Тэри приковыляла к наставнику поближе, внимательно его оглядела и, стараясь не давать воли вскипавшему отчаянию, попыталась осторожно коснуться окутанного дымкой плеча.

Попытка как будто удалась, белый туман оказался теплым и мягким, как нежнейший пух. Но вскоре выяснилось, что преодолеть его и дотронуться до мужчины невозможно. Мягкий заслон упорно отталкивал руку, начиная предупреждающе покалывать пальцы острыми, как у ежика, иголочками. Девушка озадаченно нахмурилась и огляделась, прикидывая, чем бы попробовать сломить сопротивление упрямого кокона. И только теперь заметила странность, на которую не обратила внимания раньше. Рядом с разбойником валялись полуобгоревшие ветки и тряпки, камни и кости. И сохла на жарком солнце свежая лужа со следами босых ног и конских копыт. А еще от него тянулся по примятой траве странный след, свидетельствующий о том, что тут тащили волоком нечто тяжелое. И Тэрлина начинала догадываться, что, или, вернее, кого, таскали степняки.

Ведь вчера вечером Масул ясно сказал, где спит Шаграйн. В стоящих поодаль шатрах. А сегодня оборотень снова лежит на прежнем месте… и непонятно, ради чего степняки таскают его туда-сюда. Тэри может лишь догадываться, зачем они пытаются разбудить графа самыми разными способами. Вряд ли у них возникло намерение его вылечить, скорее всего, хотели поторговаться или просто допросить.

Кадетка еще раз осмотрела обгорелые палки и вдруг заподозрила, как неспроста скотоводы притащили Рада поближе к ней. И вовсе не от доброты душевной Масул разрешил ей подойти к наставнику. Просто они надеялись, что ради ученицы тот сбросит кокон и его тоже можно будет связать.

Значит, степняки сейчас во все глаза наблюдают за ней и, как только поймут, что у Тэри ничего не получилось, с новыми силами продолжат свои опыты над оборотнем. И, несомненно, когда-нибудь, но преуспеют, ведь их не один десяток, а у шамана наверняка есть в запасе амулеты вроде тех, с какими напали на кадеток дружки Фангерта.

Девушка больше не сомневалась — выбрала рядом с оборотнем местечко посуше и уселась с самым решительным видом. С этого момента у нее осталась только одна, самая важная задача — не подпустить степняков к разбойнику. И Тэри знала только один способ, как этого добиться.

Ответный выпад не заставил себя ждать. Уже через десять минут появился Масул, хмуро уставился на пленницу и не терпящим возражений тоном приказал вернуться в шатер.

— Нет, — твердо глядя в темные глаза, качнула она головой.

Торемец сердито скривил изуродованные губы и шагнул ближе, и тогда Тэри запела. Самую печальную и проникновенную легенду изо всех, какие знала и какую предпочитала не петь, чтобы не видеть залитых слезами лиц слуг и домочадцев.

— Уже сутки, Фани! Сутки! И никаких новостей!

— Почему это никаких? — возмутилась верная телохранительница. — Вон в письме Сарлита их целая куча. Он собрал у себя во дворце несколько знатных друзей, представляющих самые богатые и сильные дома, и собирается обсудить с ними важные, как он пишет, вопросы. И первый из них — о нарушении королевой законов и правил, завещанных первыми королями династии Селваронских. Князь заявил, что этим ты запятнала их имя.

— А ему-то из-за чего так волноваться? — фыркнула Зантария. — Он никогда Селваронским не был и не будет.

— Зато впитал с молоком матери почтение и священный трепет перед королевской семьей и мудростью общих предков, — язвительно процитировала Олифания отрывок письма. — И требует, чтобы ты немедленно выгнала из королевства магов или отреклась от короны.

— Ну тут даже деревенскому пастуху понятно, чего он хочет и откуда ветер дует. — Королева устало откинулась на спинку кресла и тоскливо уставилась в окно. — Но интересно другое. С чего он вдруг так осмелел? Получил новости, каких пока не знаем мы, или пытается сплутовать? И обманом захватить власть, если я поверю или начну с ним договариваться? А кстати, он не забыл, что его сын у нас?

— Нет, не забыл. И очень прозрачно намекнул, что случится с твоими детьми, если с дурной головы Фангерта упадет хоть волос.

— Слов про моих детей я ему никогда не забуду и не прощу, а голову княжича мы можем отправить его папеньке замороженной, чтобы волосы не потерялись, — с ненавистью процедила королева, и доведись Сарлиту Галтено увидеть эту гримасу, он и на миг не усомнился бы в искренности намерений ее величества.

Однако Олифания лишь едва заметно усмехнулась в ответ, точно зная, чего больше всего страшится Зантария. Если забыть о тревоге за детей, разумеется.

Ошибиться, вынося приговор, и казнить невиновного.

И в большей мере это заслуга ее, Фаньи. Когда-то, тридцать лет назад, сидя в мягких подушках роскошной дорожной кареты, она рассказала юной тогда маркизе свою историю, весьма расстроившую Занту.

— А откуда ты знаешь грамоту? — спросила маркиза Лерайт через пару дней, глядя на спасенную девчонку, жадно поглощавшую содержимое ее дорожной корзинки, и у Фаньи сразу пропал аппетит.

— Мать выучила, — неопределенно буркнула она, не уточняя, что матерей у нее было две.

Первая, родная, которой Фанья почти не помнила, и матушка, давшая ей намного больше, чем зачастую дают детям родные матери. Впрочем, ее хватало на всех, и это была не просто забота о том, как одеть и накормить, этим в монастыре Святой Тишины занимались все по мере возможности. Нет, матушка помнила и заветные желания, и обиды каждой из названых сестер, как помнила даты их маленьких праздников и размер туфель. И никогда не оставляла без внимания даже самую пустячную просьбу.

— Прости, — вздохнула сидевшая напротив красавица, — я не хотела сделать тебе больно. Просто подумала, что нужно будет найти тебе учительницу, сама я скоро буду занята другим делом.

— Мне не нужна учительница, я буду работать, — мягко, как ребенку, сообщила Фанья спасительнице и вежливо напомнила о первом разговоре: — Если ваша светлость возьмет в горничные — то у вас, а если нет — найду какую-нибудь службу неподалеку. Вы меня спасли, и теперь я должна отдать долг.

Она уже успела выяснить, как молода ее спасительница, всего на два года старше самой Фаньи. И начала с огорчением догадываться, как непроста дорога, ведущая маркизу по жизни. Едва ли настолько же, как и ее собственная. И, возможно, Святая Тишина намеренно столкнула их на этом пути, желая дать опору своим невезучим дочерям.

— Нет! Я не согласна! Я спасала тебя не за оплату, а по велению души, и теперь пытаюсь придумать, как примерно наказать жителей этой деревни. Ведь они решили твою судьбу, даже не разобравшись.

— А я не удивилась, — горько хмыкнула девчонка и все-таки взяла очередную булочку. — Ведь в этой стране и королевский суд выносит приговор точно так же.

— А ты можешь это доказать? — помолчав, чуть суше осведомилась маркиза.

— Разве пострадавшие должны доказывать, что неповинны? — горько усмехнулась Фанья. — Но если желаете, могу рассказать. Мой отец имел корабль и занимался торговлей, а мать была знатного рода. Когда они решили пожениться, ее родственники пытались помешать, но ничего у них не получилось. Но после ее смерти сумели отсудить и имение, и все имущество. Попытались забрать и меня, но отец не отдал. Тайком увез на материк и устроил в монастырь, там я и жила, и мы встречались каждый раз, когда он приезжал. В последний раз он сказал, что накопил немного денег и собирается купить домик. Однако сразу меня забрать не захотел, в это время года море возле Идрийса неспокойно. Решил, что сам отправится на шхуне, а мне пришлет капсулу переноса. На полуострове есть люди, тайно владеющие пирамидками.

— Я слышала, — кивнула маркиза. — Но, говорят, переход очень дорог. Да и не очень надежен.

— Именно так я сказала отцу, а он заявил, что главное — моя безопасность. А бояться нечего, пирамидка мощная, и он знает людей, которые не раз прошли этим путем.