– А то, – сказал Хейвуд, – что через две недели ее дело будут слушать снова и судебная комиссия не поверит, что деньги были растрачены. Комиссия состоит из людей, у которых со здравым смыслом все в порядке. И если Альберта будет упорствовать, никакого условно-досрочного освобождения ей не видать! Вот почему я здесь. Мне нужны деньги. Сейчас же!

– Но...

– Заткнись! Когда деньги окажутся у меня, Альберта поймет, что запираться глупо, расскажет правду и вернет деньги в банк. Потом я заберу ее домой, а ты можешь отправляться на все четыре стороны.

– Вы не понимаете. Мы с Альбертой...

– Только не загибай про великую любовь! Тоже мне любовники! Какой ты, к черту, мужчина? В этом, наверное, все и дело: ты – как бы и не мужчина, Альберта – как бы и не женщина, вот вы и нашли друг друга! Вот и цена вашей страсти!

Он не помнил, как столкнул Хейвуда вниз, помнил только звук падения тела и то, как оно лежало перед алтарем. Большая серая птица сорвалась вниз и погибла. Потом он очутился в своей комнате на третьем этаже Башни, куда его отправил отдыхать Брат Верное Сердце, дождался, пока Учитель побежал за Матерью Пуресой, и только тогда пошел в хлев за крысиным ядом, двигаясь, точно робот.

Как умирала Сестра Благодать, он тоже не помнил. Помнил только ее первый крик. Иногда птица кричала так рядом с сеновалом, и бородатый человек в ужасе падал на землю, думая, что это Сестра Благодать превратилась в птицу и вернулась за ним. Он боялся за свой рассудок, ему мерещилось, что птицы и звери стали людьми. Пересмешник, упрямый и назойливый, был Братом Венец. Маленький, с зеленой спинкой зяблик, прыгающий среди сорняков, – Матерью Пуресой. Сильная, голодная ворона – Братом Свет. Важный длиннохвостый голубь – Учителем, унылая кукушка – Сестрой Смирение, а нахальная, верткая сойка – Хейвудом.

– Скис! – дразнила его сойка.

– Замолчи!

– Скис! Скис!

– Неправда! Я верю, я жду!

Но последнее слово – скис! – всегда оставалось за сойкой.

Однажды утром он, как всегда, проснулся от крысиной возни в стогу и еще прежде, чем открыл глаза, понял: ночью что-то произошло. Братья и Сестры вернулись.

Он долго лежал без движения. Не слышно было ни голосов, ни шума грузовика, ни рычания трактора, но до него доносился другой звук, который он знал так хорошо, – будто кто-то быстро и без остановки стучит по барабану. Это Карма баловалась с пишущей машинкой.

Забыв об осторожности, он слез по грубо сколоченной лестнице на землю и побежал к кладовой. Он был на полпути, когда с дерева взметнулся черно-белым вихрем дятел и стук прекратился.

Он выбрался и погрозил дятлу кулаком, хотя больше, чем на птицу, злился на себя, на собственную глупость. Машинки не могло быть в кладовой, люди шерифа забрали ее вместе с остальными вещами, но беспокоиться из-за этого не стоило. Кто докажет, что машинка его? Они до сих пор не знают, что он тот, кто им нужен, они до сих пор...

– Карма!

Он произнес имя вслух с ненавистью и страхом, потому что вспомнил, увидел, как бежит в тот последний день к хлеву, а за ним спешит Карма.

– Ты возьмешь с собой машинку, Брат?

– Нет.

– Можно тогда я ее возьму?

– Отстань!

– Ну пожалуйста, разреши мне ее взять!

– Нет. И оставь меня в покое, у нас мало времени.

– В Лос-Анджелесе ее починят, и она будет как новенькая. Пожалуйста, Брат, отдай мне ее.

– Ладно, бери, только отвяжись.

– Спасибо, – серьезно сказала она. – Я этого никогда не забуду!

"Я этого никогда не забуду". Слова благодарности, не более. Но теперь они наполнились новым смыслом. "Я этого никогда не забуду" означало: "Я всем расскажу, что это твоя машинка".

– Карма!

Имя полетело над деревьями в далекий город, где она жила, и он понял, что должен следовать за ним.

