— А Ника — р-раз, поколдовала, и порядок! И они все забыли, еще и покормили вас.

— Ну, дед! Ну отстань, прошу тебя. А три границы пересекать? Это как? Как засекут нас своими радарами! Как жахнут ракетами!

— Ну ты уж скажешь, — заспорил дед Кузя. — Что я, совсем дурной? Радар же только на металл реагирует.

— Петрович! — подскочил к крестному папа. — Еще раз возразишь — прибью! Есть радары, что реагируют даже на отдельных птиц! И кроме того, если уж пересекаешь границу, так надо знать систему противовоздушной обороны. А то сначала собьют и лишь потом будут разбираться.

— А если до границы лететь, а потом пешочком? — продолжал упорствовать крестный.

Но папа его уже не слышал, задумавшись о чем-то своем.

— В общем, так, — объявил наконец папа, — воздушный путь отменяется.

— Но почему? — воскликнули мы с крестным одновременно.

— Потому! Ни ты, ни я не знаем, куда лететь.

— Почему не знаем? — тут уже я вступила в разговор. — В Норвегию, ты же сам сказал.

— Молодец, Ника, садись на место. Двойка! Завтра маму приведешь. Подумай головой. Ну поднялись мы в воздух, и куда лететь? Ты знаешь? Нет. Вправо? Влево? Прямо? А куда это прямо?

— А если карты достать?

— Чтобы карты уметь читать, мало ходить в школу, тут штурман нужен. Да только штурмана не наймешь ведь, чтобы курс прокладывал. Так что заблудимся запросто.

— Ну почему? Со мной вы не пропадете, — заверил крестный. — Я умею с картами обращаться.

Но папа только хмыкнул в ответ:

— И ты с нами собрался, что ли? И где ж ты будешь? У меня в кармашке? Или коляску приладим к метле?

— Да! Об ентом я не подумал, — признал крестный и стал чесать в затылке, а потом ка-ак шлепнул ладонью по столу.

Папа аж упал от испуга на пол. Я тоже чуть не скатилась с кровати. А крестный еще раз ка-ак припечатает ладонью по столу:

— Я не позволю, чтобы двое малышей без присмотра шлялись по заграницам! Я поеду с вами!

— Ты что, обладел, Петрович? Предупреждать надо. И потом, это кто малыш? Я, что ли? — угрожающе спросил ilana, отряхиваясь от пыли. — Я хоть английский немного знаю. А от тебя толку… Да тебя там Как увидят, тут же отловят и в зоопарк сдадут, и надпись приделают: «Снежный человек».

— Ты, Тимофеич, ври, ври, да не завирайся! — явно обиделся крестный. — Неча меня в зоопарки отлавливать. А вот ты со своим английским только и сможешь, что мо-, л очка у кого спросить.

Тут папа опять, выставив кулачки, полез в драку. Но явное преимущество крестного сказалось очень быстро. Теперь обиделся папа и, забравшись ко мне на кровать, надулся и замолчал.

Я тяжело вздохнула:

— Что старый, что малый. Вы когда-нибудь будете себя вести нормально?

Но они меня явно не слышали, каждый думал о чем-то своем. Я тоже призадумалась. Оказывается, не так-^о и легко добраться до Туманного фьорда.

И тут мне пришла в голову еще одна нехорошая мысль. А как мы будем общаться с гномом Эриком? На русском языке или на каковском?

Когда папа это услышал, то окончательно пал духом и отправился попить воды на кухню. Зато чуть погодя опять подал голос дед Кузя:

— Ты че это выдумала, Ника? Нечистая сила понимает друг дружку без словаря. На то она и нечистая сила. Так что тебе переживать нечего. Уж как-нибудь объяснитесь… А-а-а-а! — вдруг заорал он, подскочив на лавке. — Ты что, Тимофеич, совсем рехнулся? Иголки в людей втыкать.

— А это тебе за Никочку! — торжествующе ухмыльнулся подкравшийся незаметно к крестному папа, размахивая невесть откуда оказавшейся у него в руках огромной сапожной иглой. — Сам ты нечистая сила. Еще раз так скажешь, еще получишь.

— Отдай, — протянул руку крестный, — отдай мне иглу, негодник.

Но папа покачал головой и стал медленно отступать. Завидя, что крестный встает из-за стола, шустренько вскарабкался на кровать и спрятался за моей спиной. Выглянув оттуда, он громко заорал:

— А вот и не отдам, а вот и не отдам!

Просто сил моих уже больше не было смотреть, как они ссорятся. Я молча повернулась и отобрала у папы иголку. Еще не хватало, чтобы сам поранился.

— Папа, а мы можем как-нибудь поехать на поезде? — я спросила больше из-за того, чтобы направить папины мысли в другое русло. А то зациклились на метле, будто другого ничего нет.

— Видишь ли, — тут же стал размышлять вслух папа, — тут же встают вопросы — где достать денег? Кто нам даст загранпаспорта? Кто проставит визы, то есть разрешение на выезд за границу? Кто нас пустит без взрослых?

— Почему без взрослых? — вновь обострил обстановку крестный. — Я же сказал, что поеду с вами.

— Все! — встал в позу папа. — Ника! Если он поедет, то я не поеду. Выбирай.

— Папа! — взмолилась я. — Ну хватит дурачиться. Это ведь тебе нужно, а не крестному.

— Ас чего ты взяла, что я дурачусь? По-твоему, я дурачусь, да? — обиделся теперь на меня папа. — Ну и решайте все сами.

И с этими словами он выскочил за дверь. Слышно было, как он шумно уселся на крыльцо и теперь тяжело вздыхал там, словно маленький слоненок.

— Крестный, — взмолилась я, — ну перестань доводить его. Ты же видишь, какой он сейчас стал.

— Мда, — повел подбородком крестный. — Вот как человек проверяется — детством. Пока взрослый был — нормальный, а как шпингалетом стал — так откуда только все и взялось? Ну ладно, пойду приведу.

Он тяжело поднялся и пошел к папе. Дверь закрывать за собой не стал, и я слышала, как он извинялся. Наконец оба вернулись в дом, и крестный пошел ставить самовар. А то от споров и криков всем захотелось попить чаю.

— Папа, — вновь я вылезла вперед с осенившей меня идеей, — а давай действительно полетим самолетом или на поезде поедем. Ты меня будешь приводить куда надо. А уж я буду делать так, чтобы нам и деньги давали, и визы ставили. А крестный будет нас охранять, чтобы нас не ограбили.

Папа сначала задумался, а потом неожиданно заявил:

— Я тебя всегда учил быть честной и не могу сейчас понуждать к обману и лжи.

— Папа! Ну что ты говоришь такое! Мы же не красть будем, а в твой банк пойдем. И потом, если мы этого не сделаем, то ты навсегда останешься маленьким.

— Нет! — в отчаянии закричал папа. — Я не хочу быть маленьким!

Он забрался ко мне на колени и зашмыгал носом:

— Ты же видишь, каким я стал! Мне плохо. Я действительно становлюсь другим каким-то. Это маленькое беспомощное тело. О-о-о! Я хочу быть снова взрослым. Зачем ты сделала меня маленьким?

Тут он с надеждой заглянул мне в глаза:

— Ты ведь правда поможешь мне?

Я прижала его к себе и, насколько смогла, попыталась успокоить. Тут дед Кузя принес самовар, и мы стали пить чай.

Еще долго мы спорили, предлагая новые планы, но сами же их отвергали.

И лишь когда солнце стало клониться к горизонту, папа вдруг спросил меня:

— Ника! А мы ведь до сих пор не знаем всех твоих возможностей. Вдруг ты можешь мгновенно переноситься из одного места в другое?

— Ну ты загнул, — снова проявил скептицизм крестный. — Как же так можно? Было б можно, так все бы только и делали, что порхали как бабочки.

Но папа проявил мужество и не стал обращать на деда Кузю внимание.

— Ну-ка, попробуй! Ника! Давай! Представь себе, что ты не на крыльце сидишь, а у себя на кровати.

Мы к этому времени сидели на крыльце, наблюдая закат. Я послушно закрыла глаза и представила себя сидящей на кровати. Вроде ничего не изменилось, только как будто подо мной стало мягче.

Я открыла глаза. Вот это да! Ура! Ура!

Бросившись к двери, я столкнулась с папой.

— Как лихо ты исчезла! — восхитился он. — Ура! Получилось!

И мы стали радоваться вместе. Выскочили на крыльцо и стали танцевать страшный танец дикарей из племени Мумбы-Юмбы с притоптываниями и боевыми криками. Дед Кузя сначала только осуждающе смотрел, а потом махнул рукой и присоединился к нам. Так мы и прыгали втроем на крыльце, пока окончательно не запыхались.

И начались тренировки. Папа тут же стал выяснять пределы моих способностей — куда я могу переноситься. Уже вскоре он решил, что я должна попасть в нашу квартиру и в подтверждение этого принести что-нибудь из вещей, но строго-настрого запретил волновать маму своим появлением.