– Знаю. И знаю почему. Если мы прочитаем в книгах, как живут другие люди, то не захотим остаться, и общину придется закрыть.

– Учитель лучше знает, что нам нужно, а что нет. Верь мне, он мудрый человек.

– Не знаю...

– Ох, Карма, что же нам с тобой делать?

– Отпустите меня.

– Ты пропадешь в грешном мире, он жесток!

– Я пропадаю здесь.

Исчерпав доводы, Сестра Благодать в отчаянии принялась мыть дважды вымытую тарелку. "Карме пора уходить отсюда, – думала она, – и ей надо помочь. Но как? Господи, вразуми!"

– Мистер Куинн считает, что мир не такой уж жестокий, – сказала Карма.

Сестра Благодать вздрогнула. Она вторую неделю старалась забыть это имя, запирала его на засов, но то ли засов был слабый, то ли она нестойкой.

– Не важно, что он считает. Мистер Куинн навсегда ушел из нашей жизни.

– А вот и нет!

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего!

Сестра Благодать схватила Карму за плечи мокрыми руками и тряхнула.

– Ты его видела? Говорила с ним?

– Да.

– Когда?

– Когда ты была в Уединении. Он сказал, что вернется и привезет мне мазь от угрей. Я ему верю.

– Он не вернется.

– Но он обещал!

– Он не вернется! – повторила Сестра Благодать, задвигая засов поглубже. – Ему здесь нечего делать. Он наш враг.

В глазах Кармы сверкнуло злорадство.

– Учитель говорит, что у нас нет врагов – только друзья, которые еще не увидели света. Что, если мистер Куинн вернется за светом? – торжествующе сказала она.

– Мистер Куинн вернулся к игорным столам в Рино. Там его место. Если он тебе что-то обещал, то поступил легкомысленно, а ты глупая девочка и веришь ему. Карма, я совершила большую ошибку, к которой имеет отношение мистер Куинн, и наказана за нее. Но это в прошлом. Мы его больше не увидим, и говорить о нем нельзя, ясно тебе? – Помолчав, она добавила более спокойным тоном: – У мистера Куинна не было дурных намерений, но его поступки обернулись злом.

– Потому что он искал Патрика О'Гормана?

– Где ты слышала это имя? – спросила Сестра Благодать уже не с деланной, а настоящей строгостью.

– Нигде, – испуганно отозвалась Карма. – Оно... оно само появилось у меня в голове... из воздуха.

– Неправда! Тебе его назвал мистер Куинн.

– Честное слово, нет!

Руки Сестры Благодать бессильно упали.

– Я отказываюсь тебя понимать, Карма.

– Вот и хорошо, – сказала Карма тихим, злым голосом. – Пусть и другие откажутся. Тогда я смогу уехать с мистером Куинном, когда он привезет мне мазь.

– Он не приедет! Мистер Куинн выполнил поручение, которое я дала ему в минуту слабости, и у него нет больше причины возвращаться. Обещание, данное ребенку, для людей, подобных мистеру Куинну, ничего не значит. Только такая наивная девочка, как ты, может относиться к нему серьезно.

– Вы сами относитесь к нему серьезно, – сказала Карма, – потому и боитесь.

– Боюсь? – Слово упало на середину комнаты, будто камень с неба, и Сестра Благодать сочла необходимым спрятать его под ворохом других слов: – Ты хорошая девочка, Карма, но у тебя чересчур живое воображение. И мне кажется, ты забрала в голову невесть что.

– Вот еще!

– Да, ты считаешь, что мистер Куинн – принц, который увезет тебя отсюда и превратит в красавицу с помощью чудесной мази. Какая глупая мечта!

И она повернулась к лохани с грязной посудой. Вода остыла, и на поверхности плавал жир. Тарелки теперь не намылишь. Заставив себя опустить руки в грязную воду, она попробовала вспомнить песню, которую пела, но слова не казались ей больше пророческими, они звучали грустно и вопросительно: "Будет новый день наш славен? Да иль нет, Господь?"

В полдень им велели собраться у алтаря во дворе Башни, и Учитель, выведя за собой худого, высокого человека в очках, уже бритого наголо и в таком же одеянии, как у всех, сказал:

– С радостью и умилением представляю вам Брата Ангельское Терпение, который пришел, чтобы разделить наш жребий в этом мире и нашу славу в мире ином. Аминь.

