свидетелей. А так что? Грузовик, конечно, угнанный, сомнения в этом нет, но причастны ли Махарадзе к убийству или купили машину у кого-то другого?

Они бросили «КамАЗ» — и фьють! Смылись…

А тут еще на мне дело по двум убитым милиционерам висит, помнишь, у Дома офицеров? Прокуратура теперь объединила с ним и нападение на инкассаторов, с ФСБ крутим его. Глухо, как в танке!.. А дела подбрасывают и подбрасывают.

Только что из Новохоперска приехал, там еще одна банда себя проявила… Снова убийства, кровь!

Кошмар какой-то!.. Давай, Володь, допьем бутылку, чего ее оставлять. Там и осталось-то, да и время, глянь, восьмой час…

* * *

На следующий день Костромин лично, со всем тщанием, просмотрел каждую бумажку в деле об убийстве Александра Крылышкина.

Две женщины еще тогда, прошлым летом, заявили сотруднику РУОПа, Игорю Саженцеву: «Мы смогли бы опознать девушку, которая попросила шофера „КамАЗа“ подвезти ее к городу. Ее приметы: блондинка лет тридцати двух тридцати трех, среднего роста, стройная, одета была в серую плиссированную юбку и красную кофту, на ногах — белые босоножки. На лице у нее были темные очки. Волосы короткие, прямые».

— Ну, вы этим женщинам показывали когонибудь из подозреваемых? — спросил Костромин у Саженцева.

— Нет, мы же скоро это дело отложили. Когда узнали, что «КамАЗ» нашелся и труп и что делом этим занимается УВД, Сидорчук. Колесов и сказал пусть, мол, занимаются, ты займись бандой Хрипушина…

— Ну-ну.

Костромин полистал «дело» еще, поразмышлял. Времени прошло много, более полугода. Сейчас март. Речь идет о прошлогоднем августе. Узнать ту, прошлогоднюю «девушку тридцати двух — тридцати трех лет, блондинку, комсомолку, отличницу…» не так-то просто… И все же. Свидетельницы, как сказал Саженцев, живы-здоровы.

Есть теперь и подозреваемая — Валентина Клепцова. Если она не сможет вразумительно объяснить, откуда в их квартире рецепт бабушки Крылышкиной, можно будет спросить эту Клепцову и про серую плиссированную юбку, и про красную кофту, нарядить ее в эту одежду и показать свидетельницам…

* * *

Но — опоздали бравые руоповцы, намного опоздали. Преступники нынче пошли сообразительные, думающие.

…Валентина и Волков-старший, как мы помним, особого значения бабкиному рецепту не придали, но у подельника своего, Жорика, Валентина все же спросила;

— Жор, менты тут у нас какие-то конфеты искали, а нашли бумажку, рецепт. На Крылышкина. Тебе эта фамилия ничего не говорит?

Жорик (они с Виталием Волковым на кухне приканчивали как раз бутылку водки) даже подпрыгнул.

— Как не говорит, дурочка! Это же тот самый шофер, что у туберкулезной больницы… помнишь? Ну! Забыла?!

— Да рецепт не на мужчину, а на женщину, — поправил Волков-старший. При чем тут шофер? Может, это однофамилица его.

— Какая, в жопу, однофамилица?! — заорал Жорик. — Я же этот рецепт в руках держал, когда мы… ну, это… документы этого Крылышкина смотрели с Пашкой. Шофер-то уже в земле лежал… Чего тут сложного сообразить: он матери, видно, обещал лекарства купить, она ему этот рецепт и дала. Он тебе, Валентина, что-нибудь говорил про лекарства, когда ты у него в кабине там сидела?

— Ой, да разве вспомнишь, Жор?! — волнение Жорика передалось и Валентине. Она бросила стряпню, села к столу. — Мы ж все больше про любовь с ним… как вы меня научили, А про мать… ну, говорил он что-то про лекарства, я уже не помню. И про мать говорил.

— Я документы Пашке отдал, говорю ему: сожги сейчас же или выбрось. Зачем они нам? — горячился Жорик. — А он их домой, выходит, припер? Как иначе рецепт тут оказался?

— Ну, значит, принес. — Волков-старший тоже всерьез обеспокоился сложившейся ситуацией. — Паспорт «КамАЗа» он Махарадзе показывал, да. Вот, мол, все законно, с документами машина…

— Ну, мудак! Ну, идиот! — Жорик был вне себя. — Да вы соображаете, ч то вы в руки ментам дали? Даже не козырь, а козырного туза! Они же там теперь крутят его вовсю, свидетелей ищут…

Валентина, вспомни-ка: стояли люди на остановке автобуса?!

— Стояли.

— Тебя, дурочку, думаешь, не видели? Ты же с кем-то там разговаривала.

— Ну… разговаривала. Что это за разговор, давно нет автобуса, властям все равно и так далее.

Я особенно в глаза старалась не лезть. А две пожилые такие бабы рядом стояли, ну мы и поговорили. Потом шофер «КамАЗа» вышел из ворот больницы, я подошла к нему, села в кабину…

— Вот-вот, все это и видели. Подошла-селапоехала… А потом шофер пропал. Думаешь, менты глупее тебя? Не догадаются поискать тех, кто стоял у больницы на остановке?! Это мы с Пашкой прятались и в глаза никому не лезли, да и то…

Кто-то мог заметить, как два мужика запрыгнули в кузов.

— Кто там вас со спины узнает! — резонно заметил Волков-старший.

— Нас-то да, а вот ее… — мозг Жорика напряженно работал. — Ты вот что, Валентина, в чем ты была одета? Я помню, что-то красное на тебе было.

— Да, кофта красная на мне была, юбка плиссированная…

— Так. Срочно! Юбку и кофту — на мусорку!

Сейчас же! Поняла? И тверди, как попугай, если спросят: такой одежды никогда не было, у туберкулезной больницы никогда не была, не знаю даже, где она находится, ни с каким шофером «КамАЗа» не знакома, про убийство не слышала…

— А про рецепт что говорить? — Валентина переводила растревоженный взгляд с мужа на Жорика.

На этот вопрос и они не знали пока ответа.

Ясно было одно: рецепт в числе других документов убитого шофера принес домой Павел. Он, конечно, тоже не помнит, как эта бумаженция оказалась под диваном.

Но Павел, как выяснилось, помнил. Когда он явился домой (отец с Валентиной еще не спали), увидел рецепт, смял его, бросил… Надо было в мусорное ведро, что ли, да поленился вставать, кинул себе за спину. Кто там, в диване, будет эту жалкую бумажку искать?

Нашли вот.

— Ладно, не переживайте. — Павел наморщил лоб, придумывал на ходу. Если спросят — я в троллейбусе ехал, рецепт этот и нашел. Гляжу — бумажка к стеклу прилеплена, а мне надо было номер телефона записать…

— Пашок, ты лучше не встревай в эту историю, не надо, — посоветовал отец. — Лучше я на себя это возьму. Ехал, увидел рецепт, думаю, может, кто потерял, спросил у пассажиров… Ну, потом забыл, в карман положил, домой принес…

С рецептом, короче, решили. А юбку и кофточку Валентина, конечно, как всякая практичная женщина, выбрасывать не стала — вещи были вполне еще хорошие.

Наутро взяла их с собой на работу, в столовую, там и продала одной своей товарке за полцены.

Сказала, мол, юбка уже не сходится, растолстела, да и кофточка тесновата.

В общем, сбыла с рук.