— Но я…

— Подожди… Раз попросила, то я скажу до конца. Не жалей сейчас ни его, ни себя, жалость — это еще не любовь. Теперь я знаю точно. Ты столько лет терпела и ждала, Окти, потерпи еще, и он обязательно появится, твой любимый, ты сразу это поймешь. Может, не очень скоро, но спешить сейчас некуда. Маг обещал завтра утром отправить всех нас во дворец. А там нам будет не до любви, никто пока не знает врагов Зантарии и где они таятся. Поэтому самое главное — выжить самим и уберечь королеву.

— Спасибо, Тэри, — облегченно всхлипнула Октябрина, — ты словно прочла мои мысли. Мне было так совестно и неудобно, все смотрели с интересом и жалостью, хотелось сбежать куда глаза глядят. И ведь он даже не понял, что оскорбил меня, иначе пришел бы попросить прощения.

— Я их видела… Мишеле и барона Бризена, — нехотя призналась Тэрлина и украдкой вздохнула: такие ситуации, когда нельзя ни смолчать, ни сказать всю правду, она не любила более всего. — Случайно заметила. Они шли к дому примерно час назад.

— Видимо, заливали горе вином, — неприязненно фыркнула Октябрина. — Ну, тогда я спокойна и не чувствую себя ни в чем виновной. Менее всего мне хотелось бы утешать чьи-то пьяные слезы. Идем отдыхать, Тэри, утром тренировка как обычно. Фанья предупредила.

Девушки неторопливо побрели к дому и вскоре уже поднимались по ступеням террасы. И только тогда из-под куста вылез белый лоснящийся зверь, поднялся на задние лапы и отряхнулся как после купания.

В следующий миг посреди ухоженной дорожки стоял советник королевы и мрачно сопел; после напоенного магией кокона, усиливающего слух и чутье, мир сразу стал глухим и невкусным. Однако ведьмак уже точно знал: удручило его вовсе не это, а подслушанный разговор кадеток. И даже не сам разговор и не рассудительность, невесть когда проснувшаяся в его спасительнице. Тревожили его отголоски тоски и обреченности, звучавшие в еще хрипловатом голосе сирены, и горьковатое чувство вины, не отпускавшее его с того самого момента, как маркиза вышла из портала, окруженного цветущими петуниями.

И больно тянуло душу понимание, насколько она права, заявляя с неожиданно открывшейся мудростью, что сейчас вовсе не время разбираться в сердечных делах. Все отчаянные попытки спасти самых дорогих людей, все меры предосторожности, предпринятые Дирардом за семь лет, с роковой неотвратимостью привели к тому итогу, которого он так старался избежать. И теперь поздно считать будущие выгоды и потери. Нужно воспользоваться помощью неожиданно появившихся союзников, объединиться с ними и попытаться спасти родину, приглянувшуюся нелюдям, готовым залить полуостров кровью, лишь бы не упустить золото, которое в мечтах они уже ссыпали в свои кованые сундуки.

Вздохнув, Рад не спеша побрел по направлению к дворцу, мысленно составляя план дел, которые непременно нужно переделать до отправления. Собрать все амулеты и оружие, выдать егерям и прислуге строгий наказ не притуплять бдительности, враги не просто коварны и злобны, они еще и нечеловечески изобретательны, жестоки и мстительны. И вряд ли пожалеют преданных слуг королевы, если сумеют пробраться в поместье.

И обязательно отменить тренировку — кадеткам гораздо полезнее хорошенько отдохнуть и выспаться.

Шороха шагов он не расслышал, но спиной почувствовал приближающееся тепло и тотчас остановился, сородичи понапрасну тревожить не станут. Оглянулся, разглядывая здоровенного рыжеватого медведя, догоняющего его огромными прыжками.

— Что? — Первый вопрос прозвучал, едва тот, поднявшись во весь рост, снял кокон.

— Я просто хотел поговорить…

— Маги уже приняли решение, вы идете домой. Как только освободится дежурный магистр, вам откроют путь.

— А не зря?

— Не знаю, Дун. Но они намного лучше, чем я, знают возможности оборотней и считают, что лучше не подвергать вас опасности. Говорят, у черных алхимиков есть зелье подчинения — ты будешь плакать, но рвать горло моим кадеткам.

— Не накаркай, — мрачно огрызнулся оборотень и побрел рядом с вожаком к дому, преувеличенно тяжко вздыхая.

— Дун, не сопи, я ничего уже не могу поделать. Они рассуждают очень разумно, но не понимают простой вещи — люди должны во все это хотя бы верить. А наш народ намертво заучил, что магия — это зло, и даже если совет согласится с предложениями магистров, среди черни непременно будут брожения и распри.

— Я не поэтому соплю, — помолчав, особенно красноречиво вздохнул Дунвар.

— Светлые боги, я считал тебя намного сообразительнее, Дун! — в сердцах рыкнул советник. — Ну неужели даже тебе нужно все разжевать и положить в рот? Не имею я сейчас права ей ничего ни объяснять, ни обещать! Она ведь жива осталась только потому, что они даже не подозревали… Иначе примчались бы в ту пещеру всем скопом. У меня шерсть дыбом встает, когда я представляю, какими способами они заставили бы ее все рассказать! И как надежно потом спрятали бы, намереваясь через меня держать на поводке королеву! А найти ее, тем более быстро, не смогли бы никакие магистры, я убедился на собственном опыте. Когда мы открыто сидели посреди пустыни, маги искали целых три дня. Вот и скажи теперь, глядя прямо в глаза, как мне после такого жить? Не знаешь? Вот и я не знаю. Но в одном можешь не сомневаться. Если нечто подобное произойдет — пояс вожака можешь считать своим.

— Рад! — оскорбленно взревел медведь, услыхав последние слова, и тут же виновато отступил, уколовшись о горький взгляд друга. — Прости, я не понимал…

— Ладно, — сухо отмахнулся разбойник, резко отвернулся и направился к дому, но, сделав пару шагов, приостановился и устало бросил, не глядя на медведя: — Собирай всех наших, пусть возьмут детям и женщинам побольше гостинцев и прихватят ковры и утварь, я велел Аньяте упаковать.

И ушел окончательно, так больше и не оглянувшись на тоскливо смотревшего ему в спину медведя.