– Тогда я поехал.

Ольга разобрала содержимое Юлиной сумки, надела фартук, закатала рукава. Ничего, не такая она белоручка, как Юле кажется. Сейчас вот стол соорудит – все ахнут. В ее чемодане было несколько баночек красной и черной икры, сырокопченая колбаса, крабы – на всякий случай брала, вот и сгодится. Как никогда кстати. Крабы на салат пойдут, колбаску сразу порежет. А пока пусть варится картошка, свекла, морковь. И яйца надо отварить. И вино в холодильник. Минеральную тоже. Придут – а в доме праздник. «Ну, Ольга Алексеевна!..» – удивленно раскинет руки Чиж. «Ну, мамуля», – поддакнет Юля. А Ольга ответит: «Хозяйка, она и в Африке хозяйка».

Телефонный звонок оторвал ее от приятных мыслей. Она вытерла о фартук руки и взяла трубку.

– Я слушаю.

– Мама… – Юля захлебывалась от рыданий. – Отец…

26

Сложенная осьмушкой газета с некрологом и фотографией Чижа уже несколько дней лежала на столе у командующего. Ему все время хотелось исправить слово «скончался» на слово «погиб» – текст некролога писался без него, Александр Васильевич был в командировке. Когда по возвращении сообщили – не мог поверить. Не верит и сейчас. Кажется, сними трубку, попроси СКП – и, как всегда, прогудит: «Слушаю, Чиж…»

Вспомнилось, как они вместе выходили из Кремля, косясь друг другу на грудь. Золотые Звезды еще хранили тепло добрых рук Михаила Ивановича Калинина и вообще были такими новенькими и сверкающими на темно-зеленом сукне гимнастерки, что к ним было страшно прикоснуться.

В день возвращения на фронт они оба получили задание прикрыть своими эскадрильями полк тяжелых бомбардировщиков, несущих свой смертоносный груз на Берлин. Это был один из последних бомбовых ударов перед победным штурмом фашистского логова. Все уже отчетливо чувствовали – война на исходе.

И как было обидно Александру Васильевичу, когда он увидел, что его истребитель уже на выходе из боя попал в ловушку, в смертельные клещи четырех «мессеров». Это был их коронный тактический прием в конце войны – охота группой за одиночными самолетами, и они не торопились, были уверены, что минуты оторвавшегося в пылу боя от своих истребителя уже сочтены. Они хотели расстрелять его наверняка.

Лихорадочно соображая, что предпринять, Александр Васильевич не заметил, как к нему на выручку пришла эскадрилья Чижа. Не заметили ее и фашистские летчики. Стремительные ЯКи свалились на них со стороны солнца, ударили неожиданно и неотвратимо. Из четырех «мессеров» ушел только один.

После боя Александр Васильевич связался с Чижом по телефону, от души поблагодарил и обещал передать из припрятанного к Победе «НЗ» ящик трофейного рома. Но дальнейшие события так закрутили обоих, что встретились они только через несколько лет после войны.

Александр Васильевич еще раз взглянул на снимок в газете и ощутил в себе тревожный толчок вины. Но в чем он виноват?

И жестко сказал себе: есть вина. Фронтовики, почти однополчане, почти одногодки. А как жили после войны? Каждый сам по себе. Ведь могли быть друзьями. Отсутствие близкого человека рядом с собой Александр Васильевич особенно остро чувствовал в последние годы. Его тянуло к Чижу, но генеральский чин, должность незримо стояли между ними, сдерживали искренность, как будто при их встречах всегда присутствовал кто-то посторонний.

Перебирая в памяти те нечастые встречи с Чижом, Александр Васильевич смотрел на себя со стороны и не жалел сарказма в свой адрес. Ведь только вел себя запанибрата, а внутри никогда, ни на секунду не забывал, что перед ним подчиненный. Снисходительно улыбался, помня о своем чине и власти, похлопывал по плечу.

Да, ничто так справедливо не расставляет людей по своим местам, как небо. Но Чиж был исключением из этого правила. Поменяй их жизнь местами, Пашка уповал бы не на эту формулировочку. Он бы не позволил фронтовому другу, Герою, закончить службу руководителем полетов. Разве нельзя было найти ему должность, соответствующую его таланту в полной мере?

