На пограничном посту был человек, который знал намерения Дюка и готов был сообщить о них Баскову, но он не имел свободного доступа к пленнику. То был Юсуф — соплеменник Алекпера-оглы.
Дюк доверял Юсуфу. Поколения племени Элана верно служили своим начальникам, — и Дюкам. И Юсуф старался до поры до времени сохранять доверие «охотника за скальпами».
То, что кое-кто в селениях называл Сафара-мирзу убийцей Алекпера-оглы, Дюку было известно. Однако надежность Юсуфа и других воинов из племени Элана не вызывала сомнений у Дюка. Они с детства приучены к мысли, что от русских и от большевиков исходит только злое. Смутьянов, сочувствующих красным, — таких, каким был Алекпер-оглы, немного.
Юсуфа сам Дюк уберегал от тлетворных идей! Отца Юсуфа, нищего крестьянина, нетрудно было уговорить отдать мальчика в приют, учрежденный американскими благотворителями.
В приюте Юсуфу разъясняли, что красные приносят зло и под маской добра. Так, советский врач Назаров, который лечил людей в Джали-тузе, на самом деле был коварным агентом большевиков, пытающихся уловить души правоверных, отвратить их сердце от аллаха.
С течением времени Юсуф ближе узнал своих наставников. Присланный из-за океана директор приюта запутался в спекуляциях и вынужден был с позором убраться из страны. Недовольство «жующими», распространяющееся в народе, захватывало и Юсуфа. Он сокрушался: что же делать, если нет лучших союзников против красных! Слепая враждебность к красным, к русским поневоле связывала его с наглыми, жадными чужеземцами.
Юсуф с хорошей характеристикой поступил на военные курсы русского языка, проявил отличные способности. Когда он прибыл на пограничный пост и услыхал, что один из советских солдат, убивших Алекпера-оглы, захвачен, то впал в лютую ярость. Он умолял офицеров и Дюка о милости — выдать ему пленника. Дюк посмеялся тогда, а в душе остался доволен. На всякий случай, во избежание кровопролития, он строго запретил допускать Юсуфа к пленнику одного.
Хотя правда о гибели Алекпера-оглы просачивалась и тревожила Дюка, Юсуф опасений не внушал: внешне он по-прежнему порывался отомстить Баскову.
Между тем Юсуф уже знал правду об убийстве Алекпера-оглы, и последние узы, державшие его в подчинении у Дюка, порвались: Юсуф вспоминал теперь, с какой любовью говорил ему некогда сам Алекпер-оглы о русском враче… Значит, Дюки обманывали!
Два рода обитали в селении Джали-туз: род «пшар», имеющий тамгу наподобие ящерицы, и «тгал», чье клеймо изображает две скрещенные сабли. Юсуф и Алекпер-оглы принадлежали к одному роду — «тгал». Люди «тгала» считали себя самыми храбрыми среди элиани: не было случая, чтобы кто-нибудь из них прощал обиду. Род «скрещенных сабель» доблестно сражался под знаменем Шамиля и неоднократно, путем обряда усыновления, вступал в родство с княжеским родом Дагомуков, носителей трезубца. Князей помнили только старики, сам Юсуф ни разу не видел ни одного из бывших владетелей племени. Они, говорят, жили в столице, потом сгинули. Для него, Юсуфа, скрещенные сабли рода означали одно: мужество, непримиримость к врагу.
Сафар-мирза, поднявший руку на родича, — враг, заклятый враг. Отомстить ему Юсуф обязан. Но как? Первым побуждением было выследить бандита, подстеречь в укромном месте и пристрелить. Большого труда стоило Юсуфу сдержаться. Сафар-мирза не покидал пограничный пост, — он дневал и ночевал здесь. То он вертелся возле сарая, где заперли русского пленного, то шептался о чем-то с Дюком, с офицерами. Юсуф чувствовал — Сафар-мирза присматривается к нему, держится настороженно.
Ясное дело, и Сафар-мирза участвует в охране пленника. Дюк озабочен, встревожен. Как никогда прежде, он приблизил к себе Сафара-мирзу. Это и понятно, сейчас нет у Дюка более верного слуги.
Есть еще одно стремление у Юсуфа, кроме жажды мести, — помочь пленнику. Он же невиновен! Вначале задача кажется невыполнимой. Юсуф отгоняет мысли о Баскове. Они возвращаются. Ведь спасти Баскова — это тоже способ уничтожить Сафара-мирзу. Дюк не простит ему…
Юсуф решил ждать, терпеливо ждать, не выдавая себя.
