Волков встретил Муравко непривычно тягучим взглядом. Не выслушав доклада, показал рукой на стул у приставного столика, сам сел у стены там, где обычно во время совещаний садятся его подчиненные. Сел расслабленно, закинув ногу на ногу и положив руки на спинки соседних стульев.

– Расскажи, о чем думал, когда шел на посадку, – попросил он.

Зазуммерил телефонный комбайн, но Волков даже не посмотрел в ту сторону, словно этот сигнал его не касался.

Муравко пожал плечами.

– О разном. Боялся ошибиться в режиме. Скорость в этом молоке обманчива. А когда прожекторы врубили, стало веселей.

– А насчет катапультирования?

– Извините, товарищ командир, но я расценил эту команду как преждевременную.

– И правильно расценил, – сказал Волков, улыбнувшись. – В таких ситуациях лучше перестраховаться, чем недостраховаться. В случае реальной необходимости летчику катапультироваться легче, если у него есть приказ командира. Принять такое решение самому не просто. Иногда легче пойти на аварийную посадку, чем покинуть самолет…

В какое-то мгновение Муравко действительно об этом подумал. Схватиться за ручку катапульты проще простого. А потом доказывай, что ты не верблюд. Может, никто вслух и не усомнится в необходимости такого шага, но про себя кто-нибудь обязательно подумает: не поторопился ли Муравко? В кулуарных разговорах он еще ни разу не слышал, чтобы о летчике, покинувшем самолет, говорили с одобрением. Нет, не ругали, но и не хвалили. Дескать, хороший парень, но…

– А я испугался, – признался вдруг Волков. – Потерять в такой момент новый самолет, да вместе с летчиком, – кошмар! До сих пор тошно, как подумаю.

– А я был уверен, товарищ командир.

– Ну ладно, это к слову. Действовал правильно. О другом у меня разговор.

Снова зазуммерил комбайн, и Волков снова не обратил на него внимания.

– Ответ пока не нужен. Так сказать, информация к размышлению, – сказал Волков загадочно и встал. – Не исключена возможность послать тебя в отряд подготовки космонавтов. Есть наметки. Подумай. Все взвесь. Могу сказать тебе одно – сам бы я тебя не послал туда. Летная твоя биография на этом закончится. Там иная работа, иные требования. Повезет – слетаешь в космос… Ну со всеми вытекающими последствиями, – он хлопнул ладонью выше орденских нашивок, – звезда, головокружение от славы и прочие радости. Может не повезти. И лет через пятнадцать уйдешь на пенсию майором, как это случилось с одним моим другом, с глубокой обидой и горьким разочарованием. Подумай. Если есть вопросы…

– Когда я должен ответить?

– Через неделю, через две.

– Ясно. Есть просьба, товарищ командир.

Волков недовольно шевельнул щекой.

– Разрешите на сутки отлучиться в Ленинград.

– Оставь дежурному по части адрес и выпиши отпускной билет.

– Есть! Разрешите идти?

– Иди, Муравко.

Он спустился этажом ниже, оформил отпускной, зашел к дежурному, оставил адрес и телефон знакомого художника и взял курс на общежитие. Слова командира пока еще не пробились в глубокие пласты сознания. Мысль о возможных крутых переменах в его судьбе, дразня и заигрывая, шла рядом. Будто не предложение ему сделали, а как ребенку показали в витрине красивую игрушку: при каких-то условиях может стать твоей. Возможность реально стать космонавтом почему-то смешила Муравко. Чтобы безоглядно поверить в такое, надо быть или предельно наивным, или нахально-дерзким. От наивности Муравко уже благополучно избавился, а вот до нахальной дерзости пока не дорос.

Вспомнилось почти забытое…

Он уже ходил во второй класс, когда однажды отец ему сказал:

«Если ты мне докажешь, что умеешь управлять мотоциклом, я тебе куплю его хоть завтра…»

Коля Муравко стал завсегдатаем динамовского мотоклуба. Не отказывался ни от какой работы. Мыл в бензине цепи, чистил от грязи щитки, выносил и сжигал ненужную ветошь, затачивал напильником куски стальных спиц, нарезал метчиком гайки – делал все, что просили. Взамен получал знания устройства мотоцикла и возможность прокатиться по кругу на самой легкой машине.

