Моим объяснениям больше всех обрадовался Кузнечик:

— Вот здорово! Я увижу оранжевую палатку и туристов. В жизни не видел туристов. Ура!

Я быстренько перенесла (перевела? перебросила?) всех в облюбованное место, и дальше мы отправились пешком.

Папа припрятал метлу, припорошив ее листьями, и стал продираться сквозь бурелом первым. Надо признаться, мы больше времени перелезали и обходили поваленные стволы, чем просто шли. Хорошо хоть ни один сучок не смог проткнуть, как ни пытался, наши сандалии. И как ни старались ветки, но так и не порвали наши одежды. Зато треску было! Землю покрывал сплошной слой сухой хвои и мелких сучков, предательски ломавшихся под нашими ногами. Интересно, и как по такому лесу можно бесшумно ходить?

Наконец чащоба стала редеть, и мы выбрались из лесных объятий на узкую полоску берега. Заприметив палатку, папа уверенно отряхнулся от паутины и направился навстречу неизвестности. Дед Кузя поотстал малёхо (это одно из его любимых словечек), и мы не стали его дожидаться.

На самом деле там оказалось три палатки. Просто две, синего цвета, стояли поглубже в лесу. На берегу на камнях расселись трое мужчин, а еще один, сидя на корточках, разжигал костер. Никто из них не глядел в нашу сторону. Наверняка был кто-то еще, предположил шепотом папа. Затем он взял меня за руку и пошел так, словно мы гуляли рядом с песочницей.

Когда до туристов, или кто там они, оставалось шагов двадцать, папа негромко кашлянул. Мужчины все как один встрепенулись и развернулись к нам. Уж не знаю, что они ожидали увидеть, но лица у них были ошарашенные.

Папа первым нарушил затянувшееся молчание:

— Извините, пожалуйста, вы бы не могли подсказать нам, не это ли Серебряное озеро? А то нам координаты дали самые приблизительные.

— М-м-м! — замычал самый бородатый из незнакомцев. — Дети, а вы кто?

— Ну, я… — начал было папа, замолк на миг и выдал: — В данное время мы на отдыхе, однако все в мире относительно…

Незнакомец округлил от удивления глаза. Папа понял, что дети так не разговаривают, и умолк.

— Да-а! — протянул второй бородач. — Интересные детишки нынче по лесу гуляют. Так откуда-же вы все-таки? Ближайший детский летний лагерь километрах в ста отсюда.

— Мы — приезжие, — вставила я.

— Да уж понятно, что не местные, и все-таки — откуда? Где ваши родители, или с кем вы там? Ну? — настаивал на своем бородач.

— Чего вы пристали, — высунулся со своим языком папа. — Мы ведь не спрашиваем, откуда вы? Что здесь делаете? Как вас зовут?

— А мы ответим, — спокойно ответил первый бородач, — мы все ученые, меня зовут Николай Семенович, можете звать просто дядей Колей. Мы из Екатеринбурга, проводим научную экспедицию. Ну что ж, теперь мы ждем такой же откровенности от вас.

Тогда мне пришлось отвечать, кое-что выдумывая на ходу:

— Меня зовут Ника, это мой брат Владимир, мы из Тюмени (почему из Тюмени? Сама не поняла, как это у меня слетело с губ), отстали от автобуса с дедушкой и заблудились. Нам нужно попасть к Серебряному озеру. Не могли бы вы все-таки подсказать, не это ли озеро зовется Серебряным?

За спиной застонал папа! Ну и пусть. Сам бы выкручивался тогда.

— Так, а где вы оставили дедушку, а? Девочка с греческим именем и одетая по последней афинско-тюменской моде?

Тут все бородачи расхохотались отчего-то.

— Ну чего вы? — в отчаянии я топнула ногой. — Вы можете ответить нам?

— Отчего бы и не ответить такой боевой девочке, больше похожей на неопытную шпионку, чем на потерявшуюся девочку. По картам это Красноармейское озеро, а вот когда-то оно действительно называлось Серебряным. Так что вы по адресу.

Тут из лесу, кряхтя и ругаясь, наконец-то появился дед Кузя. Он подошел к нам и сердито пробормотал, не обращая внимания на ученых:

— Черт! Опять этот чертенок потерялся!

Он стал хлопать себя по карманам, но Кузнечика там не было. Мы стали громко звать пропавшего, однако даже эхо не захотело откликаться. Все это время бородачи сидели не шелохнувшись. Наконец дед Кузя соизволил их заметить:

— Как здоровьечко, люди добрые?