Накануне дня, назначенного для очной ставки с пленником, лиловая машина Дюка долго колесила по прикордонным дорогам. Дюк любил беседовать о делах в машине, — никто не подслушает, да и мозг работает как будто быстрее. За рулем сидел шофёр курд. Он ни слова не понимал из того, о чем беседовали Дюк и Юсуф.
Дюк не сразу приступил к делу, — он сперва помолчал, потом спросил Юсуфа о здоровье.
В военной среде это восточное правило вежливости не к месту. Но Дюк был сейчас подчеркнуто вежлив с Юсуфом. Дюк давал понять, что он обращается в данном случае не к младшему по званию, а к близкому помощнику.
К тому же Дюк говорил с Юсуфом на языке его племени. Юсуф и в этом видел признак особого расположения «охотника за скальпами».
— Ну, что, Юсуф, — сказал Дюк, — тебе всё не терпится снести голову русскому?
— Да, господин, — притворно ответил Юсуф. — Аллах требует этого от меня.
Проехали аэродром. На широком бетонном квадрате, потемневшем от солнца и гари, блестели две шеренги истребителей. Ветер шевелил иноземный флаг, укрепленный на вышке.
— Новехонькие, — сказал Дюк, скользнув взглядом по самолетам. — Прямо с конвейера сюда… Ты представляешь себе, сколько стоит такая штучка? Если в долларах… Впрочем, вы здесь на Востоке не знаете подлинной ценности подобных изделий. Сафар-мирза если бы продал всех своих овец, и то не смог бы купить…
— Великий аллах! — воскликнул Юсуф.
— Смотрю я, какую защиту мы вам дали и сколько вложено тут — и, поверь мне, грустно становится.
— Почему, господин? — спросил Юсуф, заинтересованный неожиданным поворотом мысли Дюка.
— Я думаю: неужели всё это в один прекрасный день достанется красным? Вашим же красным?
— Сердце господина неспокойно, — произнес Юсуф, — и кровь слишком горячит ему голову. Красные? Аллах вразумит их или уничтожит, — руками же самих красных, как это случилось с моим бедным заблуждавшимся односельчанином.
Юсуф повторил то, что ему внушал Дюк и офицеры, и ждал, что еще скажет «охотник за скальпами».
— Я не разделяю твоей беспечности, — сурово возразил Дюк, — уповающий лишь на аллаха и проводящий время в праздности не собирает зерна. Или ты слеп, Юсуф, не видишь, как красные всюду плетут свои сети? Эти возмутительные слухи о Сафаре-мирзе, — откуда они? В селениях есть люди, сочувствующие убийце, Юсуф.
— Аллах отнял у них разум, господин.
— Аллах… — Дюк сделал нетерпеливое движение. — Короче, мы должны развязаться с этим русским.
— Отлично, — поспешно согласился Юсуф. — Поручите мне.
— Не так всё просто, — молвил Дюк, помедлив. — Твои начальники готовы отпустить Баскова.
Возглас радости готов был вырваться у Юсуфа, но он подавил его.
— Увы! — вздохнул Дюк. — Авторитет Соединенных Штатов, видимо, недостаточно могуч для твоих начальников. Несмотря на всё, что мы вложили… Даже под защитой наших истребителей они способны уступить Советам.
— Невозможно, господин, — откликнулся Юсуф.
— Печально, печально! Отдавать Баскова никоим образом нельзя. Его надо вывезти из страны. Завтра устроим ему допрос… Еще одна попытка, и если он не откроет рта, — отправим его. На этот последний допрос, — и Дюк опустил руку на колено Юсуфа, — приведешь русского ты и кто-нибудь из твоих соплеменников, — Гусейн, например. Впрочем, на твое усмотрение.
— Возьму Гусейна, господин, — ответил Юсуф. — Будет исполнено.
— Обстановка тревожная. Русский, не лишено вероятности, попытается бежать.
— Не осмелится, господин.
— А я предвижу это, — отрезал Дюк, и Юсуф покорно склонил голову. Теперь замысел Дюка не оставлял сомнений.
— Тем лучше, — молвил Юсуф и изобразил такую радость, что Дюк дружески хлопнул его по колену.
— Чего доброго, ты застрелишь его у самого поста, — засмеялся Дюк. — Этого не хватало!
Он оборвал смех и плотно сжал губы, красные от бетеля. Обычно Дюк жевал резинку, издававшую запах мятного зубного порошка, и лишь изредка — в трудные минуты службы — прибегал к наркотику.