— Ну ты и заучка, — сказал Таранов после завершения первого такого опроса, в конце которого поморщившийся Дубовой выделил меня как лучшего. — В подлизы решил выбиться? Всю ночь не спал и учил, лишь бы выслужиться? И перед кем?!

Никола произнес это очень своевременно. Очень своевременно, если хотел настроить остальных ребят из отделения против меня. Ведь никто из них ничего не ответил, и каждый был «обласкан» в своеобразной манере Дубового — он вроде бы говорил про кого-то, но понятно, что обращался к тебе.

Дополнительную роль в создании плохого настроения у ребят сыграли ранний подъем, зарядка и уборка комнат, порядок в которых пришел проверять наш капитан. Мальчишек, никогда не занимавшихся ничем подобным, заставили протереть пыль, подмести и помыть пол в своей комнате. Но на утреннем осмотре всех добил Дубовой, отправив пять из семи кадетов чистить обувь…

Как мне показалось, Никола специально сфокусировал недовольство ребят на мне, поэтому я всерьез задумался об ответе.

«Если я сейчас напомню о том, что предполагал опрос и предупредил всех заранее, это сыграет против меня, — понял, немного подумав. — Все будет выглядеть так, словно я оправдываюсь. И что еще хуже, ребята решат, что я действительно захотел прогнуться под Дубового и учил эти статьи всю ночь».

— Подобные обвинения бросает человек, который вчера публично заявил, что ему нравится наш командир? — сместил я акцент, не дав Николе ответить. — В своем классе я считался одним из лучших по успеваемости. Было бы странно, если бы я, обладая тренированной памятью, не смог все это запомнить. К тому же я проходил подготовку в одном из полков ССО и многое знал.

— Но ты же видел, что никто ничего не отвечает, — не сдавался Таранов, провоцируя меня. — Хотел выделиться и выслужиться перед простолюдином с мелкой должностью? Почему не промолчал?

«Интересно, это случайно или нет? Может, кое-кто целенаправленно пытается втоптать в грязь мою репутацию? И начал делать это таким образом? Или это личная инициатива Николы, который раздражен происходящим и нашел самого „виноватого“?»

— Так ты возмущен тем, что я, зная ответ на вопрос, не промолчал? И не пожалел твоих нежных чувств? А не пошел бы ты куда подальше? Я вообще такой логики не понимаю. Обвиняешь меня в том, что чего-то не смог сам? А что же будет дальше? — произнес я и использовал сравнение, эффективное в мужском коллективе. — Когда у тебя на женщине не встанет, тоже будешь меня винить?

Еще недавно наблюдавшие за мной с неодобрением мальчишки, находящиеся в пубертатном периоде, услышав такое, на мгновение замерли, а потом начали дико ржать.

«В яблочко», — довольно подумал я.

— Что?! — покрылся пятнами не ожидавший подобного Таранов и, гордо подняв голову, заявил: — Да что бы ты знал, я уже не девственник!

— Я бы на твоем месте столь открыто не признавался в любви к взрослым мужчинам, — не преминул ответить я, чем вызвал еще одну волну смеха, а затем добавил: — Или это было изнасилование? В таком случае сочувствую.

— Это была женщина, — еще больше разозлился мальчишка и хотел сделать шаг ко мне, но вдруг замер и расслабился. — А ты хорош, — заметил он. — Как быстро перевернул ситуацию!

— Не знаю, о чем ты говоришь, — спокойно произнес я. — Может, о том, что пытаешься уверить нас, что не подвергался сексуальному насилию со стороны мужчин? Или о том, что сам пытаешься перевернуть ситуацию?

Пока Таранов думал, как дать достойный ответ, я довольно громко, чтобы слышали все, произнес:

— Не нужно меня задевать, Никола, особенно из-за того, что именно ты чего-то не можешь сделать. Это выглядит крайне мерзко. Отвечай за себя сам!

— Взвод, тревога! Построение в холле первого этажа! Форма одежды номер четыре! — раздался механический голос в динамиках, размещенных по всему спальному расположению, и я тут же проснулся. Подскочив с кровати, подошел к тумбочке, на которой была аккуратно сложена форма, и начал быстро одеваться.