А сколько было возможностей взять Чижа к себе заместителем? Только немножко настойчивости следовало проявить, доказать начальству, да и Чижу тоже. Все шуточками отделывались: «Пойдешь ко мне замом, Паша?» – «Э, нет, Александр Васильевич, в замах я засохну как летчик. А Чиж, он и в Африке Чиж, ему небо нужно…» – «Ну, смотри».

И семейную жизнь можно было поправить. Не спрашивая согласия, назначить в штаб ВВС округа, и все пошло бы по-человечески. И летал бы, и жил как все люди. Тоска по семье, может, и жизнь ему укоротила.

А то, что Чиж тосковал, Александр Васильевич знал. Видел, какие он длинные письма домой строчил, фотографию Ольги в планшете носил постоянно, при одном упоминании ее имени вздыхал неожиданно и тягуче.

– Прости, Паша, – сказал он вслух, спрятал газету и уже хотел уходить, но вспомнил, что в приемной сидит Волков, встал и распахнул дверь.

– Иван Дмитриевич, заходи.

Предложил Волкову сесть и плотно прикрыл дверь.

– Что надумал, командир? – Срок для размышлений у Волкова истек, и командующий хотел знать его решение. Впрочем, он не сомневался, что Волков согласится. – Я считаю, надо соглашаться, Иван Дмитриевич. Расти тебе надо.

Волков встал.

– Я вас очень прошу, товарищ командующий, оставить меня командиром полка.

– Вот как? – Александр Васильевич искренне удивился.

– Я понимаю, это решение не очень убедительно выглядит… – Волков опустил глаза. – Не могу я сейчас передать его полк в другие руки, товарищ командующий. Не прощу себе этого. Да и он не простил бы. Подготовлю замену – тогда в любое место, на любую должность.

Командующий внимательно посмотрел на Волкова – искренен… «Такое решение делает ему честь. Чиж не зря верил в него».

И еще подумалось командующему, что, если человек живет ясно, открыто и щедро, его жизнь не обрывается с его смертью. Она продолжается в людях, которым он отдал частичку своей души, в делах, которые начал, и детях… Банальные истины, неоднократно повторенные, но вот, поди ж ты, обнаженно дошли до сознания только теперь.

– Хорошо, Иван Дмитриевич. На том и порешим. – Вспомнил про Новикова. – Не приглядел нового замполита?

– Пока нет. Впрочем, мне все равно.

– Что так?

– Все равно Новикова сейчас никто не заменит.! Время нужно, пока притремся.

Александр Васильевич и с этим согласился. Менять замполита – операция болезненная. Но придется. Начальник политотдела считает, что Новикову лучше остаться, иначе потеряет жену. Краски наверняка сгущены, но, если опасность существует, рисковать нет надобности. Пусть остается. Здесь тоже опытный политработник нужен.

– Ну ладно, Иван Дмитриевич. – Вступительную часть можно было закруглять. – Докладывайте, что сделано, что надо сделать. Времени осталось в обрез – через три-четыре дня вылетаем. Полк поведем вместе. Так что давайте о каждом летчике, и поподробней.

Волков открыл портфель, достал папку с документацией, развернул сводную ведомость. В пестроте цифр, которые Александр Васильевич сразу охватил взглядом, проглядывало нечто успокаивающее. За минувший месяц главное было сделано. С каждым вылетом летчики все уверенней действовали на новом самолете, запланированный минимум налета в простых и сложных метеоусловиях был фактически перекрыт.

– Хотелось бы, товарищ командующий, решить некоторые кадровые вопросы…

Ефимов томился в ожидании возле командирского автомобиля. Сегодня утром его неожиданно вызвали в штаб. В разговоре с дежурным он узнал, что командир едет в Ленинград и хочет его взять с собой. Когда Волков появился у выхода, Ефимов доложил о прибытии. Командир лишь кивнул – дескать, хорошо, что прибыл, – и жестом пригласил в машину. Ефимов не стал ни о чем спрашивать Волкова. Надо – сам скажет. Он просто обрадовался, что будет где-то поблизости от Нины. Вдруг удастся увидеть ее.