– Кто поедет с ней?

– Я поеду, – сказала Юля.

– Садись.

Когда машина скрылась за воротами, Ефимов заметил, как Чиж, кусая нижнюю губу, массировал под кожанкой грудь. Лоб его был покрыт испариной. Ефимов наклонился к аптечке, нашел патрончик с нитроглицерином.

– Примите это, Павел Иванович, – сказал тоном, не терпящим возражения. И Чиж покорно бросил в рот таблетку.

Собрав аптечку, он подал ее Руслану.

– Понаблюдай за ним, – кивнул на Чижа, – я к Нине.

Появилось ощущение исполненного долга, и он зашагал шире, чувствуя, как сердце тоже участило свой ритм: он столько ждал этого дня! В последнюю встречу Нина наконец сказала: «Если приеду, то навсегда. А приеду я обязательно».

Переступая порог КПП, он приказал себе: «Спокойно, Ефимов». Но сердце, вопреки разуму, набирало темп и удержать его не было сил. Под развесистой липой, в глубокой тени стояла Нина. Ее плечи были устало опущены, спина сутуло согнута. Нина повернулась к нему, и Ефимов не узнал ее: взгляд – печально потухший, губы – изломлены горем.

Он ничего не понял и бросился к ней. Успел только подумать: «Этот переезд ей стоил дорого». И от этой мысли сердце его сжалось в тревоге. Ничего не спрашивая, он прижал ее к себе и целовал, целовал, пока она не начала вздрагивать в его руках от неудержимых рыданий.

– Ну, успокойся, – просил он ласково, – я с тобой, мы вместе. Все будет хорошо, все образуется. Слышишь? Посмотри на меня, ну?

Нина упрямо мотнула головой и еще сильнее вдавилась лицом в его грудь.

– Обманула нас жизнь, – наконец сказала она. – Не могу я сейчас приехать к тебе, Феденька. Невозможно это.

– Зачем ты говоришь это, Нина?

– Все против нас, родной мой. Все…

Ефимов почувствовал правду ее слов и ничего не стал спрашивать. Сможет – сама расскажет. А нет, лучше подождать с расспросами, ей и без того больно.

– Все равно ты со мной. Всегда. И ждать я тебя буду, даже если потребуется для этого вся жизнь. Скажи только, чем я могу тебе помочь?

– Прогони меня! Я обманываю и тебя и себя. Не могу! Ты заслуживаешь лучшего. Прогони, скажи, чтобы я больше не появлялась здесь и не мучила тебя. Скажи, что ты давно хотел это сделать. Скажи. И ты поможешь мне.

– Для тебя я могу все, – сказал Ефимов спокойно, – но только не это.

– Прости, Федя, – сказала она глухо. – Мне пора. Не провожай. У вас своя беда. Я видела. Будь с ними.

– Я приеду на этих днях и найду тебя.

Она положила свои руки ему на грудь, вздохнула.

– Хорошо-то как с тобой, господи.

Повторила эти слова глазами, кивком головы, тряхнула шелком волос и быстро пошла к дороге. Ефимов какое-то мгновение колебался: уйти или проводить? Но это было только мгновение. Он повернулся и почти побежал в сторону КПП, освобождая ее от своего присутствия, от дополнительных страданий. Придет время – все станет на свои места.

Когда Ефимов вернулся в класс, где сидели измученные ожиданием летчики, почти следом за ним в класс вошел и Чиж.

– Хватит, – сказал он. – Сейчас подойдет грузовик от связистов, всем домой. Будут новости – узнаете дома. А то, понимаешь, развели у ворот панихиду. Семья, она и в Африке семья. Надо уважать своих близких и нервы им зря не вытягивать. Встать!

Все вскочили, удивленно глядя на Чижа. Давненько он так властно не командовал. Чиж, наверное, и сам почувствовал, что удивил летчиков. И добавил уже тихо и мягко:

– Идите, переодевайтесь, – и, стоя у выхода, каждого сопроводил шлепком по плечу.