И так он это хорошо сказал, что вокруг нас сразу стало как-то веселее. Бородачи сразу заулыбались, зашевелились, и вскоре уже мы сидели вокруг костра, над которым вовсю булькала уха в большом казанке. Дед Кузя уже бодро учил хозяев, как делать настоящую уху, и по обыкновению был вполне доволен жизнью.

— Слушай, Ника! — вдруг зашептал папа. — А тебе не кажется странным, что мы шатались, шатались по лесу, но нисколечко не устали. Вот целый день, считай, не ели ничего, кроме малины, а есть-то и не хочется. Что это с нами?

— Ты чего, папа? Это ж после Колыбели Жизни…

— А-а! — успокоился сразу папа. — А то я думал!.. Слушай, чего мы сидим со взрослыми, пошли побегаем по берегу?

Но едва мы отошли от костра, как из-за палатки выскочила белая, в черных пятнах лайка и бросилась к нам, подняв звонкий лай. Мы замерли, а собака, подбежав поближе, успокоилась и стала обнюхивать нас. Потом, враз потеряв к нам всякий интерес, отправилась по своим собачьим делам. Я же пошла вслед за папой, на ходу размышляя, куда мог деться Кузнечик и не пора ли его искать? Вдруг с ним что-то случилось? Только как это сделать, чтобы не насторожить бородачей? Так ничего не решив, я побежала босиком за папой по прибрежному песку.

После ужина хозяева нам с папой и крестным выделили отдельную палатку. Вообще-то во время еды они почти не приставали с расспросами. Правда, иногда я ловила на себе их задумчивые взгляды. И лишь один раз ко мне подсел один из ученых.

— Ника! Я правильно к тебе обращаюсь? — спросил он. Я утвердительно кивнула, тогда он продолжил: — А можно я взгляну на твой браслет?

Я заколебалась было, но потом протянула руку, предупредив, что он не снимается. Бородач достал из кармана увеличительное стекло и стал разглядывать змейку:

— Любопытно! Любопытно!.. А можно задать нескромный вопрос? Откуда у тебя такой браслет?

— Бабушка в наследство оставила, — брякнула я.

Бородач отошел, не подав виду, что разочарован. Хотя уже вскоре он сидел и шептался с тем, что назвался Николаем Семеновичем, время от времени поглядывая в мою сторону. Я тогда про себя решила, что, как только встречусь с русалками, мы тут же покинем этих дотошных взрослых.

Я ждала полуночи. Но оказалось, что повидаться с русалками не так-то просто. Во-первых, нас с папой погнали спать, а во-вторых, бородачи завели какой-то движок, подключили к нему лампы и под это тарахтение стали заниматься всякими своими научными делами, совершенно не собираясь угомоняться.

Однако только я собралась перенести себя к оставленной в зарослях метле, как вдруг лайка подняла ужасный шум. Она тявкала так злобно и в то же время так испуганно, словно увидела какую-то чертовщину. Бородачи затопали по лагерю, и я тревожно замерла под одеялом. Меж тем истерический лай собаки приближался, причем к нашей палатке.

Папа давно проснулся и теперь толкал меня локтем:

— Ты хоть что-нибудь понимаешь? Чего она взбесилась?

В это время что-то прошуршало по брезенту, и какой-то мелкий зверек забрался в палатку. Но не забился в угол, а забрался ко мне на руки, и только тут я поняла, что это пропавший чертенок.

— Ой, Кузнечик, — обрадовалась я, — как же ты, бедненький, потерялся? И как нас нашел?

— Ну нашел-то я вас легко, — дрожащим от негодования голосом ответил чертенок. — А вот как потерялся! Это деду Кузе спасибо скажи. Из-за него мы чуть не разлучились навеки. Вместо того чтобы степенно перелезать через поваленные деревья, он, видимо, вообразил себя кенгуру. Попрыгунчик! А мне противопоказана резкая тряска. Вот я и выпал из кармана, как кенгуренок. Только за кенгуренком сразу же настоящая мать возвратилась бы. А вы!

— А я тебе носильщиком не нанимался! — обиделся дед Кузя.

В ответ Кузнечик даже попытался пустить слезу, но я прижала палец к губам, и он замолчал, потому что лайка буквально захлебывалась от усердия, облаивая нашу палатку уже у самого входа. Иногда она просовывала морду внутрь, но тут же отскакивала назад. Кто-то вслед за собакой заглянул к нам, посветив фонариком.