— Тихо, тихо, Хацуюки, — я погладил его по морде. — Я вижу, что ты уже почти здоров, ты сильный. Поправишься и сам. Сейчас тебе ещё лекарство дам, сразу станешь, как новенький.

Я достал два флакона с рябиновым отваром — если мазь подействовала, то и питьё должно, и дал его кентавру.

— Напоите его этим. А то я теперь не достаю. Надо чтобы он всё проглотил.

Кентавр последовал моим инструкциям — ему–то при росте всадника было сподручней — и Хацуюки заметно повеселел. В глазах живинка появилась и дышать стал ровнее. Он постоял немного и двинулся в чащу. Мы с кентавром наблюдали, как Хацуюки сначала неуверенно, но потом всё твёрже делает шаги и скрывается в темноте.

— Кстати, я — Флоренц, — представился кентавр, переступив передними копытами. — Гарри Поттер, вы знаете, зачем нужна кровь единорога?

Я даже карман проверил, не выпала ли моя банка. Были у меня мыслишки по поводу её использования, но я сделал невинное лицо и помотал головой, размышляя о том, что надо бы возвращаться в Хогвартс и ложиться спать. Отработку я посчитал полностью завершённой. Только Хагрида где–то носило.

— Убийство единорога считается чудовищным преступлением. Кровь единорога может спасти жизнь даже на волосок от смерти, но если убить единорога ради собственного спасения, значит обречь себя на вечные муки проклятья, — продолжил Флоренц. — Как только кровь единорога коснётся губ, человек, убивший единорога, будет проклят. Единороги — чистые и светлые создания, это — сама жизнь и магия…

Он ещё что–то говорил про «чудовище» и всяческие опасности, но я уже не слушал странные и какие–то витиеватые объяснения. В тот момент я понял, как помочь Кибе и сделать пространственный карман…

24 мая, 1992 г.

Шотландия, Хогвартс

Фукасаку–сенсей, мой жабий учитель, рассказывал мне легенды создания мира жаб — горы Мёбоку. В своё время я жил там и тренировался использовать природную чакру и режим отшельника. Красочный и цветастый мир жаб с высокой влажностью, разнообразными насекомыми находился на одном из расширенных «листьев» мирового древа, который разросся до «гнезда» — мира–сателлита. И на самом деле тот мир ограничен, как и наш мир шиноби, он имеет край — кромку скал и тумана. В общем–то, гора Мёбоку и её окрестности — всё, что нужно для жаб. Места и еды всем хватает. Если судить по миру шиноби, который тоже конечен и имеет Край Мира… можно прийти к выводам, что мы не само «мировое древо», как считалось раньше, а всего лишь одна из его ветвей. Широкая, толстая и с множеством разветвлений, но лишь ветка. Вполне возможно, что этот мир, в котором я нахожусь сейчас, и есть Ствол мирового дерева, иначе я бы не смог попасть сюда призывом. Да и о крае мира здесь было известно много веков назад. И ещё не факт, что это на самом деле было «необразованностью»… Кто знает, может быть в тот момент, когда строили ту Вавилонскую башню, люди из других миров ещё помнили о Крае…

Но что–то я отвлёкся.

Если суммировать то, что мне про теорию пространства и «карманы» рассказывал Джирайя и те легенды Фукасаку–сенсея, получалось, что в своё время Гамамару — великий жабий отшельник, создал прокол — ход в мир жаб. Само место уже существовало, так как миров на великом древе бесчётное множество: параллельных, перпендикулярных, под углами, каких угодно. А гора Мёбоку в круговороте природной чакры и под воздействием чакры жаб начала развиваться по пути, необходимому её обитателям.

Так как и здесь прекрасно работают мои свитки, которые, согласно теории фуиндзюцу, отсылают запечатанные вещи в определённо удалённый «лист» мирового дерева, то создать прокол в подходящее подпространство вполне реально. Узумаки постоянно использовали всё это. Есть легенда, что Узушиогакуре, когда во время второй мировой войны шиноби на остров клана Узумаки напали, смогли уйти в другой мир, создав его посредством фуиндзюцу. Было бы забавно, если в итоге именно они создали этот… Но что–то я снова отвлёкся. Немного нервничаю просто.