Телефон зазвонил в субботу, около полудня, когда Куинн бесцельно слонялся по квартире в ожидании Марты. Они договорились, что проведут день на пляже с детьми, но туман, опустившийся на Сан-Феличе, скрыл солнце, и море, к которому никто не спешил, едва было видно сквозь вязкую, белесую пелену. Звонок прервал размышления Куинна о том, что бы придумать взамен купания.

– Алло! – сказал он, думая, что это Марта.

– Мистер Куинн?

– Да.

– Ответьте Лос-Анджелесу.

Прошло несколько секунд, и он услышал дрожащий голос Кармы.

– Я сказала, что никогда не позвоню вам, мистер Куинн, и даже разорвала карточку, но номер я успела запомнить, и... мистер Куинн, я боюсь. Тетя не знает, потому что ее нет, но даже если бы она была, я не могу... Понимаете, меня ищет мама. Тетя не разрешит...

– Успокойся, Карма, и расскажи все по порядку.

– Мне десять минут назад звонил Брат Голос. Его послала мама. Он должен передать что-то важное, но не по телефону, а при встрече.

– Где?

– Здесь, у нас в доме.

– Откуда он знает, где ты живешь?

– Я ему часто рассказывала о тете. Но сейчас я сказала, что не могу с ним встретиться, потому что тетя дома. На самом деле она в клубе цветоводов, готовится к выставке. Хризантемы в пампасной траве, подсвеченные лампочками. И трава будет волноваться, потому что в ней спрячут вентилятор. Представляете?

– Представляю, – сказал Куинн. – Но почему он не передал то, что просила мама, по телефону?

– Говорит, что обещал ей взглянуть на меня. Посмотреть, как я выгляжу, и так далее – он точно не сказал.

– Это был местный звонок или междугородный?

– Местный. Он тут, и приедет в четыре. Я сказала, что к тому времени тетя уйдет. Но мне почему-то страшно, вот я и решила позвонить на всякий случай вам, вы ведь просили сообщить, если что-нибудь случится.

– Молодец, Карма, правильно поступила. А теперь подумай и скажи: тебе не кажется странным, что мама послала именно Брата Голос?

– Кажется, – ответила Карма и добавила с детским простодушием: – Они же терпеть друг друга не могут. Учитель говорил, что все люди – братья, но...

– А если мама ничего не передавала, как ты думаешь, есть у него другая причина с тобой встретиться?

– Нет.

– Может, все-таки есть?

– Не знаю, – протянула она. – Разве что ему нужна эта старая машинка. Так пусть забирает! Тетя подарила мне на день рождения новую, гораздо лучше. Она вся серая...

– Погоди. Значит, Брат Голос отдал тебе пишущую машинку?

– Ну, не то чтобы отдал. Я его уговорила.

– Это его машинка?

– Да.

– И она хранилась в кладовой?

– Да. Я иногда печатала на ней в шутку что-нибудь. Но потом лента высохла и порвалась, и бумага кончилась... Я тогда была еще глупым ребенком.

– Почему ты считаешь, что машинка принадлежит Брату Голос?

– Потому что мы из-за нее и познакомились. Башни тогда не было, и все жили в горах Сан-Габриэль. Один раз я гуляла и слышу – кто-то стучит на барабане. Так я подумала. А это Брат Голос сидел у себя дома на террасе и печатал. Только он не был еще Братом Голос. Странно, если бы я тогда не услышала машинку, он бы им никогда и не стал.

Входная дверь отворилась, и за спиной Куинна раздались легкие, стремительные шаги Марты. Он быстро сказал в трубку:

– Карма, слушай меня внимательно. Никуда не выходи, оставайся дома. Запри все окна и двери и не открывай их до моего приезда. Я скоро буду.

– А зачем вам приезжать?

– Хочу побеседовать с Братом Голос.

– Как вы думаете, его вправду мама послала?

– Her. Думаю, ему нужна машинка.

– Но почему? Она старая, все клавиши поотлетали, на ней уже невозможно печатать!

– Карма, эта машинка была в автомобиле О'Гормана, когда его убили. Она нужна полиции. Я говорю это, чтобы ты поняла, как опасен Брат Голос.

– Мне страшно!

– Не бойся. В четыре, когда он придет, я буду с тобой.

– Обещаете?

– Да.

– Я вам верю, – сказала она. – Вы привезли мне лосьон.

"Как давно это было, – подумал Куинн, вешая трубку. – В другой жизни".