«Надеть штаны, накинуть китель, ноги в берцы, завязать шнурки, берет на голову, и ходу!» — проговаривал я порядок действий, напитывая тело духовной энергией.

Кинув взгляд на наручные часы, мысленно выругался.

«Четыре часа утра! Носортула им в родственники! Вообще уже охренели! Мы же только часа два назад вернулись после очередного марш-броска! Хорошо еще, я не понаслышке знаю, что такое медитация, и умею ее применять. Иначе все было бы совсем печально».

Застегивая на ходу пуговицы, я вошел в холл и занял свое место. Где-то через пару десятков секунд в помещение почти одновременно вбежали трое сонных мальчишек — Огнеяр, Песков и Таранов. К этому времени я, конечно, стоял в полной боевой готовности.

Кинув на меня мимолетный злобный взгляд, Никола занял свое место и принялся поспешно завязывать шнурки. Мальчишка злился, когда я в чем-то превосходил его, а так как подобное происходило довольно часто, приятелями мы все же не стали.

Находящиеся тут же сержанты с небольшими планшетами в руках молча отмечали время прибытия своих подчиненных на построение по тревоге. Они так же, как и я, были вполне свежи и бодры, видимо, тоже не чурались медитаций.

Наблюдая за тем, как мальчишки быстро и слаженно прибывают к месту построения, я был вынужден констатировать, что почти за два месяца безвылазного нахождения в кадетке мы как воинское подразделение сделали ощутимый шаг вперед. Настоящие орлы!

А вот о первой такой тревоге даже и вспоминать не хотелось…

Это произошло аккурат через неделю после нашего прибытия в училище. Все это время до кадетов из всех углов старались донести, что первые семь дней обучения даются нам на раскачку. На то, чтобы привыкнуть к новой обстановке и получить необходимые каждому военнослужащему знания, а дальше начнется настоящее обучение. В тот роковой день взвод прибыл на построение по тревоге через целых четыре минуты, да и то в основном благодаря помощи сержантов, которые пробежались по комнатам и подняли ничего не понимающих мальчишек с кроватей.

К настоящему времени благодаря многочисленным тренировкам мы почти всегда укладывались в нормативы. Ну… за редким исключением…

К примеру, в те дни, когда промежуток между тревогами был слишком мал и нам давали поспать всего пару часов, некоторые мальчишки все же не успевали уложиться в положенное время. Сегодня был как раз такой случай…

Стоит отметить, что система тренировок и воспитания построена в кадетке на отлично. За каких-то два месяца многие ребята действительно сильно изменились. Потому что суровые будни все же начались…

— Плохо! Плохо! Очень плохо, господа кадеты! — выговаривал капитан Воденцов, прохаживаясь перед строем после той самой первой тревоги. — Норматив подъема подразделения по тревоге — одна минута! Всего одна минута! Почему так медленно выполняем?! Вы же потратили на это элементарное дело не две минуты и даже не три, а целых, носортул его дери, четыре! Что вы будете делать в случае прорыва демонов вблизи училища?! Дождетесь, пока вам, сонным, перегрызут глотки? Как вы вообще собираетесь защищать мирных жителей в случае необходимости, если вы даже не в состоянии быстро надеть обмундирование?! А ведь каждая секунда вашего промедления — это чья-то жизнь! Жизнь гражданского человека! — Выдержав небольшую паузу, командир чуть успокоился и продолжил: — Только что вы заработали еще один подъем по тревоге! С этого дня, если взвод не может что-то сделать, как положено, мы будем повторять это действие снова и снова. Надо — еще один раз, мало — два, опять мало — три. И так до того момента, пока у нас с вами не станет получаться что-то путное. Подумайте над этим хорошенько.

Завершив речь, капитан достал из кармана секундомер и добавил:

— Так как в нормативы вы не уложились, тренировки начинаются прямо сейчас. На «отбой» и на «подъем» даю еще одну минуту! За это время вы обязаны снять форму, аккуратно сложить ее на тумбочку и лечь в кровать. Если кто-то не успеет лечь или, не дай Спаситель, неаккуратно сложит форму, будет еще один подъем по тревоге в вашу копилку, помимо того, что вы мне уже должны. Если замечаний по отбою не будет, а вы сами своевременно станете в строй, то тренировок по подъему сегодня тоже больше не будет.