– Боже милосердный, – сказал Куинн.

– Как, здорово?

– Не то слово.

Она вышла на террасу и изящно облокотилась на перила.

– Представляете, что было бы с мамашей, если бы она сейчас меня увидала?

– Представляю. И ее можно было бы понять, – ответил Куинн. – Неужели тетя разрешает тебе ходить так в школу?

– Что вы! В школу я должна надевать жуткие туфли на низких каблуках и эти детские свитера и юбки, а если мазаться помадой, то только розовой. Но когда тетя уходит, я экспериментирую, чтобы найти свой стиль.

– Тебе здесь нравится, Карма?

Она кивнула.

– Да. Здесь совсем другая жизнь. Тетя очень добрая, но я все время делаю что-то не то, и ее дети надо мной смеются. Я тоже научусь смеяться.

– А разве ты не умеешь?

– Нет. Пока только притворяюсь.

Высоко в небе пролетел самолет, и Карма проводила его глазами.

– Мама справляется о тебе?

– Нет.

– А тетя знает, где она?

– Нет. Во всяком случае, мне не говорит.

– Что произошло в Башне в последний день, Карма?

– Тетя не разрешает говорить о Башне. Она считает, что я должна о ней забыть, будто ее никогда не было.

– Но она была. Ты провела там четверть жизни с мамой, братом и сестрой.

– Я должна это забыть, – повторила Карма тихим, испуганным голосом. – И я стараюсь. Не нужно мне напоминать, это нечестно, это...

– Как ты сюда добралась, Карма?

– На автобусе.

– Откуда?

– Из Бейкерсфилда.

– А как ты попала в Бейкерсфилд?

– На грузовике, с другими.

– Кто вел грузовик?

– Брат Терновый Венец.

– Кто там еще был кроме тебя?

– Я не должна...

– Кто еще, Карма?

– Многие. Мама с сестрой и братом, Сестра Блаженство Вознесения, Брат Узри Видение... и другие, точно не помню.

Ее глаза потускнели, будто само перечисление имен, которые принадлежали Башне и прошлой жизни, было ей тяжело и страшно. – Я боялась и ничего не понимала. В Бейкерсфилде мама дала мне денег и велела ехать на автобусе до Лос-Анджелеса, а там на такси к тете.

– Сколько она тебе дала?

– Пятьдесят долларов.

– Откуда взялись эти деньги?

– Не знаю. По-моему, Учитель ей их дал перед отъездом.

– Почему вы уехали?

– Наверное, потому что Сестра Благодать заболела.

– Она не заболела, – сказал Куинн. – Ее отравили, и она умерла вскоре после того, как я отвез ее в больницу.

Карма прижала к губам кулак, на глаза у нее навернулись слезы и потекли, смешиваясь с тушью, по щекам.

– Неужели умерла?

– Да.

– Она в тот самый день сказала, что поможет мне уехать к тете, и вот – помогла. Сдержала обещание.

– Да...

Карма наклонилась и вытерла лицо подолом платья. Слезы высохли. Сестра Благодать была частью того, о чем надо было забыть.

– Что случилось с остальными, кто был в грузовике?

– Не знаю. Я слезла первая.

– Кроме того, чтобы добраться до тети, тебе еще велели что-нибудь делать?

– Нет.

– Но какие-то планы на будущее у них были?

– Да, только очень расплывчатые – когда-нибудь, когда все уляжется, снова вернуться в Башню.

– Вернуться в Башню?

– А вы что, думали, они легко сдадутся? Когда люди столько лет верят, они свою веру так просто не отдают.

– Когда ты в последний раз видела Брата Голос, Карма?

– Когда он помогал вам уложить Сестру Благодать в машину.

– Его не было в грузовике?

– Нет, он, должно быть, сел к Учителю, в новую машину. Точно не знаю, потому что грузовик отъехал первым, и была такая суматоха, спешка, все бегают, дети ревут...

– А Брат Свет в грузовике был?

– Нет.

– Брат Верное Сердце?

– Его тоже не было.

– Уехать решили неожиданно? – спросил Куинн.

– Да.

– Учитель решил?

– Конечно. – Карма удивленно посмотрела на него. – Кто же еще?

– Подумай хорошенько, Карма. У кого, кроме мамы, были деньги?

– У Сестры Блаженство Вознесения. Она их все время пересчитывала, боялась, что ей дали меньше, чем другим.

– Меньше, чем другим?

– Да.

– А кто раздавал деньги?

– Учитель, наверное.

– Но, насколько я знаю, у него не было денег, а состояние Матери Пуресы ушло на строительство Башни.

– Может, она припрятала кое-что? Потихоньку? Мать Пуреса никого не слушалась, даже Учителя. А теперь вам лучше уйти, мистер Куинн, – сказала она, напряженно вглядываясь в противоположный конец улицы. – Тетя вернется с минуты на минуту, и мне надо умыться и повесить на место платье. Оно не мое, а сестры. Натуральный шелк!

– Спасибо за сведения, Карма.

– Чего уж там...

– Я тебе оставлю свою визитную карточку с адресом и телефоном. Если вспомнишь, что забыла что-то рассказать, позвони за мой счет, хорошо?

Она взглянула на карточку, которую он ей протягивал, и тут же отвернулась.

– Не надо, она мне не нужна.

– Возьми на всякий случай.

– Ладно. Только я вам никогда не позвоню. Я даже думать о Башне не буду!

И дверь за ней закрылась.

В Сан-Феличе Куинн поехал прямо в полицию. Через десять минут там появился злой и запыхавшийся Ласситер.

– У меня сегодня законный выходной, Куинн.

– У меня тоже.

– Ну? Нашел девчонку?

– Да.

– Что узнал?

– Немного. Ей почти ничего не известно. Доехала в грузовике, который вел Брат Венец, до Бейкерсфилда. Оттуда ей велели автобусом добираться к тетке в Лос-Анджелес. Мать дала на расходы пятьдесят долларов. Похоже, все члены общины получили деньги, чтобы продержаться, пока не придет время все начать сначала.

– Ты говорил, что они бедные.

– Так оно и было.

– Откуда тогда взялись деньги?

– Карма не знает, – сказал Куинн. – Я тоже.

– Может, у Хейвуда были при себе наличные и он отдал их Учителю?

– Не похоже. Его сбережения целы, а самая крупная сумма, которую он снял в этом году с текущего счета – за три недели до исчезновения, – двести долларов. Подели двести долларов на двадцать пять человек. Пятидесяти не получится. А каждый из них получил больше.

– Почему ты так думаешь?

– Карме дали пятьдесят, а она ребенок, который ехал жить к взрослым. Остальным нужно было гораздо больше, особенно женщинам.

– Но почему ты так уверен, что деньги получили все?

– Не похоже, чтобы община вот так, дружно, в один миг разбежалась, если бы у людей не было на руках приличной суммы. Не могли все сорваться с насиженного места из-за одного человека, как бы хорошо они к нему ни относились. Что-то они получили взамен!

– Но единственный человек, которому все беспрекословно подчинялись, был Учитель, так?

– Да.

– Значит, это он дал приказ бежать?

– Он-то он, – медленно сказал Куинн, – но идея была не его.

– То есть его подкупили?

– Он так никогда бы не сказал.

– Зато я скажу. Если ты даешь человеку деньги только для того, чтобы он поступил по-твоему, а он их берет – значит, это взятка.

– Ладно, пусть взятка. Но представь себя на его месте: община хиреет, из нее уходят, новеньких нет. Он чувствовал, что конец не за горами, еще до смерти Хейвуда и Сестры Благодать. А два убийства подвели роковую черту.

– Куинн, я сейчас заплачу.

– Ну давай же попытаемся представить себе, как это было!

– Давай. Итак, подвели роковую черту. Дальше!

– Убийца мог предложить Учителю такой вариант: распустить общину до лучших времен.

– То есть до тех пор, пока пущенные в оборот денежки не принесут капитал?

– Да.

– Хорошая теория, Куинн, – сказал, иронически улыбаясь, Ласситер, – но в ней есть пара-тройка маленьких неувязок.

– Знаю, но...

– Погоди. Значит, в том письме, о котором мне в конце концов рассказала Марта О'Горман, убийца пишет, что действовал в порыве гнева. У О'Гормана было с собой два доллара и старая пишущая машинка на заднем сиденье, которая от силы потянула бы еще на десятку. Я пессимист и скажу, что если бы собирался возродить общину, то рассчитывал бы на стартовый капитал чуть побольше двенадцати долларов... Стой, не перебивай! Я помню: ты считаешь, что Альберта Хейвуд заплатила убийце за О'Гормана. Но тут у тебя концы с концами совсем не сходятся. Во-первых, в письме об этом ни полслова. Во-вторых, у Альберты Хейвуд не было причин убивать О'Гормана. В-третьих, она категорически – и очень убедительно – отрицает, что давала какому-то нищему деньги или одежду. Ну, что скажешь?