— Что-то приболела Звездочка, кормилица наша, уже второй день ничего есть не хочет.
Вот это да! Получается, что и тетя Нина ничего не видит? Ну а я-то почему вдруг вижу?! Ну-ка попробую: открыла глаза, как обычно, — все нормально; только прищурилась — вот оно, болезненное пятно внутри коровы.
Медленно спустившись с крыльца, я направилась к Звездочке. Она жалобно замычала, едва почувствовала мое приближение. Мне же захотелось хоть как-то унять ее муки, и потому я принялась осторожно оглаживать больное место, почти не касаясь шкуры. Постепенно руки мои стали выписывать странный узор, подчиняясь неведомому ритму. Я сидела, а руки мои сами по себе гладили теплый бок. Сколько это продолжалось, я не поняла, но корова вдруг выздоровела. Она бодренько так поднялась и потрусила в хлев.
Я устало опустилась на землю и стала медленно приходить в себя. Что же это творится со мной? Я никому ничего не сделала плохого. Я маленькая городская девочка, приехавшая погостить на папиной родине. За что мне все это?
Теперь очевидно, что «потерянный» день существовал на самом деле, а не только в моем воображении. И приходится признать, что в этот день со мной что-то произошло. И я даже знаю, что именно, — я стала ветеринаром! Хм-м!
Почему я? Ну почему? Однако уже вряд ли что изменишь, мелькнула такая мысль. Я поднялась с колен и заглянула в хлев к Звездочке. Ей явно было лучше, так как она с удовольствием подбирала из яслей сено.
А с крыльца на меня таращились тетя Нина и Лизка. Я подошла поближе.
— Так ты ведунья? — с опаской промолвила лесничиха. — То-то я гадала, что это у тебя глаза такие черные, еще гуще, чем у отца.
Началось… Я не стала объясняться. Это бесполезно. Все равно как слепому рассказывать о красках. И хотя я еще толком не осознала открывшиеся во мне силы, глубоко внутри появилось ощущение, что лучше молчать.
После обеда, во время которого мне опять хотелось есть как безумной, я отпросилась отдохнуть, и лесничиха отвела меня наверх в светелку. Она так и сказала — светелку. Я упала на кровать и мгновенно уснула, без приятных снов, зато и без кошмаров.
Вечером с дальних выгонов вернулся лесник дядя Коля и после ужина приладил к мотоциклу коляску. Мы уселись с Лизкой, тетя Нина нагрузила нас банками с вареньем, и мы поехали в деревню.
Уж не знаю, о чем там говорили хозяева про меня, но только всю дорогу лесник, хмурясь, косился в мою сторону. Мне эти взгляды были очень неприятны, и я все отворачивалась в сторону. Хорошо хоть мы ехали не по асфальту и ему надо было следить очень внимательно за дорогой.
По возвращении я не стала ужинать, а сразу отправилась к себе. В доме было пусто, тихо. Что-то скрипело, хлопало. Со двора тоже не доносилось ни звука. Я улеглась на кровать.
Я — ведунья. Ведунья? Ведьма — вот я кто. А кто-то мне как-то говорил, что ведьмами и волхвами в древности называли мутантов. Мамочка! Я не хочу быть мутантом! Я хочу быть нормальным ребенком!
Я залезла под одеяло и, свернувшись в клубок, потихонечку стала скулить от жалости к самой себе…
Глава IV Кто я?
Папа сидел на краю кровати и осторожно поглаживал меня поверх одеяла. Я сладко потянулась и в тот же момент, вспомнив все, открыла глаза. За окном была непроглядная темень.
— Ну что, малыш, рассказывай, что тут с тобой произошло, — в папиных глазах искрилось веселье.
Я глубоко вздохнула, затем судорожно обхватила папу за шею и заревела в голос. Вволю нарыдавшись, я выпила воды, стуча зубами о край стакана, и, позабыв о своих прежних намерениях, все-все поведала папе.
По мере рассказа у папы все больше отвисала челюсть. Правда, он пытался задавать наводящие вопросы, чтобы лучше что-либо понять, но к концу повествования глаза у папы были такие, словно его только что огрели по голове.
А потом он засмеялся! Я так и думала, и зачем я только раскрыла рот? Но папа вдруг подхватил меня на руки и закружил по комнате:
— Как здорово! Теперь у меня есть дочка-ведьма! Ура!
Он стал прыгать и нести всякую чепуху. Я вырывалась, но он держал меня крепко, и в конце концов я тоже засмеялась — такое замечательное веселье устроил мой папа. Под конец он схватил метлу, заставил меня ухватиться за ее черенок и, взяв меня под мышки, вновь закружился по комнате. Он кружил и кружил, а я была совсем не против, поскольку мне тоже понравился полет в папиных руках.
А потом, через сколько-то минут, папа вдруг резко остановился и отпустил меня. Я же сделала еще несколько кругов по комнате и плавно опустилась рядом со столом.
У папы волосы встали дыбом, как у кошки на загривке, когда она фырчит. Он сделал несколько шагов по направлению к двери, затем, не оборачиваясь ко мне, поднял палец, призывая к вниманию, и произнес:
— Все под контролем. Жди меня здесь. Не улетай. Я скоро вернусь.
Я и не собиралась. Но мне так понравилось летать, что я подхватила метлу и стала нарезать виражи. И вдруг, кружась вокруг люстры, я поняла, что теперь папа будет мне завидовать, а не я ему. Он здорово умеет водить машину и все время кормит меня обещаниями, что посадит за руль лет через пять, не раньше. Зато теперь я буду летать, и на права сдавать не надо! Вот это классно! И тогда я открыла окно и вылетела на улицу.
Уже совсем стемнело. На небе взошла круглолицая луна. Я поднялась чуть повыше, захлебываясь от ужаса и восторга, захвативших меня. Во всех домах светились окна. Кое-где на подворьях раскачивались от ветра наружные лампы, отбрасывавшие зыбкие тени. Соседский пес увидел меня, вылетавшую в окно, да так и застыл, обалдело тявкнув.
Я кружилась над деревней, все увеличивая скорость. Ух! Всю жизнь мечтала полетать на самолете или вертолете. И вот теперь со мной кое-что случилось! И это гораздо круче, чем быть простым пассажиром. На самолетах все могут летать, а вот на метле попробуйте! Какие-то чувства распирали мою грудь, и я сначала повизгивала, а потом (правда, значительно удалившись от деревни) стала орать во весь голос. Вдруг из глубин леса мне ответил волк, затем завыл еще один. И я стала кричать еще громче! И странно — голос не садился.
Я поднималась все выше к звездам. На отдалявшейся земле все слабее светили огоньки деревни Белозеро. И вдруг далеко-далеко в северной стороне на самом горизонте я разглядела огонек. Любопытство — не порок, и я направилась прямиком туда.
В самой гуще леса на небольшой полянке стоял аккуратный домик, обнесенный невысокой изгородью. То тут, то там виднелись грядки, а дорожки были вымощены камнем. Из трубы шел дымок. Рассеиваясь в воздухе, он придавал ему необычайный аромат. И я невольно задышала глубже. Красивое крыльцо освещалось двумя фонариками. Конечно же, мне захотелось подлететь поближе, чтобы получше рассмотреть.
Вдруг дверь в домик распахнулась и в проеме появилась женщина. Она тут же замахала мне рукой, словно поджидала меня:
— Залетай, маленькая, залетай, не бойся.
Я осторожно спустилась и прошла внутрь. Вот таким и доля-сен быть сказочный дом феи. Очень уютный и аккуратный. В нем Сразу чувствуешь себя словно дома. По углам стояла резная красивая мебель, я же забралась с ногами в большое кресло у каменного очага и уставилась на огонь. Почти тут же появилась хозяйка с подносом в руках и, придвинув ко мне столик, принялась накрывать его. Вскоре мы пили чай и слушали, как потрескивают дрова.
— В головке у тебя очень много вопросов, это видно сразу. Я могу тебе кое-что рассказать об этом мире. Так что — спрашивай. Кстати, можешь звать меня — Хранительница.
И я тут же ляпнула:
— А вы человек?
Она рассмеялась в ответ, откинувшись на подголовник:
— Ой, не могу! Ну конечно же, я человек. А в чем дело?
— Но вы же волшебница?
— Нет, моя хорошая. А почему ты так решила?