Летчики не торопились. Почти у всех находились какие-то причины для задержки. Одни топтались возле вышки, заглядывая по очереди в комнату диспетчера, другие вдруг начали жадно допивать газировку из сифонов, заготовленных на ночные полеты, третьи просто тянули волынку. Все надеялись – а вдруг вот-вот звякнет телефон и скажут: жив Новиков! Вот тогда и домой не грех. Но диспетчер пожимал плечами, а все телефонные аппараты зловеще молчали.

…В машине ехали молча. Говорить было не о чем.

– Стукните там, – попросил сидевший у заднего борта Руслан Горелов.

Кто-то ударил кулаком по кабине, и тяжелый «КРАЗ» мягко притормозил возле гарнизонного универмага. Никто, как обычно, не пошутил Руслану вслед.

Он по привычке завернул к гастроному, но магазин был закрыт. Руслан посмотрел на часы. Все верно – половина одиннадцатого. Хоть и белая, но все-таки ночь. Всегда оживленный бульвар был по-будничному пуст. В душе у Руслана осталось смешанное чувство. С одной стороны, он понимал, что виноват перед Лизой, а с другой – не мог преодолеть вдруг подкатившего безразличия.

Выйдя из лифта, он потянулся к кнопке звонка – хотелось, чтобы дверь открыла Лиза, но передумал, достал ключи и тихо вошел в затемненную прихожую. В комнате скрипнул диван и зажегся свет. Лиза вышла в помятом платье, с припухшими глазами. Она заснула на диване не раздеваясь и не расстилая постели.

– Нашли? – спросила она.

– Пока нет, – ответил Руслан.

– Тебе письмо, – Лиза кивнула на стол, где белел конверт, и пошла в ванную.

Руслан торопливо расшнуровал ботинки и, не спуская взгляда с конверта, подошел к столу. Нервно вскрыл заклейку, пробежал глазами по строчкам. «Вот и свершилось», – подумал радостно. Совсем недавно он видел себя во сне взлетающим со стальной палубы. Физически чувствовал, как вспухает его машина на раскаленном потоке газов, как, набрав безопасную высоту, соскальзывает с этой зыбкой опоры в горизонтальный полет и мощный крейсер с его палубой, надстройкой, антеннами и прочими сооружениями на глазах тает и становится махонькой лодочкой в бескрайней стихии океана.

И – здравствуйте-пожалуйте – сон в руку.

– Лиза! – крикнул он радостно и вбежал в ванную. Лиза при его появлении стыдливо закрыла руками грудь. «Будто я чужой», – безобидно подумал Руслан и протянул ей письмо. – Меня зовут в морскую авиацию! Вот, вспомнили!

– Ну и что? – холодно спросила Лиза.

– Как что? – удивился Руслан. – Я же во сне вижу, как летаю над морем. А тут вот, – он ударил согнутыми пальцами по листу, – одно мое слово – и сон свершился. Ты что, не понимаешь, что это значит?

– Я не понимаю, чему ты радуешься?

– Ладно, – великодушно махнул рукой Руслан и вышел из ванной. Он еще и еще раз перечитал письмо, несколько раз перегнул и вложил в конверт.

– В тундру не надо будет лететь, глупая, – сказал он Лизе, когда она вышла, одевшись в домашний халат.

– Не глупее тебя, – спокойно ответила Лиза.

Руслан сник, полагая, что такая реакция – результат ссоры. Ведь он не раз и не два рассказывал ей о противолодочном крейсере, о романтике полета над океаном, о традициях морской авиации. Слушала! С разинутым ртом. А тут – будто ее не касается.

– Будешь ужинать? – спросила она из кухни, звякая чашками.

– Лиза, – он вошел к ней, взял за плечи и, почувствовав под руками напрягшееся тело, тряхнул ее. – Опомнись, Лиза. Мы не должны мучить друг друга.

– Опомнилась, помог.

– Мы же по-хорошему можем.

– Могли.

– Что изменилось, Лиза?

– Все.

– Неправда! Я люблю тебя. А если ты…

Лиза резко обернулась:

– Ты никогда не любил меня! Играл, как с куклой… А я живая!

Она в сердцах швырнула на стол нож, которым резала пирог, и вышла из кухни.