– Аминь, – сказал Брат Терпение.

– Аминь, – отозвались остальные. Затем им было велено разойтись, и они вернулись к своим делам, каждый в мыслях о новом Брате. Брат Свет отправился на скотный двор, думая по дороге о мягких, изнеженных руках новичка, с удовольствием представляя, как они покроются ссадинами и загрубеют. Сестра Смирение в ужасе побежала на кухню.

"Он не старик! Но плохо видит, и надо надеяться, не сразу заметит Карму. О Господи, почему она так грубо и быстро взрослеет?"

Брат Венец, садясь в трактор, радостно насвистывал в щель между передними зубами. Он видел машину новичка. Какая она красивая и как плавно урчание мотора переходило в низкий, мощный рокот! Он представил себя за рулем: нога жмет на акселератор, и он летит по горным дорогам, только шины скрипят на поворотах. Зззу-мм, берегись, зззу-мм!

Братья Верное Сердце и Голос Пророков пропалывали овощи в огороде.

– Главное, сильная ли у него спина? – говорил Брат Сердце. – Руки и ноги от работы крепнут, но сильная спина – это дар Господень!

Брат Голос послушно кивал, мечтая о том, чтобы Брат Сердце замолчал хоть на минуту. К старости он сделался ужасно болтлив.

– Да, сэр, сильная спина у мужчины и изящные, маленькие руки и ноги у женщины – это дары Господни. Ты согласен, Брат? Ах, женщины! Признаться, мне их недостает. Хочешь, скажу тебе секрет? Я никогда не был красавцем, но женщины во мне души не чаяли.

Брат Голос снова кивнул. "Если он сейчас же не замолчит, я его убью".

– Ты сегодня не в духе, Брат Голос? Опять плохо себя чувствуешь? Совсем тебя плеврит замучил. Хватит работать, отдохни. Сестра Благодать говорит, что тебе нельзя перетруждаться. Пойди полежи в тени.

Учитель поднялся на вершину Башни и стал у окна, глядя на синее озеро в зеленой долине и на зеленые горы в синем небе. При виде этой картины он обычно чувствовал прилив сил, но сегодня он ощущал себя старым и разбитым. Ему было трудно испытывать Брата Терпение, одновременно подвергаясь его испытанию, и следить, чтобы Мать Пуреса была спокойна. По мере того как ее тело слабело, она все глубже погружалась памятью в прошлое. Отдавая приказания Каприоту, умершему тридцать лет назад, она приходила в негодование оттого, что он их не выполняет. Она звала родителей и сестер и горько плакала, когда они не отзывались. Иногда она начинала перебирать четки, которые у нее было невозможно отнять, и читала молитвы, заученные в детстве. Нового Брата она возненавидела сразу же, проклинала его по-испански, грозилась побить хлыстом и кричала, что он хочет ее ограбить. Учитель понимал, что скоро она не сможет жить в Башне, и молился, чтобы она умерла прежде, чем ему придется ее отослать.

Когда он представлял общине нового Брата, Мать Пуреса отдыхала у себя в комнате. Подойдя теперь к ее двери, он тихонько постучал и спросил:

– Ты спишь, радость моя?

Она не ответила.

– Пуреса, ты спишь?

Тишина. "Спит, – подумал он. – Смилуйся над ней, Господь, пошли ей сейчас смерть".

Заперев комнату на засов, чтобы она не могла выйти, Учитель вернулся в свою комнату и приступил к молитве.

Мать Пуреса, следившая из-за алтаря во дворе, как он запирает ее дверь, тихо рассмеялась и хихикала до тех пор, пока на глазах у нее не выступили слезы.

Она не спешила уйти. Здесь было так хорошо, так прохладно. Глаза ее закрылись, подбородок ткнулся в иссохшую грудь, и в этот момент с неба на нее обрушился Каприот.

Она шла по дороге, напряженно выпрямившись и отставив от тела руки, будто ребенок, который испачкался во время игры. Даже издали Куинн видел, что это кровь. Вся ее одежда была в крови.

Остановив машину, он побежал ей навстречу.

– Мать Пуреса, что вы тут делаете?

Она смотрела на него без испуга или удивления, как на совершенно незнакомого человека.