Через три месяца он привел в мотоклуб отца и на пересеченной трассе, которую гонщики оборудовали в овраге рядом со стадионом, продемонстрировал езду на уровне юношеского спортивного разряда.

Отец загрустил.

«Тебе жалко денег?» – спросил он отца.

«Нет, не в деньгах дело. Просто до восемнадцати лет тебе не выдадут документов. Нет у тебя права управлять мотоциклом. Не дорос».

Коля доверял отцу во всем, и ему казалось, что синяя птица в его руках. Но вмешалась неучтенная сила, и счастье, в котором он уже не сомневался, утекало сквозь пальцы.

«Ты знал об этом?» – спросил он отца.

«Знал, но как-то не подумал, что ты всерьез примешь мои слова. А теперь попал в глупое положение».

Полученный в детстве урок приучил Муравко к сдержанности в эмоциях и вместе с тем избавил от многих разочарований.

Он как-то мысленно примерил скафандр космонавта. Не к себе, к своей фамилии. Представил экран телевизора со стартующей ракетой и голос диктора: «…космическим кораблем «Союз-50» управляет летчик-космонавт майор Муравко». И не смог поверить, что такие слова прозвучат когда-нибудь в эфире. Все это было похоже на фантастику. И космический корабль, и майорское звание, и даже сам факт такого сообщения.

«Бред», – сказал себе Муравко и согласился с командиром, что вариант ухода в майорском звании на пенсию более реален, чем звезда на груди и головокружение от славы. К тому же он совсем не представлял своей жизни без самолетов, без аэродромов, без предполетной подготовки, без Чижа и без Юли.

Близкая встреча с нею, поездка в Ленинград наполняли душу тихой радостью, предчувствием праздника. Муравко даже не заметил, как прибавил шагу.

– Коля!

Он обернулся. В курилке возле КПП сидел Ефимов. Муравко подошел, опустился на теплую, вымытую дождями доску. Скамейка упруго прогнулась.

– Понимаешь, какая штука, – Ефимов как бы раздумывал – говорить или не говорить. – Дежурным по аэродрому заступаю. Не хочешь вместо меня?

– Нет, – засмеялся Муравко. – Я уже отпускной выписал. В Ленинград еду.

Ефимов встрепенулся.

– Сделай доброе дело. – Он быстро, даже торопливо вынул из кармана записную книжку, вытащил заложенную между листками купюру и протянул ее Муравко. – Хотел сам, но видишь… У Нины завтра день рождения, купи цветы и передай ей от меня. Вот адрес. – Он вырвал из записной книжки листок и передал его Муравко. – Буду твоим вечным должником.

– Это хорошо, – улыбнулся Муравко. И пообещал: – Сделаем.

– Я тебе сегодня не позавидовал, – сказал Ефимов. – Но был уверен, что ты ее усадишь как миленькую. И точно.

– Чиж подсобил – прожекторы врубил вовремя. – Муравко усмехнулся. – Второй раз не хочу… Будь!

Он собирался сказать «меня ждет дама», но что-то удержало – побоялся показаться хвастливым. Они пожали друг другу руки и разошлись.

Время уже поджимало, и Муравко, не задумываясь, натянул свой любимый черный свитер, переложил документы в летную кожанку, на ноги надел растоптанные мокасины и выскочил на улицу. Словно по заказу, вдоль обочины катилась машина с ярким зеленым глазом.

Когда такси подъехало к дому Юли, Муравко подумал о Булатове. «Хорошо бы не встретиться»… От этой мысли ему стало неловко. И он, прежде чем подняться на второй этаж, позвонил Булатову.

Дверь открылась сразу, будто Олег стоял в прихожей и ждал его звонка.

– Привет лауреату! – бодро сказал Муравко.

– Проходи, у меня гость, – они обменялись рукопожатием.

Муравко заглянул в комнату и увидел у телефона Верочку. Она что-то увлеченно говорила в трубку и даже не посмотрела на вошедшего Муравко. Ее прическа, яркое платье, свободная поза так и просились в объектив кинокамеры. Ну, в крайнем случае – фотоаппарата. И на обложку журнала. Весь тираж будет раскуплен в один день.