На самом деле, чтобы попасть в подходящий мир, требуется всего лишь несколько ручных печатей «свободного обратного призыва», благодаря им Джирайя в своё время переместился в мир жаб и смог подписать с теми договор.

Мой план одновременно прост и довольно трудновыполним. Технически это «создание мира–сателлита» на основе подходящего для этого и уже существующего среди множества миров крошечного «карманного» мирка–листа, к которым я постоянно обращаюсь во время запечатывания. Даже Курама когда–то был запечатан в таком «кармане», который посредством печати и ключа был привязан к моему телу и душе. Благодаря отцу и матери эти ключи–привязки мне более чем знакомы. Только использовать их надо будет несколько по–другому.

Мне надо объединиться с Кибой, чтобы совершить «свободный призыв» вместе с ним. Тогда мы гарантированно попадём в подходящий для нас обоих мир. Например, в такой, где можно дышать и жить ему и мне. Пусть это даже будет крошечный «лист–кармашек» — крошечный относительно размеров Мирового древа, конечно же. Также необходимо оставить якорь в этом мире, чтобы можно было вернуться, прерывая технику свободного перемещения. Затем дело за созданием свитка договора, который закрепит мир за нами с Кибой и облегчит мне его призыв. Чакру… то есть магию, всё равно надо будет тратить, но в разы меньше. К тому же мир Кибы будет поддерживать его… А магия жизни… Ну, да до этого ещё рано.

В голове всё уложено, несколько раз мысленно перепроверено. Если всё сделать правильно, то должно сработать. Ради Кибы можно и рискнуть.

— Я хочу сделать дом для тебя, для этого нужна твоя кровь и желание, — сказал я своему церберу, когда добрался до Запретного коридора и вошёл к Кибе.

«Я буду рад поделиться кровью, хозяин, и обменяться ею с тобой», — мыслеречь Кибы становилась всё лучше и лучше. Насчёт обмена, это он верно заметил, лучшая привязка, это иметь что–то общее в момент перехода.

Хорошо, что после лечения единорога у меня оставалось кроветворное, рябиновый отвар и немного мази. Крови от нас потребовалось немало.

Большой свиток пергамента, который был в два раза шире стандартного, я заказал через Дэниела и его каталог. Доставили его в уменьшенном виде в мешочке, так что мне осталось только достать его и развернуть, загнав Кибу в самый угол комнаты. На свитке смесью нашей крови я создал печать привязки к этому миру. Так мы гарантированно сможем вернуться. И это накладывает ограничения на Кибу — его можно призвать только в этот мир. Зато и даёт некоторые преимущества. На него, как основателя, не будут действовать изменения времени, которые, как мне кажется, обязательно случатся. Это также будет действовать и на потомков, если всё получится. Если вспомнить мир жаб, то основатель Гамамару был невероятно стар, огромен, но жив. А учителю Фукасаку было порядка восьмисот лет по исчислению жабьего мира, время в котором шло раз в пять–шесть быстрее, чем в мире шиноби. Тренировки, которым я там посвятил год, оказались чем–то около двух месяцев у нас. Жабы благодаря чакре и так были долгожителями, но их срок жизни явно был привязан к миру шиноби. Свиток договора был составлен далеко не Джирайей, а, если судить по первой почти стёртой подписи — Узумаки Коиджи, чьё имя я больше нигде не встречал в Хрониках.

Но мне предстояло, как я подозреваю, совершить подвиг далёкого предка.

Когда свиток, можно сказать, «зачин Договора», подсох, я свернул его, поставил в угол и накинул на него мантию невидимку. На всякий случай. Вдруг мы не вернёмся до окончания матча. Но если учитывать всякие параллельности и перпендикулярности, то расчёт времени в другом мире должен быть другим. Чтобы его определить я записал дату и точное время: «1992.05.24 12:35» и сложил записку в карман.

Затем мы снова «резались» — я дал своей крови Кибе и немного глотнул его — терпкой и немного жгучей. После заживления ранок забрался на холку своего пса и сжал его ногами.