Это был Брат Терновый Венец, который вез его предыдущим утром в Сан-Феличе.

– Садитесь теперь вы ко мне, – сказал Куинн, открывая дверцу машины.

Но Брат Терновый Венец глядел на него, сурово выпрямившись и пряча руки в складках одежды.

– Мы ждали вас, мистер Куинн.

– Прекрасно!

– Не радуйтесь, мистер Куинн, повода для веселья нет.

– А что случилось?

– Оставьте машину здесь. Учитель приказал привести вас к нему.

– Прекрасно! – сказал Куинн, съехав с дороги. – Или я опять ошибаюсь?

– Когда в Башню попадает чужой, дьяволу легче проникнуть за ним следом, но Учитель говорит, что хочет побеседовать с вами.

– Где Сестра Благодать?

– Расплачивается за грехи.

– То есть?

– Деньги – источник зла. – Брат Венец отвернулся, сплюнул на землю и, вытерев рот рукой, добавил: – Аминь.

– Аминь. Но при чем здесь деньги?

– Вы о них говорили. Вчера утром. Я слышал, как вы сказали ей: "Сестра, те деньги..." Я слышал и рассказал Учителю. У нас такое правило – Учитель должен знать все, тогда он защитит нас от нас самих.

– Где Сестра Благодать? – повторил Куинн.

В ответ Брат Венец только покачал головой и зашагал по дороге. Секунду поколебавшись, Куинн последовал за ним. Они миновали столовую, кладовку, где он ночевал, и несколько зданий, которые не попадались ему в прошлый раз на глаза. За ними дорога круто пошла вверх. От резкого подъема и разреженного воздуха Куинн начал задыхаться.

Брат Венец обернулся и с презрением посмотрел на Куинна.

– Греховная жизнь. Слабые кости. Дряблые мускулы.

– Зато язык у меня не дряблый, – огрызнулся Куинн. – Я не доносчик.

– Учитель должен все знать, – сказал Брат Венец, покраснев. – Я хочу Сестре Благодать добра. Я спасал ее от нечистого. Он сидит в каждом из нас и грызет нашу плоть.

– Вот оно что? А я-то думал, у меня опять печень шалит.

– Смейтесь, смейтесь! Будете потом лить слезы в аду.

– Я и теперь ежедневно оплакиваю свои грехи по двадцать минут.

– Вашими устами говорит дьявол. Снимите туфли.

– Почему?

– Вы ступаете на освященную землю.

Перед ними возвышалась Башня из стекла и красного дерева, выстроенная в форме пятиугольника, с внутренним двором посередине.

Куинн оставил туфли на пороге и прошел через арку, на которой было выгравировано: "ВСЕМ ИСТИННО ВЕРУЮЩИМ ЕСТЬ МЕСТО В ЦАРСТВЕ БОЖИЕМ. ПОКАЙТЕСЬ И ВОЗРАДУЙТЕСЬ". Тщательно выскобленные деревянные ступени вели наверх. Роль перил выполняла прикрепленная к стене веревка.

– Дальше идите один, – сказал Брат Венец.

– Почему?

– Когда Учитель приказывает или просит, мы не спрашиваем почему.

Куинн стал подниматься. На каждом этаже он видел тяжелые дубовые двери, которые вели, очевидно, в комнаты Братьев и Сестер. Окна во внутренний двор были только на пятом этаже. Единственная дверь была открыта.

– Входите, – сказал сильный, низкий голос, – и, пожалуйста, закройте за собой дверь, мне вреден сквозняк. Войдя в комнату, Куинн сразу понял, почему Башня стояла именно в этом месте и почему женщина, на деньги которой ее выстроили, считала, что тут она ближе к небу. Света и неба было столько, что их не вмещал взгляд. За окнами, открывавшимися на все пять сторон, возвышались гряда за грядой горы, а тремя тысячами футов ниже, в зеленой долине, лежало, как алмаз на траве, озеро.

Пейзаж был настолько ошеломляющим, что не хотелось переводить взгляд на людей в комнате. Их было двое: мужчина и женщина в одинаковых одеяниях из белой шерсти, с красными поясами. Женщина была очень старой. С годами ее тело так усохло, что издали ее можно было принять за маленькую девочку. Коричневое, морщинистое лицо напоминало грецкий орех. Сидя на скамейке, она глядела в небо, словно ждала, что оно вот-вот распахнется перед ней.

Мужчине можно было дать и пятьдесят и семьдесят. У него было худое, умное лицо и глаза, светившиеся, как фосфор при комнатной температуре. Он сидел на полу, скрестив ноги, и ткал шерсть на ручном ткацком станке.

– Я Учитель, – буднично сказал он. – А это – Мать Пуреса. Добро пожаловать в Башню.

– Buena acogida, – произнесла женщина, будто переводила сказанное для кого-то четвертого, не понимавшего по-английски. – Salud.

– Мы не причиним вам зла.

– No estamos malicios.

– Мать Пуреса, мистеру Куинну не нужен перевод.

Она упрямо посмотрела на Учителя.

– Я хочу слышать родной язык.

– Пожалуйста, не сейчас. Нам с мистером Куинном нужно кое-что обсудить, и мы будем признательны, если ты нас ненадолго оставишь.

– Но я не хочу уходить! – возразила она. – Я хочу остаться с вами. Мне надоело ждать одной, когда откроется Царствие Небесное.

– Господь всегда с тобой, Мать Пуреса.

– Но почему он всегда молчит? Мне так одиноко, я все смотрю и жду... Кто этот молодой человек? Что он делает в моей Башне?

– Мистер Куинн приехал повидаться с Сестрой Благодать.

– Нет-нет, это невозможно.

– Об этом я и хочу с ним поговорить. Наедине.

Учитель крепко взял ее за руку и довел до ступенек.

– Будь осторожна, Мать Пуреса, здесь легко упасть.

– Скажи молодому человеку, что, прежде чем являться в Башню, он должен получить официальное приглашение от моего секретаря Каприота. Немедленно пошли ко мне Каприота.

– Каприота здесь нет. Его уже давно нет. Держись покрепче за веревку и иди медленно.

Закрыв дверь, Учитель снова уселся за станок.

– Так это ее Башня? – спросил Куинн.

– Построена ею, но теперь принадлежит нам всем. В нашей общине нет частной собственности, если, конечно, кто-нибудь не грешит, как бедная Сестра Благодать. – Он вытянул руку, предупреждая возражения. – Не отрицайте, мистер Куинн. Сестра Благодать призналась во всем.

– Я хочу ее видеть. Где она?

– Ваши желания здесь значения не имеют, мистер Куинн. Когда вы ступили на принадлежащую нам землю, вы в каком-то смысле оказались в другой стране, живущей по другим законам.

– А мне кажется, что это Соединенные Штаты. Или я ошибаюсь?

– Конечно, мы не отделялись формально. Но нам ни к чему законы, которые мы считаем несправедливыми.

– Когда вы говорите "мы", то имеете в виду себя, разумеется?

– Я был избран для восприятия видений и откровений, недоступных прочим. Однако я всего лишь инструмент в руках Божественного провидения, его скромный слуга, один из многих... Я вижу, мои слова не убеждают вас.

– Нет, – сказал Куинн, прикидывая, кем был этот человек в реальной жизни, прежде чем понял, что она ему не по плечу. – Вы собирались поговорить со мной. О чем?

– О деньгах.

– В вашей общине это слово считается непристойным, почему же вы его употребляете?

– Для того чтобы охарактеризовать непристойные поступки, приходится употреблять непристойные слова: например, получение от женщины крупной суммы денег за очень скромную услугу. – Он коснулся лба правой рукой, поднял вверх левую и добавил: – Видите, я знаю все.

– Божественное откровение, понимаю, – сказал Куинн. – И давно вас беспокоит получение от женщины крупной суммы денег? За эту Башню расплачивались не конфетными фантиками.

– Придержите свой злой язык, мистер Куинн, а я сдержу свой. Он может быть не менее злым, уверяю вас. Мать Пуреса – моя жена. Она предана моему делу и разделяет веру в вечное блаженство, ожидающее нас. О, если бы вы хоть на мгновение ощутили эту веру, вы бы поняли, почему мы собрались здесь!

В следующее мгновение перед Куинном уже сидел не мечтатель, а реалист. Учитель быстро менял выражения лица.

– Вы хотели рассказать Сестре Благодать о человеке по фамилии О'Горман?

– Хотел и расскажу.

– Это невозможно. Она находится в Уединении, вновь принимая обет отказа – очень легкое наказание по сравнению с совершенными ею тяжкими грехами: получение денег, сокрытие их от общины, попытка установить контакт с миром, который она поклялась забыть. Сестра Благодать грубо нарушила наши законы. Мы могли с полным правом изгнать ее, но меня посетило видение, в котором Господь велел пощадить ее.