– Набирайтесь сил. Насчет Сергея Петровича завтра сам буду говорить с начальником политотдела. Найдут ему и здесь должность.

– Вы думаете, это возможно?

Алина пристально посмотрела на Волкова, и он, как в открытой книге, прочел в ее глазах надежду.

– Возможно. У нас все возможно. Хотя, не хочу скрывать, полк без него осиротеет. Ну, да мы все не вечные. Поправляйтесь.

К их разговору уже прислушивались другие женщины, лежащие в палате, и Волков попрощался.

«Дернул меня черт выдавать такие векселя», – подумал он, выходя из госпиталя. Но огорчения особого не было. Поговорит он завтра с начальником политотдела, предупредит его, попросит подумать над вариантом такого перевода, который можно будет осуществить без ущерба для дела после перелета полка к новому месту базирования.

– Я говорю ему – ходют тут, – снова ворчливо встретила Волкова вахтерша, – а мне выговор от доктора. Я в жисть выговоров не слышала.

– От какого же это доктора? – всерьез поинтересовался Волков.

– Какого надо. Лечащего. Булатова.

– Где же он, ваш грозный доктор?

– Здесь я, – сказал Булатов, спускаясь по лестнице со второго этажа. – Здравствуйте, Иван Дмитриевич.

– Добрый вечер, Олег Викентьевич. Вахту вы тут выставили, как в испытательном центре.

– Какая есть, такую и выставили, – тут же вмешалась в разговор старуха.

– Тетя Дуня, – строго посмотрел на нее Булатов, – вы не справляетесь с обязанностями вахтера.

– Я ему и говорю, – тут же вставила она реплику.

– Здесь надо вежливо молчать, а не говорить. А если говорить, то уважительно.

– Так ходют же всякие…

– Тетя Дуня!

– Ну, молчу, молчу.

Булатов жестом пригласил Волкова подняться наверх. Здесь, прямо у лестничной площадки, начинался уютный холл, уставленный вдоль стен сверкающими аквариумами. Их было около десятка. Одинаковой формы, но с разным содержанием. «На Севере такое завести в летном домике, – подумал Волков, – это же красота!» И тут же решил: заведу обязательно.

– Я вас слушаю, Иван Дмитриевич.

– Скажите, Олег Викентьевич, если можно, у Алины Васильевны что-то серьезное?

– Она жила последнее время в напряжении. Случай с Новиковым был той каплей…

– Это инфаркт?

Булатов едва заметно улыбнулся.

– Синдром Миньера это называется. В общем, надо полежать ей. После выписки, естественно, максимум спокойствия. Вы понимаете, о чем я говорю?

Волков все отлично понимал. С Новиковым придется расставаться.

– Олег Викентьевич, – решился Волков на главный вопрос. – Вы лечите Павла Ивановича Чижа…

– Слушаю вас.

– Посоветуйте, доктор… У нас есть возможность не брать его на Север. Но он и слышать не хочет. Порекомендуйте что-нибудь.

Булатов встал и нервно заходил вдоль аквариумов. Сцепленные в замок руки за спиной хрустнули, косточки на пальцах побелели.

– Ему лучше с вами ехать, – сказал Булатов тихо и убежденно. Волков искренне удивился этой противоречивой рекомендации.

– Север – не Крым, доктор.

– Я знаю. Ему не климат опасен. Ему надо беречься от психологических стрессов.

– Где же логика, милый доктор? Вы же знаете характер его работы. У нас этих стрессов, как в психбольнице.

– Это привычные стрессы. Организм уже выработал на них стереотипные реакции, приспособления к защите. Уход от любимого дела, при глубоком убеждении, что ты еще можешь быть полезным этому делу, – такой стресс опасен. Он может иметь непоправимые последствия.

– Все это лирика, доктор, – сказал Волков, а сам подумал: «Сговорились с Новиковым». – Кстати, Олег Викентьевич, за что вы получили звание кандидата медицинских наук?

– Вот за эту самую лирику, – грустно улыбнулся Булатов.

– Тогда вам и карты в руки, – Волков обрадовался, словно поймал врача на неправде. – Под вашим бдительным наблюдением его сердцу будет гораздо спокойнее. Там, где мы будем, нет таких квалифицированных врачей. Тем более специализированных клиник. А если случится что?

– Вы попросили совета, я вам его дал. Вопреки своим желаниям. Видеть Павла Ивановича мне всегда приятно. И дочь его, Юлю, тоже. Если бы вы ее оставили, это было бы мудро.

Волков вскинул брови.

– У нее последний курс в институте, подготовка диплома. Нужны лаборатории, библиотеки…

– Если она такое пожелание выскажет, держать не стану, – пообещал Волков, и они простились.

– Домой! – сказал он водителю и захлопнул дверцу машины. Маше будет приятно, что он сегодня раньше обычного возвращается домой. Волков шумно потер руки и бодро усмехнулся:

– Закурим, чтобы дома не журили!

Он был доволен собой. Все, что еще вчера бередило душу, сегодня отступило.

У дома он подписал водителю путевку, сорвал на клумбе цветок и, вытащив из почтового ящика газеты, поднялся на второй этаж. Обычно он всегда открывал дверь своими ключами, а в этот раз с удовольствием нажал кнопку звонка.

Маша и в самом деле была приятно удивлена.

– Какая сила гонит моего муженька домой? В такой ранний час ты еще никогда не появлялся.

– Ранний, – буркнул Волков. – Восемь вечера! Все нормальные люди уже поужинали и давно сидят в пижамах у телевизоров. А для меня ранний?

Закрывая дверь, Волков любовался Машей. Он высоко ценил ее требовательность к своим туалетам. Она еще ни разу его не встретила непричесанной, в заношенном халате или в растоптанных шлепанцах. Маша умела одеваться удобно и красиво. Для кухни у нее было несколько нарядно расцвеченных передников, к телевизору она натягивала немнущиеся брюки и мягкий свитер, чтобы с ногами забираться на диван, ее комнатная обувь отличалась удобством и изяществом.

– Отвернись, я переоденусь, – попросил Волков, и Маша, улыбнувшись, вышла. Она тоже выставляла его из комнаты, когда меняла одежду. «Одно дело – раздеваться для тебя и совсем другое – при тебе», – любила повторять она где-то вычитанные слова.

– Что пишет блудный сын?

– Блудный сын молчит.

– Все-таки я доберусь до него.

– Давно бы пора, – улыбнулась Маша, продолжая орудовать вязальными спицами.

– Что будет? – кивнул Волков на ее вязание и развернул газету.

– Свитер будет.

– Такой толстый?

– Для Севера все-таки. Как Новиков? – неожиданно спросила она.

– По-моему, в порядке. Хуже с Алиной. Видимо, Новикова придется оставить здесь.

– Для нее это вопрос очень серьезный.

– А что у нас имеется на ужин?

Маша отложила вязание.

– Пирог сварганим?

– Пошли.

– Мне нравится твое настроение, – сказала Маша, раскатывая тесто. – Ты что надумал?

– В Ленинград поедем, Маша, – весело посмотрел на жену Волков. – Сегодня командующий опять напомнил о новой должности. Это, конечно, не полк, работа чиновничья, зато Ленинград… Пора свой опыт другим передавать.

– Ну, Ваня… Не ожидала. Что я со свитером буду делать?

– Ленинград тоже не Ялта.

– Любопытную новость подбросил ты. – Она обняла мужа, свесив за его спиной кисти рук так, чтобы они не запачкали мукой его одежды. Прижалась, вытянула губы для поцелуя.

В коридоре раздался звонок.

– Кто бы это? – удивился Волков.

– Кто угодно, только бы не посыльный за тобой, – сказала Маша, вытирая полотенцем руки. – Если посыльный, скажу, что тебя нет дома.

– Обманывать детей нехорошо, – погрозил ей пальцем Волков и тоже вышел в прихожую.

На пороге стоял Чиж. В отглаженном кителе с новенькими орденскими нашивками и Золотой Звездой над ними, в начищенных до блеска туфлях.

– Даже не представляете, как вы вовремя, Павел Иванович, – обрадовалась Маша. – Пироги пеку! Наливочку достанем. И закатим пир на весь мир.

– Спасибо, Маша. Но я ненадолго. – Чиж был торжественно-строг. – Хочу с Иваном Дмитричем кое о чем посоветоваться.

– Павел Иванович, вы такой редкий в нашем доме гость…

– И дорогой, – добавил Волков.

– Что мы вас просто так не отпустим.

– И советоваться за чаркой как-то сподручней. Проходите. Мы все-таки не чужие.