По лицу сестры абсолютно невозможно было понять, о чем она думала, однако с ответом на мое откровение Ника не торопилась, она лишь медленно моргала, не сводя с меня взгляда. Это сводило с ума, правда, я была уже практически готова кинуться в объяснения, переплетенные с извинениями за содеянное, когда сестра переспросила:

— Что ты сделала?

До этого момента я даже дышать не могла, а сейчас… Нет, не то, чтобы все вдруг в миг наладилась, но я хотя бы смогла сделать вдох. Сдавленный, нервный, но вдох, потому что я чувствовала ее эмоции. Их была целая гамма, но среди них точно не было места осуждению и презрению.

А что творилась внутри меня? Гремучая смесь из переживаний, волнения, гнева на саму себя за содеянное и боязни за то, что после моего рассказа в нашей жизни все никогда уже не будет так, как было прежде.

Я не знаю, как бы пережила ее разочарование, как бы смогла ответить, вынести… Я и знать-то не хотела. Слава Богу, что я его не услышала, хотя бы смогла слова в предложение составить и тихо проговорить:

— Все началось еще на день рождения. — очередной вздох, да и сердце, кажется, перестает колотиться, как сумасшедшее. Только вот бокал вина, который я крутила в руках все последнее время, теперь очень сильно раздражает, допить бы. Один глоток, решительное движение, и вот я уже готова рассказать Нике все.

Сложней всего пришлось с воспоминаниями о Вите, я совершенно не собиралась плакать, просто слезы сами, не спрашивая разрешения, потекли по щекам. Это нельзя было назвать истерикой, просто все копившиеся внутри эмоции, все несказанные слова — они искали выход, рвались наружу.

А еще приходило понимание. Понимание того, что я никогда не была честной, прежде всего с самой собой. Да, я смогла обзавестись толстой кожей, отгородиться от влияния семьи, научиться пропускать сквозь пальцы мнение окружающих, подружиться с людьми, которые на самом деле любили меня, воспринимали такой, какая я есть.

Я не смогла сделать лишь одну вещь. Признаться себе лишь в одном. В том, что на самом деле я всегда хотела понять, как это — быть успешной, быть такой, какой хотели бы видеть тебя близкие. Нет, я на самом деле никогда не завидовала Нике, не винила ее в том, что именно сестру ставили в пример, а меня отправляли в категорию неудачников. Просто… Просто мне хотелось узнать, как это оно…

И вот, сейчас я впервые была честна. Абсолютно, до невозможности, до того, что сама себе удивляюсь.

И знаете, что?

Я не хочу чужой жизни. Я люблю свою, какой бы она ни была, какой бы кто-либо ее не считал. Она моя, а остальные… Да черт с ними, с остальными, у них своя жизнь есть, пусть в ней и копаются!

Единственное, что сейчас, после всего сказанного и осознанного меня интересовало — мнение одного человека, человека, который, несмотря ни на что, всегда будет со мной связан…

— Так и что этот Влад, симпатичный?

Признаю, Нике удалось меня шокировать. В который раз за вечер, до такой степени, что рука сама собой потянулась сперва к пустому бокалу, потом к бутылке, плеснула вина, поднесла ко рту. Рот сопротивляться не стал, я выпила вино быстро, в очередной раз отставила тару, посмотрела на сестру и серьезно спросила:

— Я тебе сейчас выдала признание, которое далось мне, пожалуй, сложней всего в жизни, а единственное, что тебя интересует — симпатичный ли Влад?

Ника перед тем как ответить, провернула те же самые манипуляции, что и я несколькими секундами ранее, а затем легко сказала:

— Лель, я впервые в жизни вижу, чтобы у тебя так светились глаза, когда ты говоришь о мужчине. Я вообще впервые вижу тебя такой…

Не сумев выдать что-то вразумительное, потупила взгляд, а сестра продолжила:

— И мне ли жаловаться? Я в деревне… Ладно, назовем это «отдыхала», стаж капал, как там с зарплатой, Лель?

Видимо, заметив мое недоумение, Ника рассмеялась, а я только в этот момент смогла понять, что сестра не злится и прийти в себя:

— Кстати о деревне, тебя там эта… Коза, или кого вы там доили, не кусала? Ну, чисто случайно…

В ответ Ника, не отрываясь от бокала с вином замотала головой, мне же оставалось лишь проговорить:

— Тогда я совершенно не понимаю, кто ты, и куда ты дела мою сестру… — после чего не выдержала и все-таки улыбнулась.

— Закопала в ожиданиях родственников. — Ника усмехнулась, однако в следующий момент стала серьезной. — Знаешь, я не шутила, когда говорила про твою жизнь, только сейчас понимаю, что это как две стороны медали. Ты привыкла не соответствовать тому, чего от тебя желают, я — наоборот. Я только и делаю, что пытаюсь достигнуть временами совсем ненужных целей, которые мне-то вообще не сдались, из кожи вон лезу, месяцами стараясь въехать в то, что в упор не понимаю… Ты скажи мне, если это сейчас звучит как бред зазнавшейся девицы, и я сразу же замолчу, просто иногда мне кажется, что мы должны были бы стать одним человеком…

Это не звучало как бред зазнавшейся девицы, поэтому я продолжила ровно:

— В таком случае мама бы просто свихнулась, не понимая, как это — никого не хвалить за идеальный пирог и не ругать за пригоревшее мясо.

— Угу, а у нас бы с тобой не было такого количества загонов… — последнюю фразу Ника сказала хмуро, но почти сразу улыбнулась. — Кстати, я не шутила по поводу приключений. У тебя тут где-нибудь поблизости приличный клуб есть?

Отдых в компании сестры — прекрасная идея, особенно, когда с души свалился такой камень, особенно, когда все сразу стало так просто и понятно, особенно, когда настроение скакнуло вверх до неприлично высокой отметки.

Ладно, сама уже чувствую, что от сладости моих слов зубы сводит, перейду ко второй части рассказа.

Не стоит мешать вино, шампанское и шоты. Никогда, слышите, никогда не повторяйте моих ошибок чисто из-за того, что «ну посмотри, Лель, они так миленько горят!».

В общем, как несложно догадаться, утро не задалось. С того самого момента, как зазвонил будильник, и я оторвала голову от Никиной ноги.

Стоп, от ноги?

Собрав изображение, получаемое от обоих глаз в единую картинку (это, кстати, непросто было, синхронизации удалось добиться далеко не с первого раза), действительно уткнулась взглядом в ногу сестры. Кажется, подушка этой ночью у меня была чересчур ортопедическая.

В отличие от меня, Нику вопли моего телефона, призывавшего проснуться, совсем не волновали. Да ее даже наличие одного сапога на ноге не волновало, чего уж говорить о каком-то там будильнике.

Потянувшись рукой к источнику звука, нащупала мобильник и поднесла к глазам. Блин, первая попытка мимо, аппарат не мой, даже разблокировала на всякий случай, чтобы убедиться и… И увидеть пятьдесят шесть пропущенных?!

— Лель, да выруби ты уже эти вопли. — пробубнила сестра, однако я не сразу отреагировала на ее призыв.

Пятьдесят шесть пропущенных что-то всколыхнули в страдающем от похмелья мозгу, и теперь воспоминания, хоть и не все, и совсем неохотно, возвращались на места.

— Леля-я-я-я! — еще раз и очень жалобно.

— Ты вчера рассказала родителям, что рассталась с Костей. — вместо ответа на просьбу Ники, проговорила я.

Собственно, теперь ситуация с таким количеством непринятых вызовов становилась предельно ясной, но на всякий случай я все же решила перейти в журнал звонков. Сорок четыре от мамы и двенадцать от папы, ну, от мамы с папиного номера, я полагаю.

— Чего?! — Ника села так резко, что картинка перед моими глазами с трудом выдержала такое стремительное движение, едва вновь не раздвоилась.

— Ты вчера позвонила маме и сообщила, что вашим отношениям с Костей пришел конец.

У сестры с памятью, видимо, все было еще хуже, чем у меня. Ну, я это поняла по абсолютно одуревшему выражению лица.

— Ладонь подставь, у тебя глаза сейчас вывалятся. — не удержалась.

— Ладно… — тихо протянула Ника, сомневаюсь, что она это про ладонь. — Я ведь нормально это сказала?

Мозг в ответ на вопрос мгновенно подкинул картинку из вчера, усмешку сдержать